Я назову твоим именем сына (СИ) - Шолохова Ирина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, так объясни! — он сделал ещё одну попытку, наклонился над ней, локтем правой руки опираясь на землю, левой поглаживая её по волосам.
— Максимилиан, прошу, не надо! — она убрала его руку, — я не люблю тебя - в этом причина.
— Мы только-только успели познакомиться, время должно пройти, потом, может, полюбишь.
— Ага, чтобы влюбиться надо время, а для всего остального - не надо! Давай! До свидания! Я пошла! — она поднялась и не совсем уверенной походкой пошла в сторону корпуса.
— Да подожди ты! — поднялся он вслед за ней, чертыхаясь про себя и обзывая её неадекватной: любовь ей подавай, чувства! — он догнал её, сунул в карман конфеты, мандаринки, — съешь потом, у себя.
— Спасибо за угощение! Было очень приятно побеседовать и выпить вина на лоне природы, — церемонно поблагодарила она его.
Он проводил её до корпуса:
— Ладно! Пока! Если передумаешь - дай знать!
— Хорошо! — согласилась она, — нарву букет полевых цветов и поставлю на подоконник - это и будет тебе знак.
— Добро! — кивнул он.
«Всё ясно и понятно, — думала Рита, заходя в свою каморку и включая свет, — она пошутила, а он и не понял!»
Она сняла толстовку, футболку, джины и осталась только в белых трусиках и бюстгальтере, совершенно не подумав о том, что за окном кто-то может наблюдать за её действиями. За окном, чуть поодаль, стоял Максимилиан: «Хороша! — прошептал он, — сними лифчик! Ну, пожалуйста - пожалуйста! Сними! Он же мешает тебе! Твоим прелестным наливным яблочкам хочется на свободу! Хочется освободиться от сбруи! Снимай! Снимай! Ну, давай же! Давай!»
Как бы по его желанию, Рита подняла руки вверх, откидывая волосы со лба, потом стянула бретельки с плеч, высвободила руки, повернула бюстгальтер застёжкой вперёд, расстегнула и сняла его, обнажив к великой радости, наблюдавшего за ней, две прелестных, юных задорно торчащих грудки.
«Умница! — прошептал наблюдавший, — молодец! Хорошая девочка! Послушная девочка! Ну, зачем прятать такую красоту от людей! Красотой надо делиться! А теперь сними трусики! Давай! Давай!» — шептал он, пожирая глазами юное тело.
На этот раз она не стала «послушной девочкой» - натянула пижаму, выключила свет и скользнула в кровать под одеяло.
«Ну, что же ты делаешь! Зачем! Дай полюбоваться на себя! Ну, ещё хоть чуть-чуть!» Ответа не последовало. В окне по-прежнему было темно. Максимилиан постоял ещё немного по девичьим окном, надеясь на чудо. Надеясь, что вот сейчас распахнётся окно, и девичий нежный голосок тихонько окликнет его: «Максимилиан, ты где? Иди ко мне!» И он легко заберётся в окно и сожмёт её, нетерпеливо сорвёт дурацкую пижаму - укрывающую от посторонних глаз, прелестное тело - какой дурак их придумал! Прижмётся разгорячённым телом к ней нежной и трепещущей. Нет, окно не распахнулось, за окном было темно и сонно. «Блин! Что ты с ней сделаешь! Жалко ей! Я тебя не люблю! — передразнил он тоненьким голоском, — Блин! Блин! Блин! Не прокатило!» — он пошёл в свой корпус.
В комнате, где кроме Максимилиана жили ещё три парня, было темно и тихо. Максимилиан задержался у входа, приоткрыл дверь - в тусклом свете уличного фонаря, увидеть происходящее в комнате. Бледным пятном выделялась его кровать, стоящая у левой стены - белый, холодный свет огромной Луны, освещал её. Он перевёл взгляд на кровать, тоже стоящую у левой стены, но ближе к входу: на ней мирно посапывали две головы - парень, раскинувший руки по обе стороны кровати и девушка, уткнувшаяся ему в плечо. «О-о! Как интересно!» — тихо произнёс Максимилиан. Две кровати, стоявшие в противоположной, неосвещенной стороне комнаты, излучали тишину и спокойствие - слышалось сонное размеренное дыхание. Максимилиан скинул кроссовки, сбросил верхнюю одежду небрежной кучкой на пол у своей кровати и нырнул в постель.
— Долгонько ты! Чпокнул крошку? — послышалось с кровати напротив.
Максимилиан резко обернулся:
— Макс, ты чё не спишь?
— Интересно, чпокнулись вы или нет?
— Спи! — Максимилиан отвернулся к стене, ему не хотелось обсуждать подробности произошедшего между ним и Марго. Хотелось ещё раз увидеть (пусть, на этот раз мысленно, а не на яву) то, что он видел за освещённым окном: вот в комнате загорелся свет, и она впорхнула в свою каморку, несколько секунд постояла, сняла одежду, оставшись в белых трусиках и бюстгальтере, вскинула руки вверх, поправляя волосы…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Можешь сказать, было у вас или нет? — прервал сексуальные грёзы голос с противоположной кровати.
