13-й Легион - Гэв Торп

Я ПРОСЫПАЮСЬ, задыхаясь, испарина покрывает мою кожу, несмотря на прохладу огромной камеры. Я отбрасываю в сторону тонкое одеяло, которое служит мне кроватью и встаю, положив руки на холодный пол, чтобы успокоиться, поскольку от внезапного движения у меня кружится голова. Сглотнув то, что на вкус как дохлая крыса, я оглядываюсь. Повсюду обычная ночная суета — бормотания и стоны тех, кто не может заснуть, странный шепот молитв тех бедняг, которых сокрушил демон сна. Всегда происходит одно и то же, когда вы погружаетесь в имматериум.

За последние три года, каждую ночь в варп-пространстве у меня кошмары, всегда с тех пор, как я вступил в Имперскую Гвардию. Я всегда возвращался в улей на Олимпии, совершая рейд саботажа на конкурирующей фабрике. Иногда это был Союз Харпикона, как сегодня; иногда это был рейд против Жореанских Консулов; а иногда даже против дворян Просвещенных, хотя мы никогда не осмеливались сделать это в реальности. И там всегда ходячие мертвецы. Люди из моего прошлого возвращаются и преследуют меня: те, которых я убил, погибшие товарищи, моя семья, все они появляются в кошмарах. Позднее я осознал, что их все больше и больше после каждого сражения, словно павшие присоединяются к моим снам. И я всегда в них умирал, что возможно беспокоило меня больше всего. Иногда меня разрывали на части пули, иногда распиливали на половину цепным мечом или силовым топором, иногда заживо сжигали огнеметы. Некоторые люди говорили мне, что варп не ограничен временем, как реальная вселенная. Вместо этого, вы можете увидеть картинки из своего прошлого или будущего, причудливо смешанные вместе. Интерпретировать варп-сны — специальность Ламмакса, одного из бывших людей Департаменто. Я думаю, его вышвырнули в штрафной легион за богохульство, когда он предложил расшифровать сны старшего квартирмейстера. Он сказал, что таким образом проявляется мой страх смерти.

Внезапно раздается сводящий с ума крик из дальнего конца грузового склада, в котором мы содержимся, лампы там коротит и аритмичная пульсация вызывает головную боль. Никто уже не спал там месяцами, с тех пор как стало достаточно места, чтобы все расположились в этом конце. Так как теперь всех собрали в одной камере, должно быть, кто-то попытался заснуть там. Я вскакиваю на ноги и натягиваю ботинки на босу ногу. Когда иду в сторону заварухи, то смахиваю со свой обнаженной груди выступивший пот. Мое тело везде покалывает от аномального ощущения энергий, под пальцами коллекция шрамов, покрывающая грудь, кажется странно горячей. Я смотрю вниз, наполовину ожидая увидеть, что старые раны светятся. Но это не так.

Я топаю во тьму, остальные наблюдают за мной. Крик был настолько громким, что разбудил флотских матросов на другом конце палубы. Я понимаю их подозрительность и болезненное любопытство, потому что иногда человек начинает кричать в варп-пространстве не своим голосом. К счастью, этого никогда не происходило с кем-то знакомым, но парни рассказывали басенки о людях, одержимых существами из варпа. Они совершенно сходили с ума и убивали кучу народу до того, как упасть и умереть, или их тело переходило под полный контроль какого-нибудь странного разума твари, в этом случае, они крались вдоль коридоров и хладнокровно убивали всех встречных. И это происходило даже тогда, когда защита от имматериума продолжала работать. Вы точно не захотите знать, что происходит на тех кораблях, где печати защиты от варпа разрушаются от продолжительной атаки бесформенных существ, поглощенных мыслью об убийстве экипажа.

— Император Терры, присмотри за мной, — шепчу я про себя, находясь на полпути к источнику криков. Если это действительно Затронутый, это станет по-настоящему серьезной проблемой. Они не оставляют нам ничего, что можно было использовать как оружие, так что фактически мы беззащитны. И все же, это благо, потому что от нас чертовски мало бы чего осталось, если бы мы были вооружены. Частенько возникали потасовки, но, несмотря на то, что думают люди, забить человек до смерти занимает некоторое время, и кто-то обычно растаскивает драку до возникновения трупов. Тем не менее, если бы я хотел кого-нибудь убить, я бы это сделал, особенно, если бы жертва спала.

Все мое тело трясется, и я не совсем уверен по какой причине. Я пытаюсь убедить себя, что от холода, но я все-таки мужчина, чтобы признаться, когда мне страшно. Меня не пугают люди, за исключением, возможно, Полковника. Как тогда, так и сейчас, инопланетяне заставляют меня дрожать, особенно тираниды, но что-то в самой мысли о варп-существах пугает меня до глубины души, хотя я никогда не сталкивался даже с одним из таких. Во всей галактике я даже не могу придумать ничего столь жуткого.

