Роковая Роксана - Ната Лакомка
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стоп, Роксана. Это ты сама только что придумала про поручение. Возможно, бедняга граф, и в самом деле, болен – может, у него подагра или геморрой.
Я не удержалась и прыснула, но никто этого не заметил, даже моя сестра.
После последнего заплыва господин Бранчефорте не стал утруждать себя использованием купальной лесенки, чтобы выбраться из бассейна, а попросту подтянулся на руках и вылез из воды, отряхиваясь, как мокрая собака. Он встряхнул головой, и брызги полетели в разные стороны – в основном, в лицо почтенным леди, которые считали публичное купание слишком безнравственным, и предпочитали возлежать в шезлонгах, одевшись в костюмы для утренней прогулки и укутавшись для верности пледом.
Мы все проводили эмиссара взглядами, пока он не скрылся в мужской раздевалке, и только тогда все дамы выдохнули и принялись болтать.
Мои подруги обсуждали внешность и физические достоинства графа, дамы постарше выдавали более полезную информацию, и я навострила уши, стараясь уловить, что говорит леди Летиция Эррол, которая составляла огромную конкуренцию небезызвестной Анне Симпсон по части сплетен.
- Они обожает всё красивое, - авторитетно говорила леди Эррол. – У него коллекция лучших драгоценных камней во всём королевстве, есть оранжерея, где выращивают самые красивые сорта роз, он собирает полотна известных художников, и у него в доме целая галерея картин. Но главное сокровище этой галереи – не полотна Штилера, - тут леди повысила голос, хотя полагалось понизить, но я была ей за это очень благодарна. – У него есть совсем другая коллекция. Красивейших женщин нашего времени. Если вы понимаете, что я имею в виду.
Она сделала выразительную паузу, но никто из дам не высказал предположений по поводу этой загадочной коллекции, поэтому леди Эррол со вздохом объяснила:
- С каждой женщины, с которой у графа были… неоднозначные отношения, он заказывает портрет. Таких портретов у него уже около тысячи.
- Какой ужас! – воскликнула полковница Уилби.
Она всегда всему ужасалась, поэтому на её причитания уже никто не обращал внимания. Вот и теперь дамы даже не взглянули на полковницу, а продолжали с волнением слушать леди Эррол.
Я постаралась подобраться поближе, не привлекая к себе внимания.
- Причем в его коллекции, - было видно, что леди упивалась тем, что располагает сведениями о новом госте курорта, - не только благородные дамы. Там есть и простолюдинки. Один из портретов – портрет дочери сапожника. Так что этот господин не гнушается никем и ничем.
- Но куда смотрит король? – потрясённо спросила госпожа Арундел.
- Графу Бранчефорте в рот, - заявила леди Эррол. – Король верит каждому его слову, и если господин граф говорит, что его галерея красавиц – всего лишь дань женской красоте, то король с этим согласен.
- Немыслимо! – воскликнула полковница Уилби, но на неё опять никто не посмотрел.
- Так что будьте осторожны, дорогие подруги, - леди Эррол обвела дам многозначительным взглядом. – Кто знает, может, скоро галерея графа Бранчефорте пополнится портретом одной из жительниц Солимара.
- Графиня Ленсборо уже отправила ему приглашение, - услышала я лорда Вустера, который прогуливался возле бассейна с лордом Лестером. – И он милостиво его принял. Мне не терпится поговорить с ним о конфликте в южных колониях…
«Если только граф Бранчефорте приехал сюда разговаривать со стариками о политике, - мысленно ответила я. – Что-то мне подсказывает, что у него другие планы».
Но часы пробили полдень, и нас ждал лёгкий обед в павильоне, а потом я отправилась к господину Эверетту для позирования.
Я любила эти послеполуденные часы, когда солнце заливало наш город до самых крыш. Солимар – это солнечная вода. Может быть, конечно, такое название было дано из-за целебной воды, которая в этих краях красноватого цвета, но солнце – оно ведь бывает красным только на закате. А всё остальное время оно золотое. Мне хотелось думать, что те древние народы, что жили на этих полях задолго до нас, называя свою деревушку Солимаром, имели в виду не целебные источники, бьющие из-под земли, а солнечный свет, льющийся с небес. Это интереснее и романтичнее.
- О чём задумались, Роксана? – спросил меня господин Эверетт, на короткое время показываясь из-за мольберта и снова за ним скрываясь.
Мама была бы шокирована, если бы услышала, что художник называет меня просто по имени, без приставки «леди». Но я считала, что творческому человеку позволено относиться к окружающим с некоторой фамильярностью. К тому же, господин Эверетт годился мне в отца – он был почти ровесником папы, моложе всего на пару лет. Да и художники – странные люди. Они живут в мире, который неподвластен нам, простым смертным. Почему бы не прощать им маленькие странности?
- Задумалась о бренности мира, - ответила я. – Кто мы по сравнению с вечностью?
- Слишком мрачные мысли для такого ясного дня, - по своему обыкновению, господин Эверетт говорил хмуро и отрывисто, но я знала, что он не сердится – просто сосредоточен на работе. – И слишком мрачные для вашей красоты.
- Благодарю, - сказала я мягко. – Обещаю не предаваться мрачным мыслям. Вы ведь предпочтёте, чтобы на лице модели была радость, а не раздумья.
Художник в очередной раз вынырнул из-за мольберта и посмотрел на меня в упор. Но это был не оценивающий взгляд, а совсем другой. Один из тех взглядов, что, если верить заграничным романам, «проникают и в ум, и в душу».
- Я выбрал моделью вас, - сказал господин Эверетт. – Конечно, мне бы хотелось видеть на вашем лице радость, но если вы выберете печаль, я не посмею вас упрекнуть. И напишу на полотне то, что вижу.
- Никто не говорит о печали, - заверила я его. – Простите, я не к месту решила пофилософствовать.
- Всё, что вы говорите и делаете – к месту, - произнёс он и снова углубился в работу.
- Ещё раз благодарю, - тихо сказала я, но он, кажется, не услышал.
Окна мастерской господина Эверетта выходили на улицу, и я прекрасно видела, как по ту сторону собираются в группки молодые люди – щеголевато одетые, модно причёсанные и с «аристократической
