Пинбол - Ежи Косинский

Она в ярости удалилась. Что касается этого урока, то Домострою, который в детстве едва не утонул и с тех пор панически боялся воды, он впрок не пошел.

– Так почему же ты думаешь, будто я тебя не хочу? – повторила Андреа. – В конце концов, это я пришла послушать тебя к Кройцеру и сунула записку с признанием, разве не так? – Она придвинулась еще ближе, и теперь он шеей чувствовал ее дыхание.

Он мог бы тут же подмять ее под себя, однако не шелохнулся.

– Ты часто проводишь время с музыкантами? – спросил он.

Она взглянула на него непонимающе:

– Провожу время?

– Я имею в виду…

– Ты имеешь в виду – сплю с ними? Разумеется. Я учусь музыке, ты забыл? А как насчет тебя? Ты трахал девчонок, что ошиваются у Кройцера? – Он выпрямился и несколько подался в сторону.

– Ты не просто ошивалась там. Ты пришла с определенной целью.

– Именно так, – согласилась она. – Познакомиться с тобой.

– Но ты уже знакома с моей музыкой. Разве этого недостаточно? Музыка никаких требований не предъявляет. А композиторы предъявляют.

– Я ничего не имею против твоих требований.

– Ты не знаешь меня!

– Я знаю себя.

– Явилась бы ты на меня поглазеть, будь я не тем, кто я есть, а, к примеру, настройщиком роялей?

– Меня не интересуют настройщики роялей. Меня интересует Патрик Домострой.

Она подсела ближе. Ее ладонь легла ему на бедро. Потянув Домостроя к себе, она нежно поцеловала его в мочку уха.

Поскольку ответной реакции не последовало, она прижалась к нему грудью и поцеловала его в шею. Он слегка задрожал и потянулся к ней, возбуждение его нарастало, заставляя искать ее ласк. Внезапно она отпрянула, и его желание ослабло.

– Я не прикидываюсь, будто секс – это все, что мне от тебя надо, – испытующе глядя на него, сказала Андреа. – Есть одна вещь, которую можешь для меня сделать только ты.

Возникший между ними диссонанс становился все ощутимей.

– Какая же это вещь? – спросил он, испугавшись, что она может попросить у него денег.

– Я хочу, чтобы ты познакомил меня с Годдаром!

– Годдаром? Каким Годдаром?

– Тем самым. Единственным и неповторимым.

– Годдар – это рок-звезда? – спросил он в полном недоумении. Он не видел никакой связи между собой и миром газетных сенсаций, успеха, денег и поп-музыки, с которым ассоциировалось имя Годдара.

– Именно так, – сказала Андреа. – Я хочу познакомиться с Годдаром. Лично. Это все, чего я прошу.

Домострой изобразил подобие улыбки. Может, она пошутила? За простоватой внешностью скрывается та еще штучка.

– И это все? – саркастически поинтересовался он.

– Да, – сказала она, – это все. Я хочу выяснить, что он собой представляет. Еще лучше: встретиться с ним. Я хочу с ним познакомиться.

На мгновение Домострой почувствовал себя одураченным. Так вот что ей от него понадобилось. Старик, помогающий девчонке осуществить ее подростковые фантазии.

– С чего ты решила, будто я способен отыскать тебе Годдара? – рявкнул он.

– А почему бы и нет? Разве ты не такая же знаменитость?

Весь этот разговор уже начинал его раздражать.

– Послушай, пять – или уже шесть? – лет Годдар продает больше всех записей в стране. Хотя до сих пор он – полная загадка, ничего, кроме имени и голоса. Никто не видел его, никто не сумел получить хоть какую-нибудь информацию о нем. Никто! С того дня, как вышел его первый альбом, все журналы, газеты, телевизионные каналы и радиостанции, профессионалы и дилетанты в мире музыки – все пытаются хоть что-то узнать о нем. И пока никому не удалось узнать о Годдаре больше, чем было известно с самого начала. А ты хочешь, чтобы я для тебя все выведал? – Он невесело рассмеялся. – Ты уверена, что знаешь, кто я такой?

– Разумеется! – также раздраженно воскликнула она. – А еще я знаю, что ты способен его отыскать. Ты сможешь это сделать – но только если захочешь хорошенько. Если почувствуешь, как это для тебя важно. Все, что тебе надо, это захотеть его отыскать. Я изучала тебя и целую кучу всего о тебе обнаружила. Я знаю, что ты получил Национальную премию по музыке за «Октавы», я знаю, что и Гильдия американских композиторов, и Британская академия кино и телевидения единодушно признали твою музыку к «Случаю» лучшей работой года для кино.

– А еще что? – спросил Домострой, несколько польщенный ее ребяческой верой в его могущество.

– А еще то, что двадцать лет назад ты был страшно популярен и приятельствовал со всеми важными шишками в мире музыки и прочих изящных искусств. Я видела твои фотографии с поп-певцами, монстрами из шоу-бизнеса, кинозвездами, телеведущими, модельерами. Я читала тот панегирик, который сочинили в твою честь композиторы, поэты и исполнители «МУЗА Интернэшнл», когда закончился твой второй срок на посту президента этой ассоциации. Там говорилось, что ты отличаешься редким художественным вкусом, взвешенностью суждений, всегда испытывал чувство ответственности перед музыкантами, а твоей собственной музыке суждена долгая жизнь. Ну, если ты все это для них тогда совершил, то почему бы им теперь не оказать тебе любезность? Все, что от тебя требуется, это позвонить, задать несколько вопросов и, руководствуясь полученной информацией, выйти на Годдара.

