Экстремист - Сергей Валяев

— Генацвале! — возмутился Резо, осматривая родную природу с четырех точек. — Куда занесло, вах? Это не то поле, да?

— Поле как поле, — буркнул Никитин, однако тоже принялся оглядывать окрест.

— В чем дело? — поинтересовался я.

— Поле какое? — спросил Резо. — Кажись, картофельное? — И вырвал кусточек. — А были подсолнухи.

Водитель задумчиво пошкрябал затылок:

— Вроде сюда? Если короткой дорогой.

— Понятно, юные следопыты, — проговорил я. — Уволю, если во время лички ещё себе дозволите.

Проплутав ещё полчаса по бездорожью и вспомнив великий и могучий, мы увидели на душистом лужку мирное стадо буренок. На пригорке грелся пастух, который при ближайшем знакомстве оказался бойкой старушечкой Надеждой Григорьевной Скрипник:

— Аврора, сыночки? Как не знать-то Аврору? Райское дюже местечко. Разливное. На Исторке-то. Вон по тому шляху… А вы пошто чакисты?

— Как, бабушка?

— Ну это… ловлите шпиёнов. ЧаКа. За Авророю санатория ваша. Во-о-он по шляху, за леском.

Что тут сказать? Народ знает все. Даже то, что не должен знать. Спрашивается, откуда про ультрасекретную новую базу отдыха под столь лирическим названием «Аврора» знает каждый придорожный кусточек?

Когда мы выехали на мост, выгибающийся над рекой, то поняли почему это местечко выбрано для культурного отдыха рыцарей плаща и кинжала.

Местечко — эдем на земле. Здесь на высоком берегу Москвы-реки рождалась богиня утренней зари Аврора. В широкой луговой пойме с ленивой беспечностью несла свои воды река. На противоположном бережку гнездилась деревенька-христарадница. С разрушенной церквушкой — удобным местечком для прицельного снайперского огонька.

Дом отдыха был окружен кремлевской кирпичной стеной с КПП. Флигельки тоже из кирпича напоминали французские замки в масштабе 1: 100 в предместьях, скажем, Марселя. Дорожки, выложенные мраморной плиткой соединяли домики со стеклянным кафе, где на ажурных столиках рогатились перевернутые стулья.

Чуть дальше за высокой сеткой темнел гранатовый гравий теннисного корта. Вокруг него — спортивные площадки с тренажерами. За кустами жасмина жизнеутверждающе хлопали выстрелы — там находилось стрельбище. У реки прогревался шелковистый песочек, завезенный из Андалузии. Или Карибских островов.

Встречал нас комендант — тихий печальный человечек, похожий на искусствоведа из Эрмитажного запасника, обнаружившего, что часть картин источена мышами и временем, а часть благополучно сперта в Лувр.

— Значит, вы на недельку, — уточнил он, заглядывая в гроссбух. Надеюсь, не будет никаких недоразумений?

— А что случаются?

— Народ молодой. Иногда позволяют. Нарушают режим. Нехорошо, — покачал головой. — Но вы, Александр Владимирович, как руководитель…

— Они у меня будут, как бобики, — поспешил с заверениями. И покрутил увесистым кулаком под носом коменданта. В доказательство того, что слова у меня никогда не расходятся с мордобоем. И показал на Резо-Хулио. — Хлебает только молоко.

— Подлинно-с так, — подтвердил мой товарищ, опустив глаза долу.

— Да? — недоверчиво покосился на испито-небритую рожу моего друга комендант. — Вот сюда, товарищи, — открывал дверь в многоместный трехэтажный флигелек. — Здесь уже ваших шесть. Ведут себя неправильно, поднял палец к потолку уютного холла с архаичной пальмой в кадушке. — Вчера употребили. — Смотрел на меня снизу вверх.

— И что?

— Купались в полночь.

— И все? — удивился я.

— Нет, не все, — сварливо огрызнулся. — Переплыли речку и, пожалуйста, конфликт с местным населением. Нехорошо. Нам эти неприятности, сами понимаете… У нас тут и уважаемые люди отдыхают.

— Вот это непорядок, черт, — цокнул я. — Беспокоить деревню. — И приказал. — Никитин, группу сюда. Глянем, что нам родина подарила. — Под ручку выпроваживал коменданта. — Не волнуйтесь. Все будет тики-так.

— Как? — не поняли меня.

— Все будет хорошо, товарищ комендант.

— Я на вас рассчитываю, Александр Владимирович.

— Всегда ваш, — и наконец удалил исполнительного искусствоведа из флигелька.

Боюсь, что полковник Орехов поступил опрометчиво, решив, что во мне живет Макаренко, который воспитывал будущее молодой революционной республики добрым словом. И с чекистским маузером у виска. А последнее, как известно, убеждает сильнее любого слова.

