Двойной без сахара (СИ) - Горышина Ольга

Неожиданным оно было лишь для меня. Лиззи зачем-то скрыла от меня планы на отпуск. Быть может, совсем не усталость стала причиной ее отказа от летнего семестра. С чего ей вдруг устать, если она все эти годы, как часы, пахала от зари до зари. Никаких изменений в ее здоровье я не заметила, если только от меня не утаили что-то серьезное. Наверное, именно эта растерянность и отразилась на моем лице, потому что Падди слишком быстро сунул мне под нос меню. Только я не стала его читать, а выдала заготовленное: треску и картошку.

— Иисусе! — воскликнул Падди. — Я ждал заказ на гамбургер. Они у нас тоже вкусные, так что не брезгуй, Лана.

— Она американка лишь наполовину, — не мог не влезть Шон. — Заказ на рыбу последовал от ее русской половины.

— О… — вновь протянул Падди, который в общем-то тянул все звуки. — К рыбе подать водку?

— Пиво, — Шон не дал мне даже попытаться парировать шутку.

— А в Штатах сначала спрашивают, что желаете пить, — начала я, будто в отместку, когда Падди неслышно ускользнул от нас.

— А в Ирландии вкусы разнятся лишь в еде, — почти что перебил меня Шон. — А так у всех одно: пинту, а потом два стакана виски. Для разгона.

— Мне будет достаточно пива, — попыталась улыбнуться я, чувствуя, как живот вот-вот напомнит, что предпочитает еду наперед выпивки. Однако размер стакана давал понять, что виски мне уже не потребуется, а вот заранее выяснить месторасположение туалета будет более чем разумным шагом.

Пока мы ждали еду, Шон успел задать слишком много недопустимых в американском обществе вопросов. Впрочем, я даже рада была поговорить о себе, ведь это помогало разобраться с собственной жизни. Что я действительно собираюсь делать, раз моя волонтерская работа закончилась? Да, после окончания Академии я не искала работу. Конечно, я не назвала ирландцу истинную причину промедления — меня слишком захватило неизвестное доселе чувство к женщине, потому я делала лишь то, что говорила мисс Брукнэлл.

Я рисовала картины для благотворительных аукционов — несколько, к моей огромной радости, купил мэр одного из пригородных городишек, чтобы украсить холл мэрии. Но основная моя работа была в начальной школе. Из-за урезания финансирования школьного образования почти везде в городе отменили уроки рисования, и я вступила в группу учителей-волонтеров, которые и цента не получали за свои труды. Государство платило лишь за необходимые для уроков материалы, но в нынешнем году на школу, в которой я работала, не хватило денег, и после Рождества я осталась дома в прямом смысле слова. Впрочем, на жизнь я все равно не зарабатывала, полностью завися от Лиззи финансово. Впрочем, об этом в разговоре я тоже умолчала, сказав, что на счете у меня еще остались присужденные после развода деньги. А потом последовал закономерный вопрос…

— Сэр, — я выдержала паузу. — Мне кажется, вопрос, почему я разошлась с мужем, входит в группу личных, не так ли?

— Господи Иисусе! — Шон даже всплеснул руками. — Что может быть личного в вопросе о неудачнике? Я ведь не спрашиваю, какой дурак отпустил тебя одну на наш остров!

— Почему вы считаете моего бывшего неудачником?

— Да потому что я бы никогда не позволил увести у себя жену.

— Вы не женаты, сэр.

Шон спрятал руки под стол и коварно улыбнулся, будто долго тренировал эту голливудскую гримасу перед зеркалом.

— А вы наблюдательны, мисс Донал.

— Я — художник.

— Я помню. Так все же, как так случилось…

— О'кей! О'кей! О'кей! — теперь уже я трясла руками. — Я вышла замуж ради американского паспорта. Довольны?

— Предсказуемо. А дальше? Был очередной дурак?

Я выдержала взгляд и отхлебнула пиво, изрядно зарывшись в пену. Густые ресницы ирландца дрогнули. Я давно не видела такого взгляда, и он мне понравился, но не заставил вздрогнуть в ответ. Я принимала игру, дурацкую, но на нынешней вечер достаточно безопасную. Наш хозяин не ведет себя истым католиком, но все же лишних карт ему открывать нельзя.

