Браватта - Виталий Сергеевич Останин

он, к слову, не был таким уж частым гостем, к нему ничего не прицепилось! А тут — поди ж ты! И лекарь Тирсон, неплохой вроде специалист, ко многим дворянским семьям вхож, своим диагнозом картину только усугублял.

«Мажьте этой мазью, дорогой мой Мерино!» — говорил он, выставляя на стол склянку с темной жидкостью, пахнущей как издохшая лошадь. — «Будет полегче».

«Полегче, Титус?» — негодовал тогда владелец остерии «Старый конь». — «Но я не хочу «полегче»! Я хочу, чтобы вы это вылечили!»

«Мой дорогой друг!» — отвечал ему эскулап. — «Если бы это было возможно! Современная медицина, безусловно, достигла очень многого, взять хотя бы эксперименты магусов из келлиарской Академии. Настоящий прорыв в области ампутации конечностей и лечения ран, зараженных гниением! А искусственная механическая рука, которую, по слухам, поставили королю Тайлти Гетцу фон Вольфсбургу? Доводилось ли нашим предкам слышать о таких чудесах?

Мерино на эмоциях едва не высказал доктору о том, что келиарские магусы не имеют ни малейшего отношения к протезу Гетца фон Вольфсбурга, и, более того, ничего механического[8] в этой руке нет, но вовремя сумел себя остановить.

“К величайшему моему сожалению, — продолжал Тирсон. — “Еще множество тайн человеческого тела недоступны пониманию сегодняшних ученых. Увы, медицина в вашем случае бессильна — последствия вашей бурной молодости и пренебрежения к своему здоровью не оставляют надежд на полное излечение. Лишь на облегчения болей!»

Бельк выразился короче: «Стареешь, Праведник!»

И дернул уголком рта в ухмылке. Друг называется!

А Мерино, неожиданно для себя, захандрил. Пару лет назад он бы сам позубоскалил на тему старости вместе со своим другом, он вообще к процессу старения относился спокойно и созерцательно. Да, во многом это было чистой воды позерством — ну какая, прости Создатель, старость в неполные сорок лет? Это зрелость, расцвет сил. И мудрость, если от рождения Единый да родители наградили хоть какими-то мозгами.

Но теперь словно что-то изменилось. Пришло иное понимание времени: как быстро оно несется и как немного, в сущности, его осталось впереди. В лучшем случае столько же, сколько прожито, но это уже больше из разряда чудес. Скорее всего — вполовину меньше. И это в тот момент, когда он только во всем разобрался, научился мириться со своими и чужими недостатками! Да он в сущности только-то и начал жить! Еще и Карла появилась… Эх!..

Трактирщик выровнял последнюю бутыль, прошел к входной двери остерии и оттуда оглядел получившую композицию.

“Хорошо вышло!” — хмыкнул он. — “А Бельк ничего не понимает!”

Трапезный зал остерии — помещение в два десятка шагов из края в край — был пуст. Приглушенно светили висевшие под потолком лампы, поблескивали чистые стекла окон, тяжелые деревянные столы и стулья отбрасывали тени на дощатый пол. На стенах, казалось, без всякой системы, были развешаны картины. С десяток, не меньше. Последнее увлечение владельца, решившего, что голые стены, это некрасиво. И теперь увлеченно скупавшего мазню местных художников. От натюрмортов до портретов.

Из-за двери в кухню тянуло запахом свежей сдобы, тушеным мясом и чем-то совершенно не знакомым. Фабио, носатый келиарец и главный (после Мерино, разумеется!) повар остерии, готовился к завтраку. Трактирщик решил, что стоит присоединиться к нему и заодно узнать об источнике незнакомого запаха. Он уже почти дошел до кухни, когда по ногам прошелся еще один порыв сквозняка, а дверной колокольчик, сообщил о приходе гостя.

«Хозяйки!» — поправил себя Мерино обернувшись. И усилием воли прогнал печальные мысли из головы. Пришедшей была синьора Тотти.

Карла.

— Как красиво! — с порога воскликнула она. — Когда ты вчера рассказывал, я и представить не могла, что выйдет настолько красиво!

Реплика женщины относилась именно к нововведению Мерино относительно барной стойки, поэтому он подбоченился и горделиво оглядел ряды бутылок с аккуратными прямоугольниками раскрашенной вручную бумаги.

— Доброе утро, Карла! Мне тоже нравится. А этому варвару с островов — нет! — проговорил он, идя навстречу гостье и широко улыбаясь. На дистанции в полтора шага от нее он остановился и протянул вперед обе руки и маленькие ладони женщины, замерзшие с улицы, скользнули в его. — Ты ходила на рынок?

Карла чуть опустила глаза в игривом смущении, кивнула на корзину, которую несла на сгибе локтя.

— На леднике почти кончилась рыба, купила пару хвостов… И яблок. Очень вдруг захотелось.

— Послала бы Гвидо.

— Хотела прогуляться.

После той сцены, что произошла между ними, когда Мерино увлеченно гонялся за похитителями чертежей нового судна, отношения немолодого мужчины и зрелой женщины развивались стремительно. Они словно стремились наверстать весь год, что провели, прячась друг от друга и от себя. Встречались практически ежедневно, гуляли, разговаривали. На исходе месяца таких встреч Карла собрала вещи и, сдав свой дом в аренду, переехала в остерию. Со свойственной ей прямотой заявив, что женщина должна быть рядом со своим мужчиной.

Мерино, прямо скажем, до Карлы, романов, по крайней мере, настолько серьезных, не имел. Как-то не было в них необходимости, не хватало времени, желания или еще чего. Как сказано в Писаниях — находит ищущий. А он большую часть жизни если и искал, то вовсе не даму сердца. А потому сейчас, получив такой дар, он не очень рассуждал о правильности или неправильности такого решения. Плевать ему было и на молву, и на слухи. Он просто с радостью согласился.

Тем же вечером, в день переезда, они заключили устный договор — быть друг с другом предельно честными. Во всех аспектах жизни. И пользуясь этим договором Карла теперь практически каждый вечер вытягивала из мужчины всю правду о его прошлой и нынешней жизни. Которая, к удивлению мужчины, ничуть ее не оттолкнула и не напугала. Более того (по всей вероятности, в крови этой рыжеволосой женщины была немалая толика авантюризма) это привлекло ее к трактирщику еще больше. Настолько, что последние несколько вечеров основной темой их разговоров была политика в ее внешнем и внутреннем проявлении, шпионы, убийства и тайны. И пусть он с большим удовольствием поговорил бы с возлюбленной на иные темы, отказать ей в ее любопытстве он не мог.

Например, вчера одна из их бесед завершилась на очень странной ноте. Кабатчик рассказал ей о намерении отправиться к своему бывшему воспитаннику барону Бенедикту да Гора и предложить свои услуги в формировании службы политического сыска. Выступить этаким консультантом. А то, мол, слабовато у его светлости с этим делом выходит. Карла покивала своей хорошенькой головкой соглашаясь, но вслух выдала совсем иное:

—