Война темной славы - Майкл Стэкпол

Конечно, любой житель Ориозы, которому предстояло получить маску, почти в каждом окружавшем его предмете находил для себя нечто символическое. Во всем мы искали какой-то скрытый подтекст, пытаясь проследить некую закономерность там, где имело место лишь стечение обстоятельств. Мой отец частенько говорил о том, что другие народы очень не любили эту нашу черту и считали, что мы помешались уже на всяких тайных смыслах. Но отец также говорил и другую вещь, а именно то, что наиболее злостные наши критики наверняка вынашивали какие-нибудь планы против нас и, конечно, не хотели, чтобы их замыслы были раскрыты.

Я взбирался по ступенькам храма и, когда оказался у входа, преклонил голову. Здесь моему взору открылись огромные колонны, поддерживающие высокий потолок. Каждая из них расширялась кверху, и это делало колонны похожими на гигантские секиры. Ступеньки в углу зала вели на просторный балкон. Эту лестницу называли «тропой священника», поскольку она вела в верхние помещения храма, где находились личные владения священника, а также служебные комнаты и кладовые для хранения различных ритуальных принадлежностей.

Под куполом, по форме напоминавшим щит, располагалась громадная статуя Кедина. К округлому каменному основанию скульптуры, которое находилось в специальном углублении и было покрыто песком, вели ступеньки. Раскаленные угольки мускусного ладана тлели на песке, курились струйками дыма, устремлявшегося ввысь, обволакивая статую. Тело Кедина пестрело многочисленными шрамами в тех местах, где его не покрывала мантия, сделанная из дракона. Под тенью шлема, увенчанного драконьими лапами, невозможно было разглядеть лица. Здесь, в Ориозе, Кедина изображали без маски, а знаки отличия, которыми ее можно было бы украсить, находились на самом теле бога войны.

Фрески, изображавшие самые выдающиеся сражения и ратные подвиги знаменитых воинов, украшали внутренние стены храма. На полу большого зала были расставлены скульптуры героев. Кое-где виднелись каменные плиты — надгробья воинов Вальсины, а также многих других близлежащих городов Ориозы. За свою выдающуюся храбрость эти люди удостоились чести быть захороненными в самом храме. Никого из Хокинсов здесь не было. Отец объяснял это тем, что никому из нашего рода просто не довелось погибнуть на поле героического сражения и тем снискать себе погребенье в храме. Мама, воспитывая нас, старалась привить нам любовь к этой хорошей семейной традиции.

В правой части зала стояла маленькая скульптура. Это был Гесрик, божок воздаяния, один из многочисленных детей Кедина. За ним, чуть левее, располагалась святыня старухи Фесин, сводной сестры Гесрика, появившейся когда-то на свет от союза Кедина с женщиной из смертных. Фесин управляла болью, и молиться ей приходили больные и калеки, просившие об облегчении своих страданий. От статуи Фесин веяло метолантовым ладаном, запах которого не очень-то сочетался с ароматом, который источала статуя Кедина.

Я прошел туда, где один из прислужников продавал меленькие пластинки угля, похожие по форме на щит, и порошки мускусного ладана. Я предложил прислужнику совсем недавно отчеканенную из золота лунную монету, которой я мог расплатиться лишь раз с одним из продавцов божественных реликвий в городе. Тот отказался от платы и, благословляя меня, дал мне уголек и ладан. Подразумевалось, что в будущем я смогу расплатиться, делами или деньгами, за щедрость каждого, кто откажется взять у меня мою лунную монету.

Я спустился к подножию изваяния Кедина и поднес к огню крохотный щиток уголька, подождал, пока пламя охватит его краешек, затем легонько подул на ладан, искорки взвились ввысь. Огонь постепенно захватывал весь уголек, разгоравшийся теперь ярко-красным цветом. Я аккуратно положил пластинку на песок, держа ее за конец, еще не охваченный огнем, затем встал на колени и преклонил голову.

Говорят, что первая молитва обладателя лунной маски, обращенная к богу, обязательно будет услышана и исполнена. В народе это объясняется тем, что, вероятно, богам, которых, конечно же, никто никогда не видел и не слышал, нравятся та чистота и то простодушие, с которыми произносится такая молитва. Некоторые шутят, будто первую молитву боги исполняют потому, что на самом деле просимое восторженным обладателем лунной маски потом оказывается ему совсем не нужным. Есть и такие, кто осмеливается утверждать, что боги так же глупы, как и лунные новобранцы — поэтому они, боги, готовы исполнять молитвы новоиспеченных обладателей лунных масок, в то время как истинным верующим не дождаться божьей милости.

Я долго размышлял перед этой молитвой. Род Хокинсов поклонялся богу воинов, и мы были не в обиде на Кедина. Молитва, которую я произнес тогда, была такой же, как если бы я молился на поле битвы. Я должен был просить лишь одну-единственную из шести Военных Добродетелей, и выбрать какую-то одну из них было заданием не из легких.

Никто не просил у богов Терпения, хотя отец говорил, что оно иногда очень нужно на войне, что бывают такие моменты, когда умение выждать оказывается важнее умения сражаться. Многие молились о Стойкости — сюда входили и сила, и ловкость, и выносливость, которые так важны в бою. Мужество и Храбрость также были излюбленными добродетелями, как, впрочем, и Дальновидность, то есть способность ясно представлять себе и планировать те или иные военные действия. Я останавливался попеременно на каждой из них, но в конце концов отказался от всех пяти. У меня были все физические данные воина. Я понимал суть войны и знал, как ее нужно вести. Я также знал, что со временем придет и опыт. Мне казалось, что Мужеством и Храбростью я обладал от природы, хотя, конечно, можно ли быть абсолютно уверенным в этом, когда тебе только восемнадцать?

Молился же я о Самообладании. Я не хотел иллюзий — ни в жизни, ни на войне, — чтобы никакое замешательство или временное помешательство не могли сломить меня или заставить задуматься над тем, где я, почему я здесь и что я должен делать. Я просил ясности ума, которой лишены многие, но без которой все остальные умения бесполезны. Я знал, что, если мою просьбу исполнят, мне придется жить с памятью обо всех ужасах войны, но лучше жить так, чем не жить вообще.

Я сжал левую руку в кулак и поднес ее к груди, словно держал перед собой щит. Правой рукой я посыпал уголек порошком ладана, а затем опустил ее, будто воткнул в землю воображаемый меч. Уголь начал тлеть, и в воздух взвилась лента серого дыма.

— Бог Кедин, услышь мою молитву! — я старался говорить тише, чтобы не мешать воинам, стоявшим рядом. — Ты — источник, дающий жизнь любому подвигу на этой земле. Своим разумом ты, словно острой бритвой, отделяешь выдумку от действительности, слухи от правды, страх от реальности. Научи же меня видеть четко, думать ясно, понимать и сердцем, и умом, что я должен делать, когда и как это сделать лучше всего. С твоей помощью никогда не уклонюсь я от битвы, не откажусь от своего долга, не брошу тех, кто вверит мне свою жизнь. Клянусь своей честью, ныне и навеки.