Царевич Ваня и Серый Волк - Дмитрий Суслин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отвечал ей боярин:
– Встань Поляна. Негоже тебе теперь на колени бухаться. Даже передо мной, дядькой царским. Ты теперь не пленница и не рабыня. Ты теперь мать царевича законного, наследника трона царского. – Нагнулся он к самому уху Поляны и прошептал: – И, кто знает, что в будущем деется? Может и царицей тебе быть на троне царства нашего?
Отпрянула от него Поляна в ужасе смертельном, воскликнула:
– Что ты говоришь то? Опомнись, Брадомир Вольгердович! Такие речи вдруг да Забавы дойдут? Не снести тебе головы тогда. Ведь жива она, и пуще смерти черной боюсь я ее. Особенно теперь, когда все так случилось.
– Ладно, хватит речи пустые вести, – перебил ее Брадомир, – рядом отрок глупый. Ни к чему ему брехню нашу пустую слушать. Ступайте к столу. Царь там вас дожидается. Хочет, чтобы сын его новоявленный ко сну его проводил. С этим и шел я к вам.
Поспешно ушли Поляна и царевич Ваня. Побежали к пирующим.
– Жива Забава, жива, – тихо сказал сам себе Брадомир. – Да только не сгубит ли она сама себя злобой лютой? Не раздавит ли ее трон царственный, сыновьями не разделенный? – Сказал он так, и пошел вслед ушедшим. Только по пути ему кошка попалась черная. Прямо под ноги бросилась. Недовольно сапогом отпихнул ее боярин. – А, нечисть проклятая! Пш-ш-ла, вон!
Мяукнула обиженно кошка, желтым недобрым глазом посмотрела вслед боярину. Когда скрылся он в коридоре темном, она побежала в другую сторону, мягко по половицам лапками ступая. И прямо в покои царицы Забавы прибежала. Прыгнула к государыне на колени и стала тереться о ее руку, прося погладить себя. Царица ее приласкала, кошка прыгнула на пол и стала кататься на половице, на которой кошачья морда была вышита. И вдруг через секунду уже не кошка, а рабыня царская Хазария стоит перед ней. Страшная, горбатая с седыми космами из-под черного платка выбившимися. Кинулась к ней царица:
– Ну, Хазария, рабыня моя верная, нянька моя ласковая, говори, что узнала, поведай о том, что выведала. Что там было после моего ухода? Почему слуги со мной не разговаривают? Почему девки-чернавки глаза от меня отворачивают? Почему бабки слезы утирают, на меня взглянув? Неужели так велик гнев царский, что и глядеть он на меня больше не захочет, да слушать не станет?
– Ой, матушка, царица, плохи дела твои. Ох, плохи! Царь Ваньку, ублюдка своего Поляной прижитого сыном признал, корону на него возложил и в одежды царские обрядил. Глядит на него, насмотреться не может.
Охнула царица от ужаса, задрожала от злобы, на постель повалилась пуховую, на подушки лебяжьи. Полились слезы по ее лицу прекрасному. А Хазария продолжает:
– Говорила я тебе, извести их обоих надо было, и мать и сыночка. Говорила. Да только не слушала ты меня, неразумная. Не хотела греха брать на душу. И вот, чего добилась? Сыновья твои родные, царевичи законные на войну отправлены, под стрелы да копья вражеские, и неизвестно вернутся ли теперь. А царь с незаконным мальчишкой смазливым дружбу водить начнет. Так и корону ему оставит. А может и тебя прочь выгонит, как и сынов твоих. А Поляну царицей сделает. Воевать перестал, сразу на женщин глядеть начал. Всего теперь ожидать можно. Своими глазами видела. Милы ему Поляна и Ванька. Милы и любы. И злодей Брадомир на их стороне. Тоже от тебя отделаться хочет.
И Хазария рассказала царице обо всем, что нам с вами уже известно.
– Что же мне делать? – со стоном и плачем воскликнула Забава. – Посоветуй, Хазария! Научи!
– Теперь я и не знаю, что делать. Все уже сделано.
– Давай изведем Поляну с мальчишкой ее. Никакого яда не пожалею. Полно зелья в твоей сумке, Хазария.
– Раньше надо было их губить. Раньше. Теперь защитник у них есть. Великий защитник. Царь Дубрав. Коли дознается, сразу наши головы с плеч полетят. – Хазария стала думать. – Прямо их не погубишь, пока царь за их спинами стоит. А коли так, то его убрать и надобно.
– Кого? Дубрава?
– Да.
– Да ты что? – Забава даже побелела от ужаса, когда до нее дошло сказанное Хазарией. – Свихнулась, старая?
– Мое дело совет дать, твое им воспользоваться. Не хочешь, не слушай. Не желаешь, не делай. Только слышу я свист стрелы степной в грудь Ратмира направленной, да вижу темную хладную воду, в которую лодья Ратибора, врезавшись в гору ледяную, уходит.
– Говори, Хазария, говори! – воскликнула, хватаясь за сердце, Забава. – Все сделаю, все, что посоветуешь.
Погладила ее по голове Хазария и улыбнулась ласково:
– А тебе ничего делать не надобно, дитятко ты мое, я сама все сделаю.
– И яд сама найдешь, зелье страшное?
– Нет, ядом Дубрава не свалишь. Этот дуб никакого яда не боится. Его только чарами злыми одолеть можно. Колдовством черноморским, заклинаниями хазарскими, древними хуннами оставленными. Для тебя я сама все сделаю. Свалим мы этот дуб, а потом ты письмом сыновей из похода вернешь. И им скажешь, что отца их Поляна извела колдовством из глухих Муромских лесов принесенным. И казнят они и Поляну и Ваньку ейного по закону праведному по Правде Царской, и пособника ихнего Брадомира тоже, беса старого. Одним ударом от всех врагов избавимся. И после царствовать станут Ратмир и Ратибор, а ты над ними царицей будешь. Над ними и над всем царством Дубравовым.
Так шептала царице Хазария, колдунья старая, ведьма злая и коварная. И глаза ее горели при этом желтым светом, как у филина. И сгустились черные тучи над теремами царскими, да над Князьгородом белобашенным.
Но никто этого не видел, потому что все веселились, и царский пир был в самом разгаре. А как же иначе. Целую неделю будет гулять Князьгород, отмечая возвращение царя Дубрава из тяжелого похода. Двенадцать лет не видела столица своего царя. Не посещал он ее, только гонцов с указами присылал, а сам только и делал, что воевал да бился во славу государства своего. То с одним государем, то с другим, то на юге с ордами дикими, то на севере с ледоморами свирепыми, то на востоке с конниками легкими и стремительными, то на западе с рыцарями в латы тяжелые закованными да крестами черными увенчанными. В столицу заглянуть все недосуг. Только в города торговые, что на окраинах царства расположены и видели за эти годы царя своего державного. И вот теперь праздник великий гремел над Князьгородом.
А царь сидел за главным столом высоким и разговаривал с сыном, по правую руку от него сидевшим.
– Ну, рассказывай, сыне, как ты живешь, что любишь, что умеешь, чем похвастать можешь, а чего скрыть хотел бы. Все говори. От царя скрывать ничего нельзя. Царь, это Бог земной, заменяющий на земле царя небесного.
А царевич Ваня смотрит на отца и от восторга сказать ничего не может. Только улыбается, да глазами моргает. Царь даже встревожился:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});