Станция 'Самосуд' (СИ) - Ена Вольховская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Бабушка… — робко произнесла Рида.
— Знаешь, у вас тоже могли быть и дядя, и тетя, но… — женщина запнулась. — Это не ваше дело, не лезьте в него. У меня больше нет слез, чтоб оплакивать еще и вас.
Девушка заторможено кивнула. Напоследок Вилья еще раз вгляделась в темные глаза и, обреченно вздохнув, вышла на небольшой дворик. Некоторое время Рида молча стояла посреди веранды, переваривая полученную информацию. Хотелось кричать. Кого-нибудь ударить. Хотелось засунуть виновников в самое пекло!.. Но сил просто не осталось. Сегодняшнее событие просто выжало ее. В какой-то момент, глядя в окно, она осознала, насколько бессильна, насколько бесполезна и беспомощна в сложившейся ситуации. Все, что она могла, отпустить ее. И внезапно стало легче. Вдохнув прохладный вечерний воздух, она вернулась в дом и услышала, как из зала доносилась пронзительная трель телефона.
Девушка устало посмотрела на него: она прекрасно знала, кто по ту сторону провода, и лучше от этого не становилось. Она тряхнула головой, прокашлялась, избавляясь от следов недавней истерии, и резко подняла трубку.
— Привет! Да все нормально, мам, отделались испугом, — бодро говорила Рида, хотя с выражением ее лица впору кого-нибудь хоронить. — Да что значит «не верю»?! Вот она я, прямо сейчас разговариваю с тобой! Нет, мы не сможем приехать: все пути перекрыли. Дать трубку Дориану? — Рида оглянулась на брата. Тот прокашлялся и кивнул: — Да, сейчас.
Рида положила трубку в перебинтованную руку, растянув при это провод донельзя.
— Привет, мам! Как у вас дела? У нас тут теперь горячо — полиция ищет виновников происшествия, — на этих словах девушка отвела взгляд. — Со мной? Да нормально, не жалуюсь. Мы опоздали на посадку, так что все обошлось. Да, пока, передавай отчиму «привет»!
Послышались короткие гудки, а за ними два облегченно усталых вздоха. В зал, где обустроили временное лечебное лежбище, с деловым видом вошла Вилья и поверх очков «кошачьих глаз» укоризненно посмотрела на внуков.
— Перестань, ба, и так тошно.
— Что это за цирк сейчас был? — женщина убрала седую прядь за ухо.
— Им ни к чему знать подробности, — покачал головой Дориан.
— Именно. Помочь они никак не смогут, только переживать будут почем зря. Пусть лучше думают, что все нормально. Тем более, что, учитывая детали, так и есть, — Рида исподлобья глянула на брата. — Мы, считай, почти и не соврали. А к тому моменту, когда полиция разберется со всем этим и пути откроют, малыш Дори будет как новенький, — усмехнулась она, глядя на обожженное скривившееся лицо.
— Грешно над болезными потешаться, сестричка.
— Я даже догадываюсь, в какой момент своей жизни ты вдруг уверовал. Есть хочешь? — спросила она.
— Я все вам принесу, только прекращайте свои дурацкие шутки! — грозно произнесла Вилья. — Всему должен быть предел!
— Да, бабуль, прости, — улыбнулся Дориан.
— Мы уже порядком устали от серьезности. Особенно сейчас.
— Я знаю, — произнесла Вилья, — и прекрасно вас понимаю, — с этими словами она покинула зал, оставив брата с сестрой наедине.
Тем временем на другом конце города, в опрятном выбеленном доме в два этажа, происходили схожие события. Илинея отправилась вместе с родителями еще засветло. И уже по дороге в вычурной механической повозке начался допрос. Илинея лениво отмахивалась: ничего не знаю, ничего не видела, и вообще, досталось меньше всех. И хотя все это было правдой, ни сидящая рядом мать, ни находящийся за рулем отец не унимались. В конце концов девушка просто перестала реагировать на вопросы и молча смотрела в окно. Это было похоже на сон с открытыми глазами.
Когда они, наконец, добрались до дома, Илинея лишь уточнила, осталась ли ее комната там же, или ей перебраться в гостевую. Получив ответ, она поднялась под встревоженные взгляды на второй этаж. Ее комната была все такой же, какой она оставила ее семь лет назад, когда перебралась в академию — сначала учиться, а затем и преподавать искусство иллюзии. Даже старая учебная виолончель стояла на своем законном месте в углу. Собственно, за нее первым делом и схватилась девушка. Через несколько минут кропотливой настройки инструмента по дому разлилась тихая, угнетающая мелодия. Девушка, не мигая, смотрела в одну точку и медленно водила смычком по струнам. Музыка часто сопровождала ее мыслительные процессы, что не раз заставило ее родителей пожалеть о своем решении: не для того они в свое время нанимали ей учителей.
Уже поздним вечером, когда музыка стихла, отец семейства, Зейн Девраиль, поднялся к дочери и, как никогда, робко постучался в бежевую резную дверь. Прозвучало отстраненное «Можно». Мужчина вошел в комнату и подсел на кровать.
— Пойми, мы, действительно, заботимся о тебе… — без вступления начал он.
— Я знаю, — Илинея поднялась на ноги и пошла ставить инструмент на место, — и я благодарна вам за это, — она повернулась лицом к отцу. — За ту часть, где вы действительно заботились обо мне, а не о своем будущем благосостоянии за мой счет, — челюсти Зейна сжались.
Подобный разговор происходил не впервые. Но если когда-то колдун утешал себя мыслями о том, что девочка слишком юна, чтобы понять все, то теперь… Теперь с ним говорила не маленькая девочка, не импульсивный подросток, уставший от уроков этикета. А взрослая девушка, твердо уверенная, что все детство ею манипулировали и собирались использовать, как разменную монету. Выдать замуж за богатого аристократа… Тогда Зейн считал, что этим обеспечит дочери счастливую и безбедную жизнь, ради которой можно потерпеть некоторые неудобства, но сейчас кое-что понял: это не было счастьем в понимании самой Илинеи.
— А еще я была бы вам благодарна, если бы вы хоть немного доверяли мне и моим решениям!
— Твоим решениям мы доверяем, — твердо произнес Зейн.
— Тогда почему вы вините Риду в случившемся? Я отправлялась в город не за компанию, а на конференцию. Можно сказать, что это они решили выехать на пару дней раньше, чтоб мы могли добраться вместе.
Мужчина с трудом удержался от того, чтобы закатить глаза. Ясно, где псина зарыта! Подружка из людей стала первым камнем преткновения. Хотя нет, первым поводом для конфликта. До нее все успешно, как им казалось, решалось наказанием или переговорами. А Рида… В высшем обществе общаться с людьми на равных — дурной тон, пусть и негласно. Появление боевой девицы в жизни семейства изрядно попортило им планы, ибо будило в дочери удивительнейшую непокорность. И способность думать своей головой. Нет, Илинея не была глупа, но ее ум подсказывал, что она зависима от родственников со всех сторон и ей остается лишь слушаться