Игра по чужому сценарию - Наташа Труш

Чтобы избежать ненужных расспросов о личной жизни, Лариса не объясняла ничего про Павлика. Говорила просто и понятно – «сын». Однокурсники понимающе кивали. Но, зная, что Лариса не замужем, наверное, кое-кто в глубине души гаденько думал о том, что Пашку она нагуляла.

Ларисе было наплевать на то, что о ней подумают. Она была очень взрослым и рассудительным человеком. И Пашку, которого она иногда приводила на лекции, она ни о чем не предупреждала, не просила называть себя «тетей». Она была ему мамой, настоящей. И даже их родители, которые поначалу лили слезы в тридцать три ручья из-за того, что у детей так все сложилось, в конце концов, смирились, и перестали требовать у Ларисы и Андрея отдать им Павлика. Они постоянно жили в старом доме, в деревне на границе Ленинградской и Новгородской областей, где ни школы не было, ни развлечений. Летом еще куда ни шло. Пашка отдыхал в их «родовом поместье», рыбачил с дедом и ходил с бабкой по ягоды. А на зиму Лариса забирала его в Петербург, где он сначала ходил в детский сад, а потом и в школу.

Андрей Потапов как-то устроил свою семейную жизнь. Правда, она была у него однобокой. На судне у него появилась любимая женщина, а когда возвращались на берег, они разъезжались по своим домам, и лишь встречались, как любовники. Не потому, что Людмиле Андрей не верил. Просто не торопился снова устраивать свою жизнь. Да, вроде и ни к чему было спешить. У Людмилы была дочка, которая жила с ее родителями. Стать отцом чужой девочке Андрей боялся. И своему сыну привести другую «маму», когда он мамой звал родную сестру – не хотел. Все как-то удачно срослось и сложилось. Всем было хорошо.

Было ли хорошо Ларисе, она не понимала. Она любила Пашку, как своего ребенка, и даже больше. Были в ее жизни кавалеры, которые, узнав историю Ларисиного «сына», тут же предлагали ей отдать мальчика папе, и выходить замуж. А она ждала того, который поймет, что она не может поступать иначе, и что Пашка – это ее ребенок. Навсегда. Такого не нашлось. И Лариса жила, как жила.

Она тогда работала в НИИ биохимии секретарем-машинисткой. Ее педагогическое образование там было никому не нужно, да еще и специальность – учитель математики! Но ей было очень удобно: работа рядом с домом. Дома всегда готов обед. Она успевала туда слетать в перерыв, а не перекусывать в буфете.

А Пашка каждый день прибегал к ней на работу, и тихонько сидел в кабинете, в котором все полочки и столы были заставлены колбочками, трубочками и ретортами. Все это стеклянное великолепие позвякивало тихонько, когда под окном проносились машины, и ему казалось, что он находится в сказке. Это его Лариса научила слушать разговоры стеклянной химической посуды.

Пашку в тети-мамином НИИ от души тискали все сотрудницы отдела, и приносили ему конфеты и пирожные к чаю. Чай в этом научном заведении пили с утра до ночи, и разговоры под чай были не для детских ушей, поэтому женщины только успевали язычок прикусывать, когда Лариса делала им страшные глаза и кивала на закуток, в котором делал уроки ее любимый племянник-сынок.

Брат Андрей, понимая, что у сестры личная жизнь не задалась благодаря ему и Пашке, пытался как-то исправить ситуацию, но Лариса не хотела ничего менять в жизни. И только когда Пашка вырос в серьезного дядю с усами над верхней смешно вздернутой губой, Лариса согласилась на перемены.

Андрей купил симпатичную однокомнатную квартирку неподалеку от той, родительской, где все они выросли. Она была удачно перестроена прежними хозяевами, которые поставили перегородку с аркой, и однушка стала почти двушкой. Брат хотел переселить туда сына, но Лариса заартачилась:

– Нет! Не хочу! Пусть тут, как и было всегда, будет наш дом, где все мы будем собираться. А я уйду туда. Квартира мне очень понравилась. Там уютно и мило. А у Пашки друзья, и компанией проще собираться на большой площади. Пусть остается он тут. А вернее, пусть все остается, как было, только я буду жить немножко на два дома.

Вариант всех устроил. И у Ларисы появилась какая-никакая личная жизнь. Решение хоть чуть-чуть отделить ее личную жизнь от жизни близких родственников, в институте все одобрили. И очень скоро в жизни Ларисы появились новые друзья и… и Валерик, про которого по прошествии времени Лариса говорила не иначе, как «этот козел».

