Каиново семя - Варвара Клюева

Гуляеву стало совсем тошно. Оксана Вольская, которую он знал по школе, никогда не прибегала к хитростям и уловкам. Одноклассники уважали и побаивались ее - она была сильной личностью, и, по их мнению, чересчур уж правильной. Ксана неизменно отказывалась от участия в сомнительных затеях вроде коллективного прогула или небезобидного розыгрыша какой-нибудь нелюбимой учительницы да к тому же безжалостно высмеивала одноклассников за мелкопакостническую сущность, безмозглость и дух стадности. Обзывала бандерлогами, цитировала обидные куски из Киплинга. Ее многие недолюбливали. Но уважали, потому что она никогда не "стучала" и не выдавала зачинщиков, если побег или розыгрыш все-таки устраивался. Зная о ее справедливости и беспристрастности, Вольскую часто просили судить спортивные матчи и соревнования. Любой спор, каким бы бурным он ни был, быстро прекращался, если она брала чью-то сторону.

И эта самая Вольская убила Альбину, за которую когда-то стояла горой, которую утешала, защищала, оберегала, которой, в конце концов, дважды спасла жизнь? Убила чужими руками, воспользовавшись начальственным положением или знанием чужой неприглядной тайны? А после этого затеяла со следователем, бывшим одноклассником, недостойную игру? Да полноте, может ли человек до такой степени перемениться?

Но ведь переменилась же Альбина - чудная крохотная девочка с удивительно нежным и большим сердцем. Можно поставить под сомнение оценку, данную ей Оксаной, но спорить с общественным мнением было бы глупо. А старградцы с редким единодушием почитали свою губернаторшу за особу безжалостную и властолюбивую. Гуляев и сам мог бы кое-что добавить к этой характеристике. Расследуя однажды заказное убийство некоего Лытникова, старградского дельца средней руки, Сергей Владимирович выяснил, что его деловые интересы частично пересекались с интересами Турусовой, и попытался добиться встречи с Альбиной Николаевной. Поскольку созвониться с ней не удалось - хамоватый секретарь без стеснения отфутболил назойливого следователишку, - Сергей подстерег Альбину неподалеку от ее офиса. Не слишком мудрый поступок. Мало того что Альбина облила его высокомерным презрением и отказалась разговаривать, так еще и прокурор на следующий день устроил безобразную выволочку. Куда, мол, лезешь, недоумок?

Если одна женщина могла до такой степени измениться, почему не может другая?

И все же Сергею Владимировичу не хотелось в это верить. Может быть, потому, что лицо нынешней Оксаны напомнило ему иконный лик. А может быть, из-за той непринужденности, той легкости, что он испытывал в ее присутствии, несмотря на ее откровенный отказ помочь.

"Ничего, Оксана Яновна, и без вас справимся. Мало ли на свете сплетников? Говорят, Альбина меняла прислугу как перчатки. Наверняка среди уволенных найдутся обиженные, которые с радостью вывалят перед любым желающим грязное хозяйское белье. Служащие Альбины Николаевны тоже вряд ли откажутся перемыть покойнице косточки - ну, хотя бы некоторые. Если я не ошибаюсь, мало кто настолько любил Турусову при жизни, что захочет хранить ей верность после смерти. А уж вызнав все о ее неблаговидных делишках, я как-нибудь сумею вывести убийцу на чистую воду, сколько бы времени это ни заняло".

В тот же предрассветный час не спала и Оксана. Впрочем, она не спала вот уже... сколько? Неделю? Две? Пожалуй, с того дня, когда к ней в клинику заявился Турусов...

- Нет, Виктор Палыч. И давайте не будем тратить время попусту. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

- Ксана, ради бога, выслушай меня...

- И не проси, Виктор. Ни ради бога, ни ради черта, ни ради светлого будущего дорогой Альбины. Слишком многое мы с тобой побросали в топку пламенной любви к твоей драгоценной супруге. У меня топливо кончилось, нечего больше бросать.

- Ты думаешь, я не понимаю? - Вальяжная физиономия губернатора скривилась то ли в горькой усмешке, то ли в беззвучном плаче. - У самого все выгорело. Даже головешки, и те в пепел рассыпались. Не о любви речь. Вернее, не о любви к Альбине. Последние года два я вижу в ней не жену и даже не женщину, а гранату с выдернутой чекой. Малейший толчок, и взрыв накроет всех, кто поблизости, - меня, тебя, Маришку...

- Ты уж извини, Виктор Палыч, но твое благополучие меня волнует мало. Еще меньше, чем собственное, а уж куда, казалось бы, меньше. Или ты полагаешь, что я пошла к вам с Альбиной в рабство из стяжательства или честолюбия? Ошибаешься, дорогой. Деньги и карьера на моей шкале ценностей...

- Бог с тобой, Ксана, я никогда...

