Тайна профессора Макшеева - Николай Автократов

Инженер встал у южного ее угла и по компасу дал рукой направление на восток. Ваня взял конец заранее заготовленной им бечевки, длиной в двадцать два метра, и пошел в указанную сторону.

— Яма! Здесь яма!

Все бросились на крик. Ровно на расстоянии двадцати двух метров от угла, за кустарником, была видна большая яма, глубиной в два метра. Друзья остолбенели.

— Нас опередили!

— Кто же мог это сделать, когда?

— Опередили и очень ненамного, — с досадой произнес Званцев. — Вырытая земля совсем свежая, даже дожди не успели ее размыть…

— Вы никому, Ваня, не говорили о вашем открытии?

— Нет, ни одному человеку! Ведь я только позавчера расшифровал записку.

— Секрет, может быть, уже в руках врагов, — сказал Ткеша.

Все переглянулись. Только теперь стало ясно им все значение случившегося. Они стояли вокруг ямы, не будучи в силах отойти от нее. Деревенские ребята собрались поодаль и с любопытством глядели на них.

«Что же делать? Что делать?$1 — вертелось в уме каждого. Но делать было нечего, оставалось только вернуться в Москву.

— Ребята, — спросил Званцев, — был здесь недавно кто‑нибудь приезжий?

— Был, — ответил детский голос.

— Когда был? Давно?

— Да с неделю будет.

— Какой он из себя?

— А из себя он добрый, дал нам всем три рубля.

— Нет, не то, ну… вид у него какой? Высокий он или низкий? Как был одет?

— Высокий, одет в пальто, с бородой, — сказала девочка.

— Она все брешет, он был без бороды, — пробасил мальчик.

Званцев понял, что толку он не добьется, и прекратил расспросы.

Печально было возвращение наших друзей. Лил осенний дождь. Они молча шагали один за другим по грязной дороге.

На станции в ожидании поезда сели пить чай. В конце концов все порешили, что унывать не стоит.

— Мы сделали все возможное, — сказал Званцев. — Вернемся в Москву и обсудим с Андреем Васильевичем, что делать дальше.

На следующий день у Званцева состоялось совещание… Другов молча выслушал доклад инженера о неудачной поездке.

— Выходит, что вы трудились зря. Все потеряно!.. Но мы можем сделать последнюю попытку, — добавил он после небольшой паузы, — выяснить, не осталось ли каких‑нибудь бумаг у родных профессора. Я тут без вас навел кое–какие справки о Макшееве.

Профессор достал из кармана блокнот, посмотрел поверх очков на присутствующих и начал читать:

— «Макшеев Николай Власович, родился в Казани в 1871 году. В 1893 году он окончил Казанский университет по физико–математическому факультету, а через три года защитил диссертацию на тему „Методы определения температур звезд". В 1904 году Макшеев получил звание профессора и кафедру в Казанском университете. В 1918 году он переехал в Москву, где работал в Физическом институте, сначала с академиком Лазаревым, а затем самостоятельно. С 1930 года Макшеев был членом–корреспондентом Академии наук. Главнейшие его работы: „Основа аналитической оптики", „Волновая механика и теория квант", „Явления интерференции в катодных лучах". Последнее время профессор работал в области ультрафиолетовых лучей».

— Вот и все сведения, — сказал Другов. — Надо еще добавить, что из близких родственников Макшеева осталась в живых только его дочь, Елена Николаевна. Ее фамилия по мужу Савельева, и живет она в Москве. Я думаю, не лишнее было бы поговорить с ней. Поручим Ване узнать адрес Савельевой, и мы с Сергеем Ильичей побываем у нее. Может быть, что‑нибудь выясним!

Елена Николаевна Савельева, по профессии врач, жила с дочерью, девочкой лет шести, в двух небольших комнатах у Петровского парка.

Другов и Званцев представились ей и объяснили цель своего прихода: они хотели бы узнать, не осталось ли каких‑нибудь работ, чертежей или записок после смерти профессора Макшеева.

— У меня, к сожалению, ничего не осталось, — сказала Елена Николаевна. — Когда я вышла замуж, папа уехал отсюда и поселился в институте рядом со своей лабораторией. Кое‑что из его старых работ у меня, правда, было, но я все передала в Академию наук.

— В таком случае нам остается только извиниться перед вами за беспокойство и тяжелые напоминания об отце, — сказал профессор.

— Да, смерть отца была для меня страшным ударом. И зачем он только поехал на Кавказ?! Папа всегда проводил лето в средней полосе России: ведь он был страстный рыболов и мог целыми днями с удочкой просиживать у реки. И вдруг я получаю известие, что он убит поздней осенью на Кавказе. Как он туда попал, понять не могу.

— Скажите, — спросил Званцев, — а где именно ваш отец должен был провести это лето?

— Я и сама точно не знаю; где‑то под Серпуховом. Письма я посылала до востребования на станцию Свинская, Курской дороги.

Гости встали.

— Между прочим, — заметила на прощание Елена Николаевна, — вы не первые задаете мне вопросы об отце. Вскоре после его трагической смерти сюда заходили двое каких‑то научных работников и интересовались его бумагами.

Званцев насторожился.

— Простите, не можете ли вы припомнить их наружность? — спросил он.

— Одного я как сейчас вижу! Такой маленький, блондин.

— Что же вы им сказали?

— Да то же, что и вам, — ничего, — развела руками Елена Николаевна.

Геологи вернулись домой обескураженные. Все несколько приуныли. Особенно горевал Ваня, который считал себя главным виновником неудач. Ему казалось, что если бы он серьезно отнесся к делу и вовремя разгадал шифр, чертежи не попали бы в руки врагов, так как он не сомневался, что именно враги стали им поперек дороги.

— Меня все же удивляет яма, — как бы высказывая мысли вслух, заговорил Званцев. — Она слишком глубока. Зачем Макшееву надо было зарывать свои чертежи так глубоко? Да и сил для этого у старика не хватило бы.

— Знаете, — сказал Другов, — я думаю, что глубина ямы объясняется тем, что наши враги ничего в ней не нашли! Не ошиблись ли мы местом? Нет ли в Маланьине второй церкви? Проверьте, Ваня, еще раз расшифровку названия села.

Ваня в тот же вечер взялся за документ Макшеева и газету, служащую к нему ключом.

«Село Малан? Конечно, подозрительно, — думал он. — Очевидно, Макеев или я, переписывая, допустили здесь ошибку. Но в чем ошибка? Прежде всего, Макшеев мог ошибиться в счете строки».

Ваня взял строчкой выше, полупилось «Маланпроно». Строчкой ниже — получилось «Маланитоно». Он брал различные комбинации цифр — ничего не выходило. Тогда ему пришло в голову, что ошибка заключалась в первой цифре группы, то есть в номере газетного столбца. Он исправил в шифрованной записке первые цифры обеих сомнительных групп и взял буквы «д» и «р». Получилось слово «Маландроно».