— Чё те надо? — недовольно пробурчал Максимилиан, — отстань, я спать хочу, — потом, вдруг, резко сел на кровати, сбив одеяло в ноги, — а у тебя как с этой, рыжей? Получилось?
Максим тоже поднялся сел на кровати, опустив ноги на пол:
— Да ну! Не вполне нормальная, оказалась!
— В смысле?
— Прыгнула ко мне на колени! Жалась, жалась ко мне, ёрзала так, что у меня даже уши торчком встали, не говоря уж обо всём остальном! Пошли в лесок прогуляться - всё нормально, поцелуи, обжималки, то-сё! Как до дела дошло - взвизгнула и убежала! Ну, это нормально? Скажи?
Максимилиан беззвучно засмеялся, держа голову руками и раскачиваясь как при сильной головной боли. Встал с кровати, пошарил в тумбочке:
— У тебя сигареты есть? Без сигарет не обмозговать их поведение!
— Есть! Пошли на воздух, обсудим!
— Выпивка осталась? — Максимилиан заглянул под кровать, надеясь найти спиртное.
— Откуда! Всё выхалкали! Надо снова в деревню идти за бухлом! Накинь что-нибудь, пойдём, покурим.
Они вышли, сели на крыльцо, закурили. Помолчали. Первым заговорил Максим:
— Знал бы, что от рыжей ничего не отломится, внимания бы на неё не обратил. Страшная, как моя печаль! У тебя-то как? Расскажи!
Максимилиан пожал плечами:
— Не знаю! Я не понял! Поцеловались! Вроде, она загорелась, задрожала, как трепетная лань! А потом, нет и всё! Я, говорит, тебя не люблю, а без большой и красивой любви, говорит, извини, не могу!
— Не дала? — Максим глубоко затянулся сигаретой.
Максимилиан отрицательно покачал головой:
— Нет! Но, договорились, что, если «созреет» - даст знать.
— Ого! И как это будет? Подойдёт и скажет: «Разрешаю вам мне впендюрить!» — Максим по-дружески толкнул друга левым плечом.
Они беззвучно «заржали».
— Есть же нормальные девки! Вон лежит в кровати с парнем, всё у них пучком! — развивал свою мысль Максим, — конечно, они уже давно вместе, но всё равно, приятно посмотреть - спят в обнимочку, посапывают. Всё как положено, — он помолчал, как бы собираясь с мыслями, затушил сигарету, — Ты, это! К Марго не лезь! Нравится она мне!
— Чё? — не поверил тому, что услышал Максимилиан.
— Не чё, а что! — поморщился Максим, — что слышал! Нравится мне она!
— Ты же с рыжей жамкался!
— Объясняю, для непонятливых! — слегка раздражаясь, ответил Максим, — я думал, мне что-то отломится! Очень на это надеялся! Если бы знал, что рыжая даст «от винта», даже не подошёл бы. На кой она мне нужна!
— Я же тебе сказал, — Максимилиан тоже затушил сигарету, — мы договорились, как только она «созреет» - даст знак, поставит букет полевых цветов на подоконник. Букет на подоконнике - она готова! Чё я ей скажу: «Я передумал! Извини!»
— Ладно! Разберёмся! Пойдём спать, — Максим широко зевнул.
ГЛАВА 2
Ритка надела пижаму, выключила свет и скользнула под одеяло. Повернулась на правый бок, ладонь правой руки положила под щёку, левой рукой обняла подушку, сонно пробормотала: «На новом месте, приснись жених невесте!» И мгновенно, «провалилась» в сон: «Зимний морозный день, она стояла на берегу речки. Яркий солнечный свет безжалостно слепил, заставлял жмуриться, отчего искрящийся на солнце, пушистый, нетронутый снег, казался розовым: «Как красиво!» — она зачарованно смотрела по сторонам: белоснежные мохнатые шапки укутывали огромные ёлки, стеной стоявшие на противоположном берегу реки. На ней надет лёгкий на бретельках сарафанчик ярко-жёлтого канареечного цвета, фиолетовые «Анютины глазки» украшали его подол. Босиком на снегу и в лёгком сарафанчике! Но отчего-то не было холодно, было весло! Она захохотала, точно сумасшедшая. Налетел порывистый ветер, снежный шквал закружил её, запорошил снегом. На ресницах повисли снежинки, ей стало ещё веселее! Она смеялась, отмахиваясь от надоедливых «белых мух», а снег всё прибывал и прибывал - и, вот, она уже по колено в снегу. Сквозь пелену снега, на противоположном берегу реки, то появляясь, то исчезая, замаячил мужской силуэт. Молодой парень! Он, пристально, улыбаясь, смотрел на неё. Во что он был одет, она не могла понять. Какая разница! Он что-то сказал ей - снежный вихрь закрутил, замёл его слова и унёс прочь. Она ничего не услышала.