Я вижу, что кто-то барахтается на одеяле впереди, как раз где освещение переходит во тьму. В неустойчивой дымке от сломанной светосферы сложно разглядеть детали, но мне кажется, что я вижу искривленное лицо Кронина и поворачиваюсь. Я слышу шаги за спиной и резко разворачиваюсь, почти натыкаясь на Франкса, который поднялся и пошел вслед за мной.

— Просто варп-сны, — с перекошенной улыбкой он пытается уверить меня, рефлекторно подняв свои огромные руки.

— Как будто это мне поможет, — коротко отвечаю я, разворачиваясь обратно к скорчившейся фигуре Кронина. Я как раз собираюсь сказать пару слов, когда его искривленный рот исторгает вопль.

— И из глубин… восстанет могучий зверь, с множеством глаз… и множеством конечностей. И зверь из… тьмы восстанет против света человечества… с ненавистной жаждой и неуемным голодом!

— Не буди его! — шипит на меня Франкс, когда я протягиваю руку к распростертой фигуре.

— Почему нет? — требую я ответа, становясь на колени рядом с Кронином и взглянув на сержанта.

— Проповедник Дюрант однажды сказал, что если разбудить человека во время варп-сна, то это опустошит его разум, позволив Хаосу проскользнуть, — с серьезным выражением лица увещевает он.

— Что ж, тогда я рискну порчей, а? — отвечаю я ему, раздраженный тем, что кажется мне детскими суеверием. — Если он продолжит дальше в таком же духе до конца цикла, я вообще не засну.

Я кладу руку Кронину на плечо, поначалу мягко, но все сильнее сжимая, пока он продолжает трястись и вертеться. Ничего существенного это не приносит, и я склоняюсь над ним и жестко шлепаю его по щеке тыльной стороной ладони. Он резко открывает глаза и на секунду в них горит какой-то опасный свет, но быстро сменяется смутным узнаванием. Он садится и смотрит прямо на меня, в колеблющемся свете его глаза косят.

— Святой Люций говорил с жителями Белушидара, и велика была молва их восхищения, — произносит он с теплой улыбкой на тонких губах, но его глаза быстро становятся затравленными.

— Думаю, это значит — спасибо, — говорю я Франксу, вставая, пока Кронин укладывается обратно на одеяло, еще раз осматривая окружение перед тем, как закрыть глаза. Я стою там еще пару минут, пока дыхание Кронина снова не становится глубоким и спокойным, означая, что он опять действительно заснул или слишком хорошо претворился, чтобы я больше не беспокоился.

«Какого черта Грин позволил себя убить?», несчастно спрашиваю я сам себя, устало возвращаясь обратно к себе в зону отдыха. Я как-нибудь обойдусь без обязанностей няньки за этой толпой преступников с дерьмом вместо мозгов. В «Последнем шансе» и так достаточно сложно выжить, чтобы еще беспокоится о ком-то другом. Я полагаю, что мне просто нужно забить на это, пусть сами о себе заботятся. Черт, если уж и это они не могут сделать, то заслужили смерти.

ЧЕРЕЗ несколько дней после происшествия с Кронином, мы присаживаемся перекусить в центре камеры, разложив на полу перед собой тарелки с протеиновыми шариками. Нам приходится цеплять их руками; нам не дают никаких столовых приборов, чтобы мы не могли заточить и использовать как своего рода ножи. Вот такое вот отношение действительно ломает людей — они даже не верят тебе, что ты будешь ими есть, а не кинешься резать другим глотки. Пища для нас тоже измельчается. Я точно знаю, что они привезли на борт сотни рогатых с полей вокруг Избавления, но разве мы видим хоть какое-то парное мясо? Никогда. Нет, все та же коричневая, наполовину жидкая жижа, которую ты запихиваешь себе в рот пальцами, ощущая, как она ужасно скользит по пищеводу, напоминая по консистенции остывшую блевотину. Через некоторое время ты к ней привыкаешь, тебе приходится. Ты просто впихиваешь ее в себя, глотаешь и надеешься, что не сильно подавишься. У нее даже нет никакого вкуса, кроме солоноватой воды, с которой она смешана. Она холодная и склизкая, и не единожды я ощущал острое желание швырнуть это дерьмо в лицо охраннику, но меня просто отпинают, и я останусь голодным. При полном отсутствии гастрономического восторга, она, конечно же, наполняет твое брюхо и позволяет жить дальше, что от нее и требуется.