Домостроя покоробил ее беззаботный тон, когда она перечисляла его прошлые заслуги, равно как и ее подчеркнутое невнимание к его нынешнему положению. Однако он не подал виду, что обижен.

– Не так просто звонить людям, с которыми годами не общался, и просить их о чем бы то ни было! – стараясь говорить как можно мягче, ответил он. – Ты не подумала, что все репортеры, диск-жокеи, обозреватели, комментаторы и музыканты этой страны отдали бы не меньше, чем ты, чтобы узнать, кто такой Годдар? Ты считаешь, что мне достаточно позвонить нескольким старым приятелям и сказать: «Это Патрик Домострой. Скажи мне, кто такой Годдар?»

– Я не столь наивна, – спокойно возразила она, – но ведь наверняка существуют люди, действительно знающие, кто он такой, где обретается и как выглядит – что он ест, кого трахает и какую дрянь глотает, курит или колет, чтобы заторчать. Таких должно набраться немало – его семья, родственники, друзья, любовницы, боссы звукозаписывающих фирм, налоговые советники и налоговые инспекторы, адвокаты, чиновники, секретарши, врачи, медсестры, звукооператоры. Как бы ни был велик – или хитер, умен, богат – Годдар, он не мог всего этого добиться в одиночку! Каждый серьезный композитор подтвердит, что твои произведения мог написать только ты сам, ты и никто другой. Но даже тебе, чтобы сохранить единство стиля, которым ты так дорожишь, приходилось тщательно подбирать музыкальных редакторов, потому что скандальные газетенки только того и ждали, чтобы подорвать твою репутацию утверждениями, будто ты не сам написал эту музыку! Теперь ты понимаешь, что обязательно существуют люди, помогавшие Годдару? И должны существовать те, кто работает с ним сейчас? Все, что от тебя требуется, это найти одного из них. Только одного!

– Допустим, я случайно выйду на одного из них. С чего это вдруг тот, кто все эти годы хранил молчание, нарушит его – для меня? – Он покачал головой.

Она была непреклонна.

– Найди хоть одного, прежде чем говорить! И убеди его – или ее. – Она помолчала, ожидая его реакции, но, не дождавшись, продолжила: – Если ты скажешь, что попытаешься найти его, я всё для тебя сделаю. Всё, Патрик. Я сейчас же заплачу тебе столько, сколько ты зарабатываешь у Кройцера за полгода. У меня достаточно денег, чтобы прожить нам обоим. Я из богатой семьи.

Он встал, прошелся по комнате. Девушка ему нравилась, да и перспектива получить сразу кучу наличных казалась весьма заманчивой – его машина как раз нуждалась в ремонте.

– Как долго ты все это обдумывала?

– Насчет встречи с тобой?

– Нет. Насчет Годдара.

– Год или около того.

– Ты говорила об этом еще с кем-нибудь?

– Нет.

– Почему же?

– Не обзавелась нужными связями. До недавнего времени я боялась к тебе подступиться, потому что не знала, чем смогу тебя заинтересовать. – Она помолчала, и на губах ее возникла лукавая улыбка. – Представь, я прочитала почти все, что написано о тебе с тех пор, как ты, задолго до моего рождения, впервые выступил на публике. Да, я проштудировала весь этот бред и уже совсем было отчаялась найти что-нибудь любопытное, но тут мне попалась на глаза одна давняя статейка, и когда я ее прочла, у меня появилась надежда, что ты все же не останешься ко мне равнодушным.

– Ты имеешь в виду мою тайную биографию в «Нью-Йорк Таймс Мэгэзин»?

– Вот и нет. – Она шаловливо рассмеялась. – Я нашла эту статью в «Гетеро», журнале морально раскрепощенных, издании, не вполне подходящем для добродетельного большинства. Ты читал ее?

– Должен был в свое время. Тогда столько ерунды печатали, что…

– Статью написала некая госпожа Эмпл Бодис [3], – перебила Андреа, – однорукая порнозвезда, подрабатывающая секс-репортером. Госпожа Бодис описала уик-энд в «Ученике чародея», закрытом клубе в Катскиллских горах. В этом заведении для «сексуально озабоченных» она увидела Патрика Домостроя. Ты был там с эдакой грациозной, затянутой в кожу девицей, которая вела себя как сексуальная рабыня. На протяжении всего уик-энда, точнее, разнообразных «эротических развлечений», в которых вы принимали участие, твоя крошка неоднократно меняла наряды, изображая то невинного ребенка, то падшую женщину, то школьницу старших классов, причем каждый раз грим идеально гармонировал с костюмом, продуманным до мелочей. – Андреа замолчала в ожидании реакции Домостроя. Она села напротив него, скрестив ноги и широко раздвинув колени, откровенно демонстрируя свою плоть. Она невозмутимо наблюдала за ним, ничуть не скрывая своего любопытства, как будто это он выставил себя на обозрение.