Казино "Палм-Бич" - Пьер Рей

– Какие слухи?

– Поговаривают о крупных увольнениях…

– Если принимать за чистую монету коридорную лапшу… Вы достаточно давно здесь работаете и знаете, что у нас есть большие мастера болтать языком.

– С этим я согласна, но ведь не бывает дыма без огня!

– Наступает время отпусков. Люди возбуждены…

– Кстати, Ален Пайп! Говорят…

– Что говорят, Пэтси?

– Говорят, что его уволили.

– Неужели?- воскликнул Самуэль, захваченный врасплох, не зная, как поступить: рассказать всю правду или увильнуть от ответа. – Как дела с фтором?

– Я запуталась.

– Постарайтесь разобраться. Я пошел.

События развивались бурно.

– Входите, Баннистер,- пригласил Мюррей.- У меня для вас хорошая новость.

Самуэль напрягся. У Мюррея хорошей новостью считалось объявление о кончине других.

– Сегодня двадцать третье июля, Баннистер. С удовольствием сообщаю вам, что тридцать первого декабря вы получите двадцать восемь тысяч четыреста семьдесят два доллара.- Посмотрев в выпученные глаза Баннистера, он добавил: – С первого января вы уволены.

Молодая женщина легким шагом пересекла зал бара. У входа в бильярдную она столкнулась с молодым парнем.

– Привет, Джон!

– Привет, Пэппи!

– Он там?

– Они обдирают его как липку.

Она улыбнулась и вошла в прокуренную комнату. Возле бильярдного стола, освещенного сильной лампой, стояли человек десять мужчин и внимательно наблюдали за здоровенным парнем, который намеревался провести проигрышный шар.

– Питер!

Здоровяк обернулся и уничтожающе посмотрел на нее.

– Ты будешь играть?- нетерпеливо спросил Макс. Он недружелюбно посмотрел на Пэппи и громко добавил: – Здесь бильярд, а не чайный салон, мисс.

– Извини, Питер…- пролепетала Пэппи.

Мужчины ехидно рассмеялись.

– Убирайся,- процедил сквозь зубы Питер.

Пэппи энергично закивала головой.

– Я буду ждать тебя в баре.

Питер наклонился над столом и надолго замер, готовясь нанести удар. Красный шар прошел мимо лузы…

– С тебя восемьсот долларов,- сказал Макс.

Питер отвел его в сторону.

– Дай мне десять минут! Улажу одно дельце и отдам тебе бабки.

Макс подозрительно посмотрел на него.

– Ладно… Десять минут, не больше.

Питер вышел в бар и увидел Пэппи, сидевшую на табурете у стойки.

– Из-за тебя я проиграл!

– Много?

– Полторы тысячи долларов. Джин, двойной…

Пэппи робко положила свою ладонь на руку Питера.

Он сделал вид, что ничего не почувствовал, и продолжал рассматривать разноцветные бутылки на полках.

– Ты злишься на меня?

– Нет, радуюсь, браво!..- ответил он.

Когда он находился рядом с ней, она чувствовала себя десятилетней девочкой. Красота Питера лишала ее сил.

– Питер…

– Закройся!

– У меня был Арнольд, поэтому я задержалась.

– Старый Хакетт,- саркастически заметил он.

– Я могу тебе помочь, Питер…

– Ты вытащила что-нибудь у этой развалюхи?

– Немного.

– Сколько?

– Две тысячи.

– Давай.

Она протянула ему деньги, и они тотчас исчезли в его кармане.

– Никак не пойму, как такой мудак может быть таким богатым? А подумать, что он принимает меня за будущего архитектора, а тебя за мою сестру?.. Сестричка!.. Кто же трахает родную сестру?..

Виктория не соответствовала своему имени: высокая, спокойная, с белокурыми волосами и белой, как бумага, кожей, она казалась пастеризованной. Такой она была всегда. За тридцать восемь лет супружеской жизни другой он ее не видел. Никогда…

– Ты рада, что мы едем?- спросил Арнольд.

Она посмотрела на него так, как будто он изъяснялся на незнакомом ей языке.

– Что ты сказал?

– Я спрашиваю, рада ли ты отъезду?

– О да, Арнольд, да…

– Ричард предупредил Голена о нашем приезде?

– Да.

– Жить будем в наших постоянных апартаментах?

– Да, на одиннадцатом этаже: большой салон, терраса и две угловые комнаты.

– Ричард попросил Голена заменить ковры?

– Не знаю.

– Как там погода?

– Просто великолепная!

– Прекрасно! Поиграю в теннис…

В глазах Виктории мелькнуло беспокойство.

С сердцем у меня все в порядке,- упредил ее вопрос Арнольд.- Как море?

– Двадцать пять градусов.

– Билеты есть?

– Сегодня утром я положила их в твой бумажник.

Арнольд Хакетт машинально похлопал по карманам – пусто.

Он посмотрел на Викторию. Она не обращала больше на него внимания, забавляясь с любимой китайской собачкой Тристаном. Арнольд был уверен, что бумажник забыл у Пэппи.

– Виктория?

– Арнольд!

– Я забыл бумажник в кабинете. Пошли Ричарда. . Нет, нет, я поеду сам… Он не найдет.

Все было на своих местах и в то же время неуловимо говорило о чьем-то недавнем присутствии.

Ален замер, втянул ноздрями воздух, пробежал глазами по комнате…

На кухне он неожиданно для себя потянул за ручку холодильника, и его пронзило, словно электрическим разрядом: в одной из бутылок почти не было молока. Марина! Она возвратилась!

В порыве охватившей его радости он подбросил к потолку пакет с двадцатью тысячами долларов, словно тот не представлял собой никакой ценности.

Ален с безразличным видом смотрел на лежащий на полу пакет. Много он отдал бы, чтобы узнать, где в этот момент находится Марина.

Глава б

Арнольд Хакетт прижался ухом к двери. Из квартиры доносились приторные звуки джаза: Пэппи была дома.

Арнольд обожал делать сюрпризы. На его лице появилась самодовольная улыбка, и он осторожно нажал на ручку…

Перед его глазами развертывался спектакль, смысла которого он не понимал. За широким, низким диваном (3800 долларов) две божественные женские ножки, казалось, порхали в воздухе, совершая мягкие и ритмичные движения вверх-вниз. Ступни этих ножек опирались на старинный столик, купленный тоже им у итальянского торговца антиквариатом за сумасшедшие деньги. Бесшумно ступая, он обошел диван и увидел обнаженную незнакомую девушку, которая азартно отжималась от пола. На ней были длинные, до локтей, перчатки из черного шевро и соломенная шляпка, украшенная цветочками. Обладательница шляпки вполголоса вела счет:

– Двенадцать, тринадцать, четырнадцать, пятнадцать…

Поза, в которой она находилась, не позволяла ей видеть Арнольда. Ошарашенный красотой этого восхитительного тела, он не мог решить, что ему делать: то ли уйти, то ли продолжать наслаждаться спектаклем? В конце концов, он все-таки у себя дома.

– Двадцать один, двадцать два, двадцать три, двадцать четыре…