Казино "Палм-Бич" - Пьер Рей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 3
Когда Ален вошел в кабинет, лошадиное лицо Баннистера расплылось в широкой доброжелательной улыбке.
– Уже без четверти три! В мою черепушку стали закрадываться разные мысли… Что-нибудь случилось?
– Ничего особенного. Просто я заехал домой…
Выражение лица Алена насторожило Баннистера.
– А если честно?..
– Марина пробросила меня… Я застукал ее у себя с каким-то мерзавцем. Она психанула и ушла вместе с ним. Потом заявилась Мабель и сказала, что приклеила мне на задницу своих адвокатов. Короче, все в порядке.
Самуэль рассмеялся. – Ты шутишь?
– Только этим и занимаюсь.
Ален сел за стол и тоскливо уставился в окно. Баннистер подошел к нему и с несвойственной ему застенчивостью протянул какой-то пакет.
– Это тебе. Держи.
Ален неуверенно протянул руку и, подняв глаза на Баннистера, спросил:
– Что там? Бомба?
Самуэль улыбнулся.
– Теперь – это твое! Смотри… Сегодня двадцать второе июля… Ты забыл дату?
Ален с недоуменным видом покачал головой.
– А день твоего рождения? Олух!
– Бля…- пробормотал Ален.- Я совсем забыл… Послушай, Сэмми, ты – псих! Не надо было…
– А для чего же тогда друзья?
Ален разорвал оберточную бумагу, в которую была завернута коробка, и извлек из нее украшенную гербом бутылку. Баннистер выгнул грудь колесом.
– Французский коньяк! Черт знает какой выдержки!
Из ящика стола он достал два пластмассовых стаканчика и бросил один Алену.
– Жизнь становится не такой противной, когда немного выпьешь. Сколько тебе стукнуло? Сто десять? Сто пятьдесят?
– Столько же, сколько твоему коньяку.
– А если серьезно?
– Тридцать.
– Завидую тебе. Мне сорок шесть, а я так ничего и недобился, и впереди никакого будущего… За твое здоровье!
– За твое…- ответил Ален, поднимая стакан.
Они залпом выпили.
– Спасибо, что не забыл, Сэмми.
Самуэль подмигнул ему и прищелкнул языком.
– Может, рановато начинать с сорокаградусного напитка, но это все-таки лучше, чем дождевая вода.
Он снова налил в стакан до краев.
– Какая гадость!.. До дна!
– До дна!
Они чокнулись. Едва стаканы коснулись стола, как Баннистер снова наполнил их.
– С днем рождения, кретин!
– За твое благополучие, осел!
– Старый осел,- поправил его Самуэль.
– Сэмми?
– Да?
– Какая же все-таки Марина тварь… Она уже не вернется.
– Они все возвращаются! Возьми, к примеру, Кристель: мне так и не удалось от нее избавиться.
– Мне кажется, я люблю ее.
– Где твой стакан?
– Понимаешь, Сэмми, я дорожу ею.
– Ты великодушно относишься к женщинам. Пей!
– В этом ты прав. До дна!
Пронзительно зазвонил телефон внутренней связи. Баннистер схватил трубку и прорычал:
– Меня здесь нет!- Неожиданно выражение его лица изменилось, и он буквально прошептал:- Да… Хорошо… Сию секунду…
Он медленно и осторожно опустил трубку на рычаг.
– Я говорил тебе, что Мабель плюнула мне в лицо?- спросил Ален, с трудом подавив икоту.
– Мюррей,- обреченно выдавил из себя Баннистер.
– Что Мюррей?- переспросил Ален.
– Уже три часа. Он ждет тебя.
Ален плеснул в стакан большую порцию коньяка, торопливо проглотил, закашлялся, вытер салфеткой губы и презрительно сказал:
– Мюррей – это вонючий засранец!
Он торжественно положил руки на плечи Баннистера и посмотрел ему в глаза.
– Хочу тебе признаться, Сэмми…- Он сделал паузу, чтобы придать большую значимость продолжению мысли, и веско сказал:- Я терпеть не могу Оливера Мюррея.
Глаза Самуэля просветлели.
– Я тоже.
– Скажу больше… Если Мюррей думает, что вышвырнет меня с работы в день моего рождения, он долго будет сожалеть о своей затее…
Баннистер энергично закивал головой и с беспокойством посмотрел на часы.
– …потому что Оливер Мюррей – настоящий вонючий засранец!- подытожил Ален.
– Да,- согласился Баннистер,- да… А сейчас ты должен идти.
– Естественно.
Выходя из кабинета, Ален громко хлопнул дверью.
Оливер Мюррей был по своей натуре человеком злым. Являясь начальником кадровой службы, он держал в ежовых рукавицах и терроризировал весь административный коллектив «Хакетт», расположившийся на восьми этажах Рифолд Билдинга. После рабочего дня его часто видели в других кабинетах, где он рылся в столах, перелистывал папки, что-то искал в корзинах для бумаг…
Обстановка его кабинета никак не отражала вкусов хозяина. Он восседал за огромным столом, позади которого стоял несуразно больших размеров бронированный сейф. На столе никогда не лежало ни чистого листа бумаги, ни какого-нибудь документа, ни карандашей – пустота. На стене висел портрет Арнольда Хакетта, основателя и президента совета директоров фирмы. Перед столом стояло три металлических стула, предназначенных для его жертв, с которыми он разговаривал с садистской вежливостью.
Ален вошел в кабинет. Сохраняя каменное выражение лица, Мюррей долго и молча его рассматривал. В этой дуэли между сидящим за столом Мюрреем и стоящим Аленом проигрывал тот, кто первым нарушал молчание.
– Я уже здесь,- не выдержал Ален.
Продолжая сверлить его взглядом, Мюррей сказал ледяным тоном:
– Мистер Пайп, позвольте напомнить вам, что в рабочее время употреблять алкоголь запрещается.
– Это все, что вы хотели мне сказать?
Мюррей холодно улыбнулся.
– Садитесь, пожалуйста.
– Лучше постою.
– Как вам будет угодно. Перед тем как объяснить вам причину, ради которой я вас вызвал, мне хотелось бы уточнить некоторые детали… Сколько лет вы работаете в фирме?
– Четыре года.
– Четыре года два месяца и восемь дней. Не могли бы вы напомнить мне размер вашего жалованья?
– Вы его знаете лучше, чем я.
– Совершенно верно, мистер Пайп. Ваш месячный оклад составляет одну тысячу семьдесят два доллара. Солидно!
– Может, это вы оплачиваете мою квартиру, покупаете мне одежду, пищу, выплачиваете алименты?..
Мюррей сделал вид, что не замечает грубости в голосе Алена.
– Ваша личная жизнь, мистер Пайп, меня не интересует.
– В таком случае воздержитесь от оценки моей зарплаты. Или вы решили ее увеличить?
– Не совсем так, мистер Пайп. Речь пойдет не об увеличении… Видите ли, фармацевтическая промышленность переживает сейчас трудные времена, вызванные конъюнктурными колебаниями в международной экономике. Однако «Хакетт», благодаря своей динамичной политике развития и тщательному подбору кадров, с честью выйдет из создавшегося положения.
Алену становилось все труднее удерживать тело в вертикальном положении: его начинало пошатывать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});