Но сначала у нее появилась задушевная подруга – соседка Катерина. Правильно надо сказать – Екатерина Сергеевна Миронова. Была Катерина такой же, как Лариса одинокой, и даже племянников, которым можно было бы отдать любовь и заботу, у нее не было. «Одна, как штык!» – говорила она о себе со смехом. Катерина не зацикливалась на своем одиночестве, грамотно размышляя, что уж лучше совсем одной, чем с козлом.

Задружившись с Ларисой, Катя практически вошла в ее семью, и у Пашки появилась чужая по крови, но родная и любимая «тетя Катя». Той осенью, когда Лариса познакомилась с Валериком, подруги собирались отдохнуть в Египте. Лариса шила для них умопомрачительные наряды, пуская в ход тряпки из старого чемодана Катиной бабки. Получалось, кстати, очень красиво. Эксклюзив!

– Смотри, Кать! Такого платья никогда, представляешь – ни-ког-да! – ни у кого не будет! Только у тебя. А у меня вот такое. – Тут Ларка вытаскивала на свет божий очередной наряд давно покойной бабушки и начинала фантазировать.

– Лар, твоим ручкам золотым цены нет! – восхищалась Катерина. – Тебе надо модельером работать! А ты в своем замшелом НИИ юбку протираешь!

– Твоя правда, – вздыхала Лариса.– Да только все не так просто! Понимаешь, это полет! А запри меня в клетку какого-нибудь ателье по производству ватников, и что?! Там не полетаешь! Так уж лучше в НИИ протирать юбку, а на собственном гардеробчике совершенствоваться. Зато будем мы с тобой как две куколки на этом курорте, как его?! Опять забыла!

– В Хургаде! – подсказывала Катька.

– Точно, в ней! – подхватывала Лариса. – Представляешь! Нарядимся вечером, и прогуляемся по набережной – все кавалеры наши будут!

– Да нет там набережной! – смеясь, обрывала ее Катька. – А кавалеры и так наши будут. Только… как бы это помягче. Мне и на фиг не нужны эти кавалеры арабские. Повидала я их. Так что, наша задача – не кавалеров там найти, а отдохнуть как следует, накупаться, позагорать от души, вернуться зимой красивыми, и уж тут кавалеры точно будут сами в штабеля укладываться! Вот такой план.

Лариса слушала ее и посмеивалась под нос себе: ей с кавалерами как-то не очень везло. То, что само в руки валилось, ей было не нужно, а то, чего страстно хотелось и о чем мечталось, было пристроено в семьях, надежно и навечно. В НИИ, где Лара протирала юбки, в их лаборатории мужчина был один: ученый Михайло Ломоносов с портрета на стене смотрел с осуждением на то, как сотрудницы научного заведения вместо того, чтобы денно и нощно корпеть над колбами и микроскопами, вяжут кофточки, разгадывают кроссворды и пьют свои бесконечные чаи с вареньем.

С того момента, как у Ларисы появилась отдельная от брата и Пашки квартира, у нее время от времени заводился какой-нибудь мужчинка. Серенькая неприметная тень его нет-нет, да и просачивалась за хлипкую картонную дверь однокомнатной норки.

Лариса старательно готовилась к этим редким встречам, надеясь на то, что вот это, может быть, и есть настоящее. А вдруг?! Ну, не может быть, что все они сделаны по одной выкройке – непутевые и никчемные.

Но – увы. Порой ей и одного вечера вполне хватало, чтобы понять: не ее человек, случайный, залетный. Иногда отношения с кавалером заходили и дальше банального чаепития, но, не дотянув до утра, Лара бесцеремонно расталкивала кавалера. Он продирал глаза, испуганно спрашивал: «Что случилось?!». И получив в ответ – «Муж! Сейчас придет!» – одевался за секунды, мысленно благодаря армейскому строгому сержанту. Ларка участливо открывала двери кавалеру, он мышью нырял в сумерки, и растворялся в них без остатка.

«Хорошо как!», – думала Лариса, стоя под тугими струями душа, смывая с себя следы чужих, немилых рук. Однажды этот раннеутренний ритуал был испорчен звонком в дверь. «Кто бы это мог быть?» – подумала Ларка, вытираясь наспех махровым полотенцем. Дверной «рыбий глаз» показывал изогнутую панораму лестничной клетки. У лифта стоял мужчина. В полутемном коридоре, как в преисподней, на расстоянии вытянутой руки не видать ничего.

– Вам кого? – строго спросила Ларка.

– Девушка, простите, – проблеял представитель не лучшей половины человечества. – Я был у вас… ночью… э-э-э! … в гостях! Не могли бы вы открыть, я кое-что у вас забыл.

Лариса распахнула дверь и увидела в полумраке кавалера: маленького, щупленького, в пятнистой куртке, какие носят военные, в ботинках на босу ногу и без штанов. Мужчинка нервно теребил выглядывающие из-под куртки заношенные насмерть трусы неопределенного цвета в горошек.