Зимние призраки - Дэн Симмонс

– Жутко? – Доктор Холл сделал заметку в блокноте. – Это как?

– Ну, не то чтобы жутко, – пояснил Дейл, – но это было выше нашего понимания. – Он помолчал. – Ну, вот хотя бы лето после окончания пятого класса. Мы, несколько мальчишек, организовали некое подобие клуба, который назвали Велосипедным патрулем, – нечто вроде младшего отряда Лиги правосудия…

Дейл ясно видел, что Холл понятия не имеет, о чем он ему толкует. Может быть, психиатры-мужчины никогда не бывают мальчишками. Это многое объяснило бы.

– Ладно, не это важно… Мы собирались в старом курятнике Майка О'Рурка – продолжал он. – Там у нас был пружинный диван, отличное старое кресло с помойки, радиоприемник… и все в таком духе. Помню один летний вечер по окончании пятого класса… Мы умирали от скуки, и тогда Дуэйн начал пересказывать нам поэму о Беовульфе… слово в слово. Вечер за вечером он цитировал нам «Беовульфа» по памяти. Спустя много лет, уже в колледже, я изучал древний эпос и узнал текст… слово в слово… точно как рассказывал Дуэйн тем летом.

Холл кивнул.

– Удивительно, что в таком возрасте он вообще знал о «Беовульфе».

Дейл улыбнулся.

– Самое удивительное то, что Дуэйн читал его на староанглийском.

Психиатр заморгал.

– Но как же вы понимали?

– Он читал нам отрывок на староанглийском, а затем переводил, – пояснил Дейл. – А осенью он читал нам отрывки из Чосера. Мы знали, что Дуэйн со странностями, но любили его.

Доктор Холл сделал очередную заметку в блокноте.

– Как-то мы бездельничали, а Дуэйн читал новую книгу… Кажется, это был Трумен Капоте, не помню, но точно один из тех писателей, о которых я в то время даже не слышал… Так вот, кто-то из мальчишек, по-моему, Кевин, спросил, как ему книга, Дуэйн ответил, что книга ничего, вот только автор никак не вернет своих героев из иммиграции.

Доктор Холл поколебался, а затем сделал очередную заметку.

«Возможно, тебе этого не понять, – подумал Дейл – но я-то писатель, то есть иногда сам пишу что-нибудь, и в жизни не слышал, чтобы какой-нибудь чертов редактор высказал столь же меткое замечание».

– А были еще какие-нибудь проявления его… гениальности? – спросил психиатр.

Дейл потер глаза.

– В то лето, когда Дуэйн погиб, в шестидесятом, мы всей компанией валялись однажды на пригорке за фермой дяди Генри и тети Лины, недалеко от дороги на ферму Макбрайдов. Была ночь, мы смотрели на звезды, и Майк О’Рурк – он прислуживал в алтаре – сказал, что, по его мнению, весь мир существует в сознании Бога, и, наверное, было бы здорово когда-нибудь встретиться с Богом, пожать Ему руку. Нисколько не раздумывая, Дуэйн сказал, что его такая перспектива не вдохновляет, поскольку он подозревает, что Бог проводит слишком много времени, ковыряя Своими ментальными пальцами в Своем ментальном носу…

Доктор Холл не стал ничего записывать, но посмотрел на Дейла почти с упреком.

– Насколько я понимаю, ваш друг Дуэйн был атеистом?

Дейл пожал плечами.

– Ну, в какой-то степени… Нет, погодите… Как-то во время одной из наших первых совместных прогулок – мы с ним в четвертом классе строили трехступенчатую ракету – Дуэйн сказал мне, что, по его мнению, все церкви и храмы модных в настоящее время богов – это он их так назвал: «модные в настоящее время боги» – слишком переполнены, поэтому для себя он выбрал всеми давно забытое египетское божество. Вызубрил старинные молитвы, изучил ритуалы – все как полагается. Помнится, он говорил, что поначалу хотел поклоняться Терминусу, римскому богу межевых камней, но все-таки предпочел египетского божка, поскольку тот пребывал в забвении много столетий и ему, наверное, очень одиноко.

– Весьма необычно, – признал доктор Холл, делая последнюю коротенькую заметку.

Теперь Дейл широко улыбался.

– Если память меня не подводит, именно чтобы молиться этому мелкому божку, Дуэйн научился читать египетские иероглифы. Ничего удивительного, Дуэйн в свои одиннадцать уже говорил на восьми или девяти языках и читал еще на дюжине.

Доктор Холл отложил в сторону свой желтый блокнот – верный знак, что ему наскучила тема разговора.

– А как насчет ваших снов? Они вас все еще посещают? – спросил он.

Дейл тоже считал, что настало время сменить тему.

– Прошлой ночью опять видел тот сон, про руки.

– Расскажите.

– Он ничем не отличался от предыдущих.

– Да, Дейл, в этом и состоит характерная особенность «повторяющихся снов», однако вот что любопытно: когда их обсуждаешь вслух, можно заметить незначительные, но важные отличия.

– Обычно мы с вами не разбирали сны подробно.

– Да, верно. Я, как вы знаете, психиатр, а не психоаналитик. И тем не менее опишите мне сон про руки.

– Все было как всегда. Я снова ребенок…

– Какого возраста?

– Лет десять, одиннадцать, не знаю. Но я в нашем старом доме в Элм-Хейвене. В нашей с Лоренсом спальне наверху…

– Продолжайте.

– Ну, мы с Лоренсом болтаем, горит ночник, и Лоренс роняет книжку с комиксами. Он наклоняется за ней и… эта рука высовывается из-под кровати, хватает его за запястье… Стаскивает брата вниз…

– Бледная рука, говорили вы в прошлый раз.

– Да… Нет… Не просто бледная, а белая… как личинка… мертвенно-белая.

– Что еще вы можете сказать о руке? Или это были руки – во множественном числе?

– Сначала только одна рука. Она буквально впивается Лоренсу в запястье и, прежде чем кто-то из нас успевает среагировать, стаскивает парня с кровати. Рука… белая рука… странная… длинные пальцы… я хочу сказать, ненормально длинные – дюймов восемь-девять. Похожа на паука. Затем я хватаю Лоренса за ноги…

– Он к этому времени уже под кроватью?

– Только голова и плечи. Он все время кричит. И вот тут я вижу обе похожие на пауков руки, утягивающие его во тьму.

– А рукава? Манжеты? Предплечья?

– Ничего. Только белые кисти и чернота… Еще более темная, чем чернота под кроватью Лоренса. Наверное, как рукава черного бархатного платья.

– И вам не удается спасти брата?

– Нет, руки утаскивают его, и он исчезает.

– Исчезает?

– Да, исчезает. Словно в деревянном полу вдруг открылась дыра, и руки уволокли Лоренса туда.

– Но в реальной жизни ваш брат жив и здоров?

– Да, конечно. Он в Калифорнии, руководит агентством по расследованию страховых случаев.

– Вы с ним обсуждали этот сон?

– Нет. Мы редко встречаемся. Лишь иногда общаемся по телефону.

– И вы никогда не рассказывали ему об этом сне?

– Нет. Лоренс… Знаете, несмотря на то что брат производит впечатление этакого большого грубого парня, на самом деле он очень чувствительный… И не любит вспоминать то лето. Да и вообще времена детства. В подростковом возрасте – мы уже переехали в Чикаго – брату нелегко пришлось, а по окончании колледжа у него даже случилось что-то вроде нервного срыва.