- А что касается Мариши, то Альбина при всем старании не сумеет изгадить ей жизнь больше, чем уже изгадила. Больше просто некуда. Короче, тебе не удастся меня напугать, Витя. И переубедить не удастся. Так что давай закончим этот разговор.

- Ксана, удели мне еще пять, нет, десять минут. И не перебивай. Это все, о чем я прошу. Я уже понял, ты не собираешься менять свое решение. Пусть так. Дай мне высказаться, а потом можешь повторить свое "нет". И тогда я его приму. По крайней мере, мне не придется винить себя в том, что я сдался, не исчерпав весь арсенал.

Оксана крутанулась вместе с креслом, обратив к собеседнику профиль, кинула обреченный взгляд за окно и сказала, вздохнув:

- Ладно уж. Выкладывай. Но я тебя предупредила.

- Спасибо.

Виктор Павлович пригладил седую, но все еще изрядную шевелюру, откашлялся и заговорил, сначала медленно и тяжело, потом быстрее, еще быстрее - так атлет разбегается перед прыжком.

- Ты знаешь, у меня никогда не было особых талантов. Я не могу похвастать ни блестящим умом, ни сугубой напористостью, ни дипломатическими способностями. Всем, чего я достиг, я обязан внутреннему чутью. Если хочешь, обостренному нюху.

"И покойному папочке-мажору", - мысленно добавила Оксана, но вслух ничего не сказала.

- До сих пор он меня ни разу не подводил. Ни в политике, ни в бизнесе, ни в жизни. Так вот, сейчас я чую исходящую от Альбины смертельную опасность. Подчеркиваю - смертельную. То есть речь идет не о том, что Аля осчастливит журналистов или моих конкурентов разоблачительными сведениями, не о том, что мы с тобой повылетаем из своих начальских кресел. Возможно, в отличие от тебя, Ксана, я был когда-то и честолюбив, и алчен, но на седьмом десятке обаяние денег и власти сильно тускнеет. Президентом мне не стать, в министры я сам не хочу - больно уж хлопотное и неблагодарное это дело, так что в карьере я достиг своего потолка. Со временем меня все равно турнут, и цепляться из последних сил, чтобы оттянуть неизбежный конец, я не стану. А деньги... Вряд ли я удивлю тебя, если признаюсь, что этого добра уже хватит и на мои пышные похороны, и на Маришкину безбедную жизнь, и на детей ее, и на внуков. Может, даже правнукам перепадет. В общем, поверь, не из-за теплого местечка я так засуетился. А вот помирать раньше срока мне бы не хотелось. И тебя хоронить. Я знаю, ты меня недолюбливаешь, но, поверь, я к тебе всегда тепло относился. И уж совсем мне не хочется рисковать Маришкой. Погоди, Ксана, я еще не закончил. Да, у меня нет никаких доказательств, что дела обстоят так скверно. Только этот пресловутый нюх, но я ему доверяю. Стоит мне увидеть Альбину, внутри как будто включается сигнал тревоги. А когда рядом с Альбиной Маришка, воздух вокруг них, кажется, вибрирует от ненависти. Пока они вместе, взрыв может прогреметь в любую минуту. Но и попытка оградить от нее Маришку приведет к тому же результату. Непременно приведет. Нам с тобой худо-бедно удалось вырваться, но девочку Альбина не выпустит, ты же знаешь. Думаешь, я не ломал голову, пытаясь найти другой выход? Еще как ломал! Но его нет, Ксана, не существует, пойми! Ты должна согласиться, иначе... не знаю... произойдет что-то ужасное.

Виктор замолчал. Оксана подождала продолжения, но его не последовало. Тогда она вернула кресло в прежнее положение, и чеканный профиль, созерцаемый губернатором, обратился в столь же чеканный фас. Холодный тон и четкая артикуляция Оксаны Яновны Вольской были вполне под стать ее медальному облику.

- Ты все сказал, Виктор Павлович? Тогда до свидания. Мой ответ ты уже слышал.

- Ты мне не веришь?

- Не знаю. Скажем так: я не хочу тебе верить. И вроде бы оснований у меня достаточно. Мать, посягающая на жизнь своего ребенка, явление довольно редкое, тебе не кажется? Особенно если учесть, насколько тяжело досталась Альбине дочь...

- Если бы речь шла о нормальной женщине, я бы с тобой согласился. Но психическое здоровье Альбины... Да кому я это говорю! Не ты ли сама еще два года назад пыталась убедить ее обратиться к психиатру? Помнишь, к чему это привело?

Ксана усмехнулась.

- Ну, если брать сухой остаток, то к моей свободе. Правда, боюсь, свобода может оказаться временной. Вот уже три месяца, как Альбина вновь со мной разговаривает, а последние две недели - даже не без некоторой сердечности. Не исключено, что ее неизреченная милость объясняется потребностью в моих профессиональных услугах.