Злодей не моего романа - Евгения Чепенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Поделись своими бедами, может статься я помогу их преодолеть.
Я задумчиво оглядела парня. А ведь верно. Это вариант какой, никакой. Он же герой мыльной оперы. Благородство и самобичевание в характере. По всем правилам сожрать не должен.
— У тебя найдется, где переночевать?
Георг видно не ожидал такого хамства, растерялся, в глазах промелькнуло удивление и тут же скрылось. Он улыбнулся.
— Это вся твоя беда?
— Нет. Это самая насущная.
— В моей квартире.
— Круто. Тогда пошли, — я вспомнила про Эйну. — Хотя нет. Погоди.
Обернулась к стойке, девушки не было. Вот блин. Ну и Черт с ней. У нее, в отличие от меня, дом есть. Потом со своим Георгом встретятся. Георг… Георг… Ерундовое имя. Откуда Дарья такое взяла?
— Ты кого-то ждешь?
Я залпом выпила свой мартини.
— Нет. Заплатить хочу.
— Я оплатил.
— Чего? — моя бровь поползла вверх. — С какой стати?
Он пожал плечами.
— Если хочешь, вернешь всю сумму позже.
— Хочу, — кивнула я. — Только учти. Переночевать и все. Без подводных камней.
Георг снова кивнул.
— Никаких камней.
Мы вышли и побрели по улице в полном молчании.
По дороге я пыталась припомнить все, что когда-то судьба послала мне прочесть о го… то есть о вампирах. Кровь, клыки, бессмертие. Мозг выдал исчерпывающий список. Пыжикова заикалась что-то про тысячи лет.
— Мальчик-гот! А сколько тебе лет? — довольно импульсивно нарушила я молчание.
Он поморщился.
— Я — Георг. Будь добра называть меня именно так.
— Ладно, Георг, Георгий… А можно Гришей?
Мужчина снова поморщился, тем не менее, кивнул.
— Короче, Гриш, сколько тебе лет?
— Двадцать пять.
— Тысяч?
— Почему тысяч? — не понял он.
— В аннотации так было написано.
— В какой аннотации? — он резко остановился. Чувствую, я первая в истории книго-героинь узрела вампира с ошарашенным взглядом и открытым ртом. Скорее всего он просчитывал степень моего безумия. И правильно, я бы тоже так о себе подумала. Однако вот прямо сейчас меня это мало заботило, поскольку во рту никаких клыков не обнаружилось.
— Эй! А где клыки? — возмутилась я.
Гриша не ответил, продолжая теперь уже хмуро изучать мое лицо.
— Какие клыки? — наконец спросил он.
— Ну как же! Я думала ты типа вампир. И у Инферно так написано.
Гриша потерял человеческое обличье, и без того минимальное, кстати, зарычал, от неожиданности я выронила и пальто, и сумку, толкнул в ближайшую подворотню, схватил за горло, прижал к стене.
— Кто тебя послал? Эрик? Это его рук дело? — я захрипела. Вот дура! А дышать-то больно! На моих глазах клыки во рту мужика удлинились, выехав из десны. И кто меня за язык тянул?
— Не знаю никакого Эрика! — с трудом просипела я. — Дебил! Ты сам ко мне клеился! Тебя никто не просил!
Он отпустил. Я рухнула на грязный асфальт.
— Вполне вероятно. Эрика окружают красотки. Ты не в его вкусе. Скорее уж та девица в баре.
Я про себя подумала, что за красотку он мне еще ответит. Хамло.
— Кто такой Инферно? — самозабвенно продолжил допрос Гриша. Хоть бы подняться помог! Урод.
— Гадалка, — зло процедила я.
— Как ты узнала кто я?
— А чего там узнавать? Ты себя в зеркало видел? У тебя все на лбу написано большими красными буквами. Еще рычишь и кидаешься. Джентльмен! — мне удалось подняться на ноги. Отвернулась и поплелась прочь из подворотни, пока там, на улице, вещи не украли.
— Стой. Я еще не закончил.
— Держи карман шире, — огрызнулась я. — Забудь вообще. Я с тобой никуда не иду. Кто тебя знает, может ты голодный, и ужин домой тащишь.
— А раньше ты об этом не думала?
— Я раньше о Дикой Розе и Риккардо думала.
— О чем?
Ответить не успела. Неподалеку раздался дикий женский визг, к нему присоединился еще один, а следом еще.
3
Я кинулась в направлении вопящих. Такова суть моего характера. Если покажется, что с кем-то беда, я мчусь сломя голову на помощь, порой не задумываясь о собственной безопасности.
Метрах в двухстах за мусорным баком обнаружилась небольшая группа, человек из пяти, которая постепенно обрастала новым зрительским составом. Две женщины визжали. Остальные люди, судя по лицам, пребывали в полнейшем ступоре. Я растолкала зевак и пробилась поближе к центру. Первое что бросилось в глаза: из-за ржавого днища выглядывали женские ноги в сетчатых чулках и разбросанные одинокие черные замшевые туфли лодочки с невысоким каблуком. Кто-то потянул меня за локоть назад.
— Не смотри, — это был Гриша.
Я сердито выдернула руку и шагнула за бак. Там в позе сломанной куклы с разорванной шеей лежала девушка в кожаной куртке и ярко-алой короткой юбке. Лицо ее сложно было узнать, да мне и не требовалась. Я узнала одежду.
— Эйна, — одними губами прошептала я. В мозгу пронеслись две мысли. Первая: она все-таки стала жертвой маньяка… или зверя. Вторая: я изменила ход событий в книге.
— Иди сюда, дура! Она мертвая, — сейчас я была согласна с мужиком. Вот уж и правда дура. Гриша вывел меня из толпы и повел куда-то. Я попыталась сосредоточиться. Труп был самый настоящий, всамделешний такой, синий. Читать и видеть своими глазами — разные вещи. А может и не везут меня ни в какой машине скорой. Может я реально попала в этот Саммертхил… хол… От подобных размышлений мартини полез обратно. Я согнулась пополам и тяжело глубоко задышала.
— Ничего, ничего, — погладил меня по голове новоиспеченный знакомый. — Говорил, не смотри.
Я очнулась от своих переживаний и подняла глаза к небесному комментатору.
"Елена не знала кто эта девушка, но одно она знала точно — в эту ночь она уже не сможет заснуть или остаться одна. Она чувствовала себя маленьким напуганным ребенком. Против воли захотелось оказаться в чьих-нибудь надежных объятиях. Лена взглянула на Георга…".
Я в сердцах проматерилась. Дарья, вообще, в выдуманный мир заглядывает хоть иногда повнимательнее? Или она видит только то, что ей хочется видеть?
— Пошли. Поспишь, легче станет.
Я вспомнила разорванное женское горло, темные пятна крови на асфальте и теле, подавила новый приступ тошноты.
— Кто ее так?
Гриша пожал плечами. Я наморщила нос.
— Да брось. Кто-то из ваших. Люди режут, а не разрывают.
— Плохо ты людей знаешь.
— Смотря где.
— В каком смысле?
— Неважно. Так кто ее так?
— По ночам бродит много хищников, — немного помолчав, философски изрек гот.