Зимние призраки - Дэн Симмонс

Угловой кабинет Дейла в университете Монтаны, дом в старом районе Мизулы, где он когда-то жил с семьей, его ранчо возле озера Флатхед мне незнакомы, но пленяют воображение. В Мизуле – городке всего с пятьюдесятью тысячами жителей – есть, кажется, все, что понравилось бы мне, стань я взрослым: книжные магазины, кондитерские, хорошие рестораны, концертные залы, очень неплохой университет, кино и драматический театр, оживленные деловые кварталы.

В течение последних десяти месяцев Дейл посещал сеансы психиатра Чарльза Холла. Впервые он обратился к доктору через два дня после того, как приставил к виску дуло своего «саважа», самозарядного охотничьего карабина, и спустил курок.

Кабинет доктора Холла, маленький, но уютный, располагается над одним из букинистических магазинов: кроны деревьев за окном, книги, картины на стенах, письменный стол, два потертых кожаных кресла, между ними стеклянный столик, на котором только кувшин с холодной водой, два чистых стакана и коробочка с салфетками «Клинекс». Салфетками Дейл воспользовался только раз – во время третьего сеанса: его тогда мучил весенний насморк.

Их последняя встреча состоялась в середине октября, когда листья на деревьях уже покраснели. Доктор Холл был обеспокоен решением своего пациента провести зиму в Иллинойсе, поэтому после настоятельной рекомендации найти другого врача, который обеспечит Дейла всеми нужными антидепрессантами и снотворным, и перечисления телефонных номеров, необходимых в экстренных случаях, беседа в конце концов приняла совсем иной оборот.

– Убедительно не советую вам проводить зиму одному в Иллинойсе, – настаивал доктор Холл. – Вы меня понимаете?

– Приму к сведению, – ответил Дейл.

– И все же поступите по-своему. Разве мои советы ничего не стоят?

– Я плачу за них сто двадцать пять долларов в час-откликнулся Дейл.

– Вы платите сто двадцать пять долларов за лечение, – возразил Холл. – За возможность выговориться. Точнее, в вашем случае, Дейл, не столько выговориться, сколько получить нужные предписания. И тем не менее вы решительно намерены провести следующие десять или около того месяцев в Иллинойсе, причем в одиночестве.

– Да, – кивнул Дейл. – Но только девять месяцев. Столько обычно длится беременность.

– Вы же понимаете, что это классический сценарий.

Дейл молча ждал продолжения.

– Один из супругов умирает, и оставшийся – чаще всего мужчина – уезжает куда-нибудь и пытается «начать новую жизнь», не осознавая, что в этот момент для него особенно важны привычная обстановка, общение с друзьями, поддержка…

– Моя супруга не умерла, – вставил Дейл. – Энн жива и здорова. Просто я предал ее и потерял. Ее и девочек.

– Но результат тот же самый…

– Вовсе нет, – сказал Дейл. – Не осталось никакой привычной обстановки. И дома здесь, в Мизуле, у меня больше нет. А подконтрольные встречи и воскресные прогулки детей с разведенным отцом невыносимы. К тому же вы согласились, что еще одна зима на ферме едва ли пойдет мне на пользу…

– Да, разумеется, – подтвердил доктор Холл.

– Поэтому я возвращаюсь на Средний Запад и проведу там часть своего творческого отпуска. Поеду обратно в Веселый уголок.

– Вы так и не объяснили, почему ваш друг Дуэйн называл свой дом Веселым уголком. Он действительно чувствовал себя там счастливым? Вы говорили, что мальчик жил с отцом-алкоголиком. Неужели он иронизировал? Но свойственно ли это одиннадцатилетнему ребенку? Или иронию привнесли впоследствии вы сами? Дейл колебался, не зная, как лучше ответить. Его смутило, что Холл не уловил аллюзии на «Веселый уголок». Какова же эрудиция этого психиатра, если он не знает Генри Джеймса? Следует ли говорить ему, что Ду-эйн рассказывал о «Веселом уголке» не тогда, когда ему было одиннадцать – в одиннадцать Дуэйн умер, – а гораздо раньше, в 1956-м, когда Дейл только переехал в Элм-Хейвен и обоим мальчикам было по восемь лет? Восьмилетний парнишка с захолустной фермы знал рассказ Генри Джеймса, а вот эскулап за сто двадцать пять долларов в час никогда о нем не слышал.

– Думаю, Дуэйн Макбрайд был единственным настоящим гением, которого я когда-либо знал, – ответил в итоге Дейл.

Доктор Холл откинулся на спинку кресла, скептически приподнял брови, а затем принял нарочито бесстрастный вид. Психиатру явно недоставало выдержки хорошего игрока в покер.

– Понимаю, – продолжал Дейл, – я слишком сильно выразился. Я редко употребляю это слово… черт, да, можно сказать, вообще никогда его не употребляю! За свою жизнь я встречал немало в высшей степени интеллигентных людей: писателей, академиков, ученых. Но только Дуэйн был поистине гениален.

Доктор Холл кивнул.

– Но вы знали его ребенком.

– Дуэйн прожил недостаточно долго, чтобы выйти из детского возраста, – заметил Дейл. – Но уже тогда он заметно отличался от своих сверстников.

– Что вы имеете в виду?

Врач положил на колено желтый блокнот и щелкнул кнопкой шариковой ручки – эту его привычку Дейл находил неприятной и даже несколько раздражающей.

Он вздохнул, не зная, как объяснить.

– Полагаю, нужно было знать Дуэйна, чтобы понять. Внешне он был типичный деревенский недотепа: жирный, неряшливый, с небрежно подстриженными сальными волосами. Круглый год, и зимой, и летом, ходил в одних и тех же вельветовых штанах и фланелевой рубахе. А ведь речь, учтите, идет о шестидесятом годе: даже в маленьких захолустных городках вроде Элм-Хей-вена, штат Иллинойс, дети тогда не ходили в школу в чем попало. Никаких изысков, но мы понимали разницу между одеждой для школы и одеждой для прогулок – не то что нынешние шалопаи…

Нарочито бесстрастное лицо доктора Холла сделалось слегка хмурым в знак неодобрения, что пациент отвлекся от темы.

– Впрочем, ладно… – продолжал Дейл. – В общем, с Дуэйном я познакомился в четвертом классе – наша семья тогда переехала в Элм-Хейвен – и очень скоро понял, что этот парень не такой, как все, что он жутко умный.

– Жутко? – Доктор Холл сделал заметку в блокноте. – Это как?

– Ну, не то чтобы жутко, – пояснил Дейл, – но это было выше нашего понимания. – Он помолчал. – Ну, вот хотя бы лето после окончания пятого класса. Мы, несколько мальчишек, организовали некое подобие клуба, который назвали Велосипедным патрулем, – нечто вроде младшего отряда Лиги правосудия…

Дейл ясно видел, что Холл понятия не имеет, о чем он ему толкует. Может быть, психиатры-мужчины никогда не бывают мальчишками. Это многое объяснило бы.

– Ладно, не это важно… Мы собирались в старом курятнике Майка О'Рурка – продолжал он. – Там у нас был пружинный диван, отличное старое кресло с помойки, радиоприемник… и все в таком духе. Помню один летний вечер по окончании пятого класса… Мы умирали от скуки, и тогда Дуэйн начал пересказывать нам поэму о Беовульфе… слово в слово. Вечер за вечером он цитировал нам «Беовульфа» по памяти. Спустя много лет, уже в колледже, я изучал древний эпос и узнал текст… слово в слово… точно как рассказывал Дуэйн тем летом.