— Был, — я все еще пила пиво, и мои слова заставили темную жидкость пойти пузырями. — Я тогда еще училась в Академии. Он был лет на двадцать старше меня, чуть младше моего мужа. Из тех, кто сорвав куш в компьютерной сфере, выходили в сорок на пенсию, чтобы попробовать себя в том, на что нельзя прожить

— в искусстве. Он решил научиться рисовать и играть на фортепьяно. Музыкант из него получился неплохой, что не могу сказать про художника. Однако в его работах чувствовалась страсть, в каждой линии, в каждом мазке… Академизм его не привлекал, и он плевать хотел на оценки. И именно это меня и привлекло в нем.

Я замолчала, поняв, что сказала лишнего. А даже не выпила еще и пинты.

— Please, lass, don't get stuck between the gigs and the reels! Did he win you over?

Я на мгновение прикрыла глаза, переваривая и пиво, и вопрос, сытая по горло деревенской фамильярностью ирландца. Я чувствовала себя балансирующей на тонкой нити, отделяющей героиню романа Джейн Остин от героини фильма "Красотка".

— No, — отрезала я. — I stayed faithful to my husband through all three years of our marriage.

— Lucky him! But he couldn't keep his fairy wife anyway. So…

— Please, stop now, Sir! How about you? What are you doing for a living?

— I'm an artist.

— Really?! — невероятно, что он тоже оказался художником, потому как совершенно не выглядел творцом кисти.

— A piss artist.

Я вопросительно скривила губы, отодвинув пустой стакан.

— Алкоголик, — расхохотался Шон в голос, и я вспыхнула, проклиная себя за так быстро осушенную кружку.

Я чувствовала спиной взгляды — конечно, завсегдатаи рассматривали меня. Американка, оказавшаяся в добавок русской, — это же отличная тема для вечерней беседы. К тому же, с нечесанными волосами, даже без туши, но, к счастью, в кофте ирландского производства — спасибо Лиззи.

От следующего вопроса меня спас Падди, появившийся с тарелкой трески. Он долго расшаркивался у столика, извиняясь, что ему пришлось жарить рыбу самому, потому что повар ушел домой. Понятно теперь, почему Шон не заказал себе ничего. Мне стало неловко, но пока я думала, что сказать, Шон пробубнил что-то по-ирландски, и Падди удалился, а я схватила вилку с ножом, решив, что Шон сумеет отыскать в себе хоть немного такта и не станет мешать мне есть своими дурацкими вопросами. Настолько пошлыми, что я уже не могла сравнить себя даже с героиней Джулии Робертс. Что он вообще обо мне подумал? Неужели я выгляжу так дешево?

Неужели? Иначе какого хрена мне в колледже сделали предложение изменить мужу? Бред каждую перемену утаскивал меня в музыкальный класс, чтобы наиграть на пианино очередной вальс Шопена. Я по дури не прогоняла его, потому что он оставался единственным, кто исправлял ошибки в моем английском. Однако я резко поумнела, когда Бред позволил себе распустить руки в первый же раз, как я приняла его предложение подвезти меня до дома, чтобы в дождь не ждать автобуса.

Я объяснила ему, что между нами ничего не может быть ни просто так, ни даже если он сделает мне предложение. Хотя в душе я понимала, что он никогда на мне не женится. Бред понял мо й ответ. Так мне показалось. Но однажды он позвонил на домашний телефон, как-то откопав его в телефонной базе, и начал нести какую- то чушь, из которой от страха я ничего толком не поняла. У меня задрожали руки, потому что Пола этим вечером лишь по случайности не оказалось дома, и Бред как-то узнал про это. Я проверила, что все двери заперты, и стала про себя проговаривать то, что скажу, если придется набрать номер 911.

К счастью, Бред не пришел, а на следующий день в Академии сделал вид, что вообще не звонил, и продолжил играть Шопена. Я решила, что накануне он был пьян или чего похуже, и испугалась говорить с ним лично, но все же, наученная в интернет-форумах, послала эсэмэску с предупреждением, что если он еще раз подойдет ко мне в колледже или позвонит, я сообщу в администрацию о sexual harassment. Это подействовало безотказно. Он-то думал, что русская девочка никогда об этом не догадается. А о чем думал Шон, повторяя свою двусмысленную фразу?