Крупская - Людмила Кунецкая

«Я живо помню вечер 1 марта 1881 года, когда народовольцы убили бомбой царя Александра II… Я всю ночь не спала, думала, что теперь, когда царя убили, все пойдет по-другому, народ получит волю.

Однако так не вышло. Все осталось по-старому, еще хуже стало. Народовольцев перехватала полиция, а убивших царя казнили. На казнь их везли мимо гимназии, где я училась».

В доме Крупских постоянно велись споры о путях развития общества, о революционной работе. Надю старались отсылать из дома, когда приходил кто-нибудь из революционеров, но изолировать ее от жизни семьи было невозможно.

В Литейной гимназии Надя проучилась тоже только год. И здесь учителя плохо относились к дочери человека, преследовавшегося правительством, хотя училась она прекрасно, и лишь один батюшка, не прощавший насмешливых взглядов и невнимания, упорно ставил ей «посредственно».

Посоветовавшись с друзьями, Константин Игнатьевич перевел дочь в частную гимназию Оболенской, где руководство и преподавание велось людьми одних с ним взглядов — типичными шестидесятниками. Об этой гимназии, давшей ей так много, Надежда Константиновна вспоминала с неизменной теплотой.

Самой колоритной фигурой среди преподавателей гимназии был ее директор Александр Яковлевич Герд. Он начал свою деятельность с заведования колонией для малолетних преступников, где завоевал всеобщую любовь и уважение. Главное в его педагогической системе — создание атмосферы взаимного доверия и уважения между учащими и учащимися. Он искоренил в гимназии подслушивания, доносы, наказания. На гимназисток никто не кричал, не старался сломить их волю. Этим гимназия Оболенской резко отличалась от других казенных и частных учебных заведений в России и за рубежом.

Александр Яковлевич преподавал естествознание, его уроки проходили живо и занимательно. В старшем классе он читал ученицам обзорные лекции по основам дарвинизма, подводя их к пониманию эволюционной теории Дарвина. Его дочь Нина была одной из близких Надиных подруг, и не раз Надежда Константиновна бывала в доме своего учителя, где собирались передовые петербургские педагоги и общественные деятели.

Герду удалось привлечь в гимназию таких выдающихся педагогов, как физик Я.И. Ковалевский, математики Е.Ф. Литвинова и А.Я. Билибин, географ А.О. Пуликовский, большой знаток русского языка и фольклора Н.Е. Смирнов.

Еще больше, чем гимназия, давало самостоятельное чтение. Подруги обменивались сборниками стихов, романами авторов, бичующих самодержавие, рассказывающих о жизни трудящихся.

Целое поколение революционеров воспитывалось на стихах поэтов «Искры» — Курочкина, Минаева, Богданова, Жулева. Надя познакомилась с ними в сборнике «Литературные вечера», который был у отца. Надя прекрасно читала стихи, подруги с восторгом слушали, как она читает «Чижика» поэта Жулева. Мелкий чиновник, задавленный нуждой, думает, как выбиться в люди. Говорят, что его начальник берет взятки. И вот чиновник несет единственную свою ценность — клетку с чижиком. Начальник вышвыривает его за дверь. Голос Нади становится умилительно-восторженным, а стройная фигурка униженно сгибается, на подвижном лице появляется выражение прибитости и отчаяния:

И право, уж не помню,Как в милые края,В любимую КоломнуС чижом вернулся я.Поступок неуместныйНадежды все пресекИ доказал, что честныйНачальник человек.

Умение рассказать обо всем «в лицах» Надежда Константиновна сохранила до конца жизни.

Надя и самая близкая ее подруга Саша Григорьева переписывали целыми тетрадями стихи Огарева и Полежаева, зачитывались романами Шеллера-Михайлова. В 12 лет Надя стала читать романы Льва Толстого, Тургенева. Все прочитанное живо обсуждалось с подругами.

Поэзия оказывала на Надю особенное влияние. Оставаясь одна, она ходила по комнате и читала стихи Лермонтова, Пушкина. Под влиянием «Евгения Онегина» она решила воспитать в себе внешнее бесстрастие, что так потрясает Евгения при встрече с Татьяной на балу в Петербурге. Она стала следить за тем, чтобы чувства не отражались на ее лице; научилась владеть собой, не проявляя бурно ни возмущения, ни горя, ни радости. Все богатство ее души открывалось лишь перед теми, кого она любила, кому верила. Посторонним она казалась холодной и даже пассивной. Несколько лет спустя эта внешняя сдержанность и безмятежное спокойствие помогли ей обмануть жандармов.

Семья Крупских очень любила театр, часто бывали в опере. Билеты покупали всегда самые дешевые. Как-то, уже по окончании гимназии, Надя и Саша Григорьева пошли в Михайловский театр смотреть «Западню» по роману Эмиля Золя в исполнении французской труппы. Этот спектакль примирил Крупскую с творчеством писателя (первый рассказ, попавший ей в руки, «За ночь любви», надолго отбил у нее охоту читать его произведения). Но «Западня» давала такую яркую картину быта французских рабочих, что на этом фоне и картины разврата, которые достаточно обширно описываются у Золя, предстали в другом виде, как иллюстрация тяжелейшего положения рабочего класса при капитализме…

Саша Григорьева была дочерью революционерки-народоволки. В их доме, как и в доме Крупских, постоянно слышала Надя разговоры о революции, видела, как читали нелегальную литературу, слышала запрещенные разговоры и на нелегальных вечеринках.

У Григорьевых раньше бывали замечательный революционер-народник Желябов, либеральный народник Южаков, многие прогрессивные литераторы, в том числе один из поэтов «Искры», Щигалев.

Последние годы жизни Константин Игнатьевич тяжело болел, не служил. Жить помогали и брат, и товарищи-артиллеристы. В эти годы отец и дочь особенно сблизились и много времени проводили вместе, обсуждая прочитанные книги, события, мечтая. Он говорил с дочерью как со взрослой. Мечтал поехать с ней на Лаго-Маджоре, надеясь вылечиться там и вновь начать работать.

Константин Игнатьевич угасал на глазах. Уже давно врачи сказали Елизавете Васильевне, что положение безнадежно. Жена и дочь старались скрасить как могли последние дни умирающего.

Наступила пятница 25 февраля 1883 года. Константин Игнатьевич умирал в полном сознании. Жена, стоя на коленях у кровати, меняла компресс за компрессом. Надя неотрывно смотрела на отца полными слез глазами. «Трудно придется вам, мои милые», — были последние слова Константина Игнатьевича.

Вечером в доме собрались родные и близкие друзья покойного. Все хлопоты взял на себя тоже уже тяжело больной Александр Игнатьевич. Он выбрал место для могилы на кладбище Новодевичьего монастыря, недалеко от Московской заставы.