Злодей не моего романа - Евгения Чепенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
"Эйна тяжело вздохнула…"
Эйна? Это какой такой национальности автор? Потом гляну.
"… и бросила украдкой взгляд в сторону подруг, устроивших небольшой девичник в честь расставания Элоизы с ее женихом. Идти к девушкам не хотелось. Ей было неинтересно вот просто так сидеть и поглощать в неимоверных количествах алкоголь…"
И чего приперлась? Я медленно начала разочаровываться в дедуктивных способностях автора. Даже предлога нормального для девицы в баре изобрести не смог.
"Взгляд ее медленно скользнул по соседу слева, высокому бледному, худощавому брюнету с длинными волосами, собранными в хвост. Черные джинсы и рубашка в тон завершали поразительно притягательный, пропитанный таинственностью образ…"
Гот что ли? Субкультуры в детективах — это интересно. Может еще не все потеряно.
"Он спокойно потягивал вино из высокого бокала…"
Гот-гурман.
"— Нравлюсь? — без предисловий спросил незнакомец…"
Оригинальный заход. Я хмыкнула. Мне понравилось комментировать книгу самой себе. Это весело.
"Эйна растерялась и просто кивнула. Парень взглянул на нее, и у девушки перехватило дыхание от этого взгляда. Такой ясный и одновременно умудренный жизнью…"
Сколько готу лет?
"Она улыбнулась ему.
— Грустишь?
Он кивнул.
— Напиваюсь.
Эйна нахмурилась. Незнакомец не выглядел пьяным. Бледным, больным — да, но не пьяным…"
— Свинка? ОРЗ? — начал делать ставки неугомонный мозг. В душе меж тем поселилось странное неприятное предчувствие.
"— Что бы не произошло в жизни, оно того не стоит… — Девушка понимала, что фраза звучит глупо, но ей хотелось подбодрить этого парня, который всего за несколько минут успел ей так понравиться. Он загадочно усмехнулся.
— Ты не знаешь, о чем говоришь.
— Нет, знаю, — настаивала на своем Эйна.
Незнакомец окинул ее грустным взглядом.
— Это не важно. Теперь уже не важно…"
Меня перекосило так, словно я за один присест схряпала три лимона и подавилась соком. Последний раз такие диалоги слышала по телеку то ли в "Дикой Розе", то ли в "Богатые тоже плачут". Точнее не помню. Исключительно в мыльных операх мужики закатывали грустные глаза, вздыхали и загадочно изрекали, что все уже не важно.
Я с каким-то остервенением захлопнула книгу, перевернула ее и уставилась на аннотацию. Увиденное не прибавило ни грамма энтузиазма, зато все расставило по местам: и несостоявшуюся жертву маньяка, и депрессивного старого гота.
"Кэтрин Инферно — псевдоним признанной русской писательницы Дарьи Пыжиковой, создавшей удивительный мир вампиров и оборотней…
Эйна Куил простая смертная девушка живет и работает в городе Саммертхол и не подозревает, что по ночам знакомые улицы превращаются в поле битвы бессмертных кланов…"
Кэтрин Пыжикова, значит. Это выходит я вместо того, чтоб схватить с прилавка свой законный детективчик, взяла вот эту бурду? Ох, найти бы ту девицу! Я тяжело вздохнула и матюкнулась вслух, чем привлекла внимание окружающих. Стараясь скрыться от любопытных глаз, еще раз уткнулась в аннотацию.
"…Ему тысячи лет, он одинок и изгнан по вине своего безжалостного врага, но однажды, повстречав молодую девушку в баре, он…"
Я присвистнула. Вот Инферно-Пыжикова дает! Я со своим дедушкой общего языка не нахожу, хотя ему еще только восемьдесят, а этому кренделю тысячи… О чем он с Эйной в сетчатых колготках беседует? Или они не беседуют? Я закусила губу. Мысли приняли новый оборот. Если он такой старичок в юном теле (раз бледный, по любому книжный кровопийца), то Камасутру мужик знает как Азбуку. Прямо простор для моей маньячной натуры. Я перевернула беллетристику и уставилась на обложку. Маньячная натура разочарованно махнула рукой и ушла на задворки сознания строить планы на одинокий вечер. На картинке в позе Диснеевской Белоснежки стояла темноволосая субтильная девушка в длинном черном платье с грустным взглядом неестественно-зеленых глаз. Надпись гласила: "Бессмертный вальс".
Кому-то пора обзаводиться электронной читалкой и качать романы с Инета.
Я убрала книжку в сумку. Выкидывать было жалко, новая все-таки, может еще подарю какой-нибудь коллеге по работе. Вышла на своей станции, поднялась наверх и выскользнула в холодный весенний вечер.
Улицы плавились в буквальном смысле. Потоки воды разносились волнами от черных мокрых колес. Прохожие тонули по щиколотку в талой городской жиже. Десятки огней всех мыслимых цветов отражались от тротуаров. Низкое Питерское небо излучало грязно-фиолетовые оттенки. Я поежилась, подняла воротник и вместе с толпой потекла к переходу. Впереди мелькнула безобразная клумба на розовых фетровых полях. Я прищурилась, вглядываясь, видение испарилось. Надо получше выспаться. Неспроста оно, все это. Зеленый начал отсчитывать секунды. Я сделала шаг с тротуара и… вошла в теплое гудящее помещение бара.
2
Сказать, что мозг впал в абсолютный ступор — ничего не сказать. Я огалтело вытаращилась на посетителей, да и вообще на всю окружающую обстановку. На мое появление никто не обратил внимания, разве что довольно симпатичный бармен, пританцовывающий с кипельно белым полотенчиком на плече. Прямо как в голливудских ганстерских детективах о тридцатых годах.
Я развернулась ровно на сто восемьдесят и выскользнула за дверь, оказавшись на широкой ярко освещенной проезжей части. По обеим сторонам дороги тянулись дома с неоновыми вывесками. Стоял поздний вечер. Проносились таксисты, гудящая разношерстная толпа огибала меня, застывшую на тротуаре в позе кролика перед удавом.
— Вот дура! — присвистнул какой-то малолетний не совсем трезвый козел, толкнув меня плечом и смерив презрительным взглядом.
— Катись, придурок! — на автомате зашипела в ответ я. Хотя, если говорить начистоту, то со стороны и впрямь выглядела дурой в теплом пальто, осенних высоких сапогах посреди летней жары. Я стянула верхнюю одежду и перекинула через руку, еще раз огляделась. Такое впечатление, будто попала в Нью-Йорк. Если б еще прохожие не по-русски разговаривали, а так ерунда какая-то. Где мой законный Питер? Где лужи? Где моя кровать? И что, вообще, за фигня такая?
Я поймала какую-то женщину неопределенного возраста.
— Простите, что это за город?
Она испуганно уставилась на меня и попыталась убежать. Не на ту напала. Я мертвой хваткой влепилась в ее локоть.