Мой ангел - Олег Валерьевич Голиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В участке меня оформили по всем правилам, допросили, хотя я не помню, о чём меня спрашивали, а потом тот самый молодой сержант отвёл меня в камеру. В камере сидела только одна женщина. Она посмотрела на меня и широко улыбнулась. В тусклом свете я сумела различить, что во рту у неё явно не тридцать два зуба, а цвета они такого, что её никогда не взяли бы рекламировать зубную пасту.
– Надо же кого мне привели! – воскликнула моя будущая соседка, – молоденькая, а тельце-то какое! Будет кому ублажить старуху.
Она радостно потёрла свои заскорузлые руки.
– Ты это, Марфа, – сказал сержант, – поаккуратней.
– А что я? Что я?
– Она только что человека убила, так что осторожней с ней, нам убийства в отделении не надо.
– Да я ничё, начальник, в натуре, я ж просто прикалываюсь.
– Смотри мне, – сержант погрозил ей пальцем и закрыл за мной дверь.
Я подошла к свободным нарам и села на них. Марфа некоторое время смотрела не меня, видимо хотела завязать разговор, но потом просто завалилась на нары и вскоре захрапела. Не знаю, может мой вид сказал ей, что ко мне лучше не приставать с расспросами, а может они испугалась предупреждения сержанта, не знаю. А я так и просидела всю ночь, не вставая и не ложась. Просто сидела. Ни о чём не думала. Состояние близкое к шоку, а может быть и шок. Не знаю.
Утром меня куда-то повели. В комнате, куда меня доставили, сидел какой-то офицер, а также стоял мужчина в форме, но не милицейской (потом я узнала, что это был прокурор), а также маленький лысенький человек, который о чём-то громко говорил. Увидев меня, он на секунду остановился, а потом заговорил с новой силой:
– До чего довели бедную девочку! Кто дал вам право заставлять ночевать её в камере?
– Имеем право, – устало сказал прокурор.
– Имеете! – фыркнул человечек, – вы вон прожжённых уголовников под подписку о невыезде отпускаете, а тут молодая девушка! Надо было сразу сообщить родителям, я бы ещё вчера её отсюда вытащил!
– Сообщили, – вздохнул прокурор.
– Сообщили! – передразнил его оппонент, – в полпервого ночи позвонили. Бедные родители всю ночь потом не спали, хорошо нашли мой телефон, но только утром. А девочке какие страдания пришлось перенести в камере с уголовниками!
– Гражданка Добролюбова, – прокурор оставил без ответа последнюю реплику человечка, – позвольте представить вам вашего адвоката Льва Борисовича Тузнера. Его наняли ваши родители.
– Да, Надежда Николаевна, – опять засуетился человечек, – я уже добился, чтобы сегодня рассмотрели дело о мере вашего пресечения. Я лично считаю, что будет достаточно подписки о невыезде. А вот господин прокурор, видимо другого мнения!
– Оставьте, господин Тузнер, – устало отмахнулся прокурор, видимо мой адвокат уже порядком успел его достать за сегодняшнее утро.
Меня усадили на стул, и я как будто отключилась. Адвокат с прокурором куда-то ушли, а я всё сидела в каком-то полузабытье и лениво смотрела, как офицер заполняет какие-то бумаги. Потом я стала куда-то проваливаться, и видимо заснула.
Очнулась я от торжествующих возгласов своего защитника.
– Ну вот, что я говорил! Судья оказался на моей стороне! Максимум превышение необходимой самообороны, а вы, возможно предумышленное убийство! Какое убийство? Посмотрите на эту девочку! Кто скажет, что она киллер?
Прокурор очень тяжело вздохнул и сказал офицеру:
– Оформляйте подписку о невыезде.
Я просидела в этом кабинете ещё какое-то время, точно сказать не могу сколько, так как совершенно не ориентировалась во времени. Мне дали подписать какие-то бумаги, адвокат при этом бормотал:
– Подписывайте, Надежда Николаевна, подписывайте, не сомневайтесь! Я всё проверил, всё будет хорошо.
Честно говоря, в тот момент мне было всё равно, что подписывать. Я думаю, что если бы за столом вместо милиционера сидел Дьявол и подсовывал мне на подпись контракт о продаже моей души, я не задумываясь подмахнула бы и его. Поэтому я быстро во всём расписалась, и адвокат вытянул меня на улицу. Там он усадил меня в свой автомобиль – какую-то навороченную иномарку – и куда-то помчал меня.
Оказалось что домой. Дома меня ждали родители, мама рыдала, папа молча обнял меня, но, хотя я была очень рада их видеть, мне всё равно было не до них. Я молча отстранила мамины руки и пошла к себе в комнату. Там я, не раздеваясь, рухнула на кровать, где и проспала до следующего утра.
* * *
Не буду вам расписывать, что происходило в следующие две недели. Бесконечные допросы, следственные эксперименты, консультации с адвокатом. Мне очень повезло, что родители наняли Льва Борисовича, он был явно лучшим адвокатом в городе. Откуда они нашли деньги на него? Папа откладывал понемногу ежемесячно на мою свадьбу. Покупал долларов по двадцать-тридцать почти с каждой зарплаты. И так в течение всей моей учёбы. Сейчас у него было больше тысячи «зелёных». Вот их-то он и отдал Льву Борисовичу.
Лев Борисович сразу определил, что речь идёт о превышении необходимой самообороны, да и то, не факт. Изнасилование тоже тяжёлое преступление, поэтому суд может встать на мою сторону и полностью меня оправдать. На этом и строилась наша стратегия. Видя какоё оборот принимает дело, я начала понемногу успокаиваться. Дело не в том, что я боялась, что меня посадят, нет. Просто шок, вызванный мыслями о том, что я убила человека, стал постепенно проходить, ведь не зря говорят, что время лечит.
А потом был суд.
В самом его начале прокурор встал и попросил перенести заседание суда в связи с обнаруженными новыми уликами. Судья попросил предоставить их ему. Прокурор передал аудиокассету. Лев Борисович тут же сказал, что ему и обвиняемой тоже необходимо знать, что содержится на этой кассете. Судья согласился.
Мы вчетвером: судья, прокурор, адвокат и я, прошли в какую-то комнату и там включили кассету. То, что я услышала, я запомнила на всю жизнь, каждое слово калёным железом выжигало следы в моём мозгу.
– Алло, – это был мой голос, со стороны он звучит совсем по-другому, какой-то чужой, но я уже знала его, все эти студенческие вечеринки, записываемые на видеокассеты, а потом просматриваемые всей компанией на следующий день, поэтому мой голос, хотя и чужой.
– Надежда Николаевна? – это уже незнакомый мужской, звучащий как-то очень глухо, как будто собеседник держал голову под подушкой.
– Да, это я.
– Говорить можете?
– Могу.
– Вы не забыли о нашей договорённости?
– Нет.
– Значит завтра.
– Да.
– Вы сможете к нему проникнуть?
– Я
