Исход - Андрей Николаев

-- Мне пора, я должен подготовиться, - я окинул взглядом залу.

Однажды камин погаснет навсегда. Ковры доест моль, проржавеет оружие, пыль и паутина покроет кресла и стол, за которым вершил судьбы Великий капитул. Любой союз когда-то распадается, любое братство умирает, изжив себя, но не так все должно было случится. Не так.

-- Ты пойдешь в дом садовника?

-- Да. Они могли оставить что-то, что укажет их путь.

-- Будь осторожен, мой мальчик. Кроме тебя мне не на кого надеяться.

У двери я обернулся и посмотрел на него. Он стоял у окна, заходящее солнце резко очертило его согбенный силуэт. Волосы магистра почти исчезли в прощальных лучах светила и голова была похожа на голый череп давно высохшего мертвеца.

Выбор оружия не имел значения, но я отдал предпочтение арабской сабле с легким изгибом в верхней трети клинка. Мелкий ступенчатый узор, истончаясь и пропадая к кромке лезвия, создавал иллюзию капель крови, застывших на металле. Перо на конце сабли, заточенное с тыльной стороны клинка, усиливало инерцию оружия, но позволяло наносить подсекающие удары при выходе из атаки. С этой саблей отец принял последний бой.

Я оделся в темные одежды, немного размялся - давно не фехтовал и надо было оживить мышечную память. В схватке с обычным оружием я, как минимум, не уступлю своему противнику. Даже, если учесть, что он не использовал весь арсенал в стычке с бандитами.

Прощаясь, я оглядел комнату. Она стала нашей, когда ты, превратившись из девочки в девушку, дала согласие на наш брак. Собственно, выбора у тебя не было. Магистр так поставил твое воспитание, что мир за воротами замка не существовал для тебя. Он был чужд, грязен и дик. Как же случилось, что ты бросилась в этот мир, как в омут, отрезая себе путь назад? Я помнил, как ты росла, твои первые шаги, первые слова. Когда ты узнала, что предназначена мне, ты почувствовала свою власть, и я смирился с этим, потакая полудетским капризам. Здесь прошла наша первая ночь. И последняя тоже. Надеюсь, я разобрался во всем, и ты простишь меня за мимолетную ненависть, вспыхнувшую, когда я увидел со стороны твою любовь. Нет, не любовь. Твою слабость, простую женскую слабость, которую спровоцировали и которой воспользовались.

Вечер был ясный и тихий. Улицы постепенно замирали - горожане отходили ко сну. До закрытия питейных заведений оставалось совсем немного, и скоро последние гуляки разбредутся по домам, оставив город ночной страже и лихим людям.

Замок черной громадой возвышался над окружавшими его жилищами обывателей. Теперь он стал лишь декорацией к спектаклю о своем былом величии. Светилось единственное окно в главной зале. Я не зашел попрощаться с магистром. Зачем? Прочесть в его глазах свой приговор? Я и так знаю его. Не настолько я уверен в себе, чтобы простить торжество в его выцветших глазах. Пусть он умрет своей смертью.

Стараясь обходить стороной кварталы, пользующиеся дурной славой, я двигался к дому садовника. Я не боялся нападения - просто не хотелось терять время. Облака, освещенные восходящей луной, походили на овец, бредущих вдоль разбитой проселочной дороги: чистых с одного бока и забрызганных грязью с другого. Перед ратушей шел развод стражи. Держась в тени домов, я миновал площадь.

Яблони старого сада стояли голые, беззащитные перед надвигающейся зимой. Пахло падалицей и тлеющими листьями. В доме было темно, но я знал, что вы там. Я все же воспользуюсь магией. Не для победы - она невозможна. Мне необходимо сказать несколько слов, успеть открыть правду, а дальше решать тебе.

Невидимый, я проплыл над рассохшимися ступенями крыльца. Дверь неслышно пропустила меня внутрь. В прихожей было темно. Луна заглядывала в окна, словно ночной вор, проверяющий спят ли хозяева. Из соседней комнаты слышались голоса.

-- Зачем нам ждать? - спросила Вероника, - мы могли быть уже далеко от города, от этого проклятого замка.

-- Иногда разумнее переждать, когда погоня пройдет мимо. Чем быстрее бежишь, тем труднее обороняться, поверь мне, малышка, - негромко ответил мужчина.

-- Я просила тебя не называть меня малышкой, - слышно было, как Вероника притопнула ногой.

Я усмехнулся: это была ее привычка - топать ножкой, словно капризный ребенок, когда ей не удавалось сразу настоять на своем.

-- А как тебе нравится, чтобы я тебя называл? "Моя королева" - пойдет?

Он стоял облокотившись на камин, снимая пальцами нагар со свечи. Рукава свободной рубашки были засучены по локоть. Обнаженный меч лежал на каминной полке у него под рукой. Он не использовал его силу против разбойников - он оставил меч для меня. Шпага в ножнах лежала в углу комнаты. Вероника сидела, сложив руки на коленях на единственном стуле. В неясном свете ее лицо показалось мне усталым и разочарованным. Я отчетливо видел ее ауру. Светлая и трепетная, словно подвенечная фата, она окружала ее тело пульсирующим двойным ореолом. Двойным? Я замер. Да, теперь я различал это ясно: Вероника была не одна - она несла в себе жизнь! Эхо нашей любви жизнь нашего ребенка.

-- Подождем еще немного, любовь моя, - примирительно сказал мужчина, я уверен, скоро все закончится.

-- Но Марк может нас найти, - с отчаянием сказала Вероника.

Мужчина медленно поднял голову и посмотрел прямо на меня. Да, он успел кое-что почерпнуть из тайного знания.

-- Он уже нашел нас, моя королева. Ну, Марк, покажись, если не боишься.

Половицы скрипнули, когда я обрел вес и сбросил невидимость. Мужчина взял с каминной полки меч. Клинок скрежетнул по мраморной доске и замер, нацелившись в мою грудь. Лезвие порозовело, словно испытывая жажду крови.

Да, я не ошибся. Он все также похож на отца. И такой же кленовый лист багровеет у сгиба локтя. У старых грехов длинные тени и одна из них накрыла магистра.

-- Здравствуй, Рауд, - сказал я.

-- Узнал. Я так и думал, - кивнул он головой.

Вероника поднялась на ноги.

-- Рауд? Вы знакомы?

-- Позволь представить тебе моего брата, якобы убиенного по закону ордена своим отцом восемнадцать лет назад, - я слегка поклонился в его сторону.

-- Но он..., - Вероника отшатнулась, схватившись за горло.

-- Да, - подтвердил я, - родной брат твоей матери, твой дядя.

-- Разреши спросить: когда ты догадался, дражайший братец? - Рауд скривил губы в усмешке.

-- Совсем недавно, к сожалению. Последний штрих - это неуклюжая попытка твоего отца выведать, стану ли я применять магию в нашем поединке. Но и до этого он наделал много ошибок, просто мне недоставало деталей, чтобы сложить мозаику. Магистр будто бы при мне обнаружил, что я отравлен болиголовом, но противоядие, которое он мне дал, готовится несколько часов. Он при мне влил яд в недопитый кубок, чтобы я почувствовал его запах, но перестарался: меру яда, достаточную для отравления, в вине не обнаружить. К тому же, если бы я выпил пятнистый болиголов, то проснулся бы обделавшийся, как младенец. Ты и сам знаешь симптомы. Что было в кубке, Вероника?