Когда группа собралась в холле, то желание у меня возникло одно использовать пальму в кадушечке, как палицу. Однако я любил карликовые финиковые растения. А маузер мне забыли подарить. Пришлось говорить на языке масс. Смысл моей речи заключался в следующем, если давать её в переводе:

— Дорогие друзья! Я рад видеть ваши лица, утомленные Бахусом! Так жить нельзя, товарищи. Или работаем, или я вас, сукиных и тудыкиных детей… И предупреждаю, о каждом из вас я знаю больше, чем вы все вместе обо мне.

Я умею быть красноречив, это правда. Приятели, зная об этой моей слабости, спокойно обустраивались в своих кельях. Молодой коллектив же находился в глубокой задумчивости.

— Познакомимся поближе, — предложил я.

Все с опаской начали переглядываться: кто первым на заклание?

— Вон… товарищ у пальмы. За листиками. Как Адам в раю.

— А чего я? — забубнил добродушный малый размером с дубовый буфет. Как что, так я?

— Арсений Шухов, так? Выйди, любезный, из кущей. Десантник, да?

— Ну.

— Гну, — ответил я. — Вчера десантировался к дояркам?

Закатив глаза к потолку, боец затоптался и задышал, как бегемот у водопоя. Верно, поход в огороды проходил трудно на незнакомой местности. Тому свидетельствовала скользящая садина на скуле. Да поскольку шрамы украшают мужчину, я решил не обращать внимания на следы ночного боя.

Вторым номером выступал Станислав Куралев. Этот малый служил в войсках спецназначения, то есть в диверсионных. Это отложило на его характер отпечаток — был ехиден и зануден. Все-таки месячные марш-броски на выживание в отрогах Гималаев не морская прогулка на лайнере вокруг света с любимой в одной каюте.

— Держи! — крикнул я и швырнул пустую бутылку, случайно подвернувшуюся под руку.

Испытуемый без труда ухватил посудину за горлышко, поднял к физии, удручающе вздохнул.

— И я в завязке, — утешил его Хулио. — С утра.

Они посмотрели друг на друга, товарищи по несчастью, и, если бы не мое присутствие, уже бы тянули пивко в сельпо.

— Только молоко, — напомнил я всем.

Третий, опередив меня, представился сам: Алеша Фадеечев. Из всей беспечной гоп-компании он выделялся внутренним спокойствием и прирожденной интеллигентностью. Службу проходил в радиотехнических войсках, и один из вопросов к полковнику Орехову был именно по этой персоне: зачем он нам в личку?

— Какая у тебя специализация, Алеша?

— Компьютерные системы.

— Хакер, что ли? — поморщился я.

— Можно и так, — пожал плечами. — Кажется, компьютеры у вас вызывают аллергию?

Я сделал вид, что не услышал вопроса. Хакер же опустился на диванчик, обуреваемый желанием покрутить у виска пальцем.

Четвертым выступил Коля Болотный, доблестно прослуживший в морской пехоте. Я поинтересовался возможностями его легких. Так, на всякий случай.

— Не знаю? — засмущался человек-амфибия. — Долго.

Пятым и шестым были братья Суриковы, постарше — Валера, помладше Олежек. Симпатичные, с прочными славянскими лицами. Внимательные и не суетные. И я знал почему. Оба «работали» на исламской войне. Валера снайпером, Олежек — подрывником. А это такие профессии, которые не располагают, например, к сельхознабегам.

Следовательно, неподдающихся у нас трое: десантник — диверсант морпех?.. Странный подбор кадров у товарища полковника Службы безопасности, специалиста по антитеррору. Странный для обыкновенной личной охраны. Зачем группе хакер или подрывник?

Мои размышления были прерваны мелодичным гонгом. Что такое? Мне объяснили: сигнал к завтраку.

Прием пищи для бойца, как известно, если его даже покрывают матом или фугасами, дело главное.

Поход в столовую напомнил мне пионерский лагерь имени Павлика Морозова. По дорожкам баламутил молодой люд, который был подвижен, легок и физически крепок. «Мои» за три дня обжились и раскланивались, как на сочинской набережной в час утреннего бриза.

Я почувствовал себя старым, сирым, голодным и неуверенным в завтрашнем дне. Если меня наградят (посмертно) бляшкой из алюминия, то это, уверен, не обрадует ни меня самого, ни жену Полину, ни будущего моего ребенка.

Симпатичная официанточка Фора принесла поднос с плоскими тарелками, где мазалась манная каша. Я крякнул: от такой пищи недолго и ноги протянуть. Черт-те что!

— Мальчики работайте ложками, — смеялась девушка. — А то голодные? После работы ножками. Вон Арсенчика угостили дрыном, ай-яя, — и улизнула, егоза.