Даже не ошибка. Отцовское путешествие в таинственную историю аутизма - Пол Коллинз

– Морган, ты можешь хлопнуть в ладоши? Вот так… Морган?.. Морган, посмотри на меня. Хлоп! Хлопни своими…

Готово.

– Внимание! – кричит он. – Марш!

Би-и-ип!

Он снова поворачивается к Отем, но на этот раз его заинтересовала ее папка с записями.

– Не надо, Морган, – радостно говорит она, пока он перелистывает страницы папки. – Потом… Морган?

Отем дожидается, пока он снова бросит на нее взгляд, и намеренно делает печальное лицо.

– Ой-ой, – она горестно плачет, пытаясь добиться его реакции. – Ой, а-а-а!

Морган глядит на нее мгновенье, но никак не реагирует. Потом встает и уходит. Готово.

– Внимание! Марш!

Он подходит к большой дорогушей видеокамере, хватает за штатив, и все присутствующие – а в комнате не менее полудюжины взрослых – замирают на миг.

Би-и-ип!

– Эй! – Я налетаю на него. – Морган, нельзя-нельзя-нельзя. Оставь камеру в покое.

– Ка-ме-ла.

– Правильно, дорогой. Давай-ка вернемся к Отем.

Но он тащит меня за собой. Не нужна ему Отем с ее игрушками и приторными улыбками. Он хочет обследовать штатив. – Морган… «Готово!»

– Внимание! Марш!

Я все жду, что они вот-вот закончат обследование, потому что явно ничего хорошего из этого не выходит, но они не заканчивают. Тестирование продолжается, бибиканье продолжается, камера не перестает записывать, и снова и снова он не выполняет задания. И специалисты за столиком что-то отмечают у себя не переставая.

2

В марте 1726 года пришел приказ: привезти его в Лондон.

Питер проделал длительное путешествие сначала по суше, а потом морем; путешествие, которое трудно было бы вообразить для человека, еще несколько месяцев назад не видевшего ничего, кроме леса. Таким образом ему была оказана честь, доступная немногим, разве что наиболее респектабельным жителям его деревни, – возможность увидеть крупнейший и могущественнейший европейский город. Далее путь его пролегал к центру города, к самому его сердцу – к воротам Сент– Джеймсского дворца. Сент– Джеймс на самом деле не всегда был дворцом: изначально он использовался как приют для прокаженных женщин, но с годами превратился во вполне комфортабельную королевскую резиденцию. Именно здесь Георг предпочитал проводить зимние лондонские месяцы.

К этому времени Питера уже приучили ходить более или менее прямо, а не на четырех конечностях – именно так он передвигался, когда его нашли. Одетый подобающе для королевского двора, мальчик-дикарь с сопровождающими последовал за вооруженным охранником через внутренний дворик, по главной лестнице и затем через комнату гвардейцев в зал, служивший для приема послов. Питер, однако, был столь загадочным послом недоочеловеченной страны, что его решили перевести в Большую гостиную, являющуюся истинным центром придворной жизни. Почти ежедневно аристократы и министры, собравшись здесь, ожидали благосклонного внимания королевской семьи. Кроме того, это было самое лучшее место, где можно было оценить новых посетителей, поэтому именно Большую гостиную использовали для встреч с аристократами, разными необычными людьми, чужестранцами – членами королевских дворов. Правда, такую диковину, как бессловесный мальчик, придворные могли представить себе с трудом.

5 апреля лондонская газета «Вис Леттер» так сообщала о том, как Питера принимали при дворе:

В прошлую пятницу <Питера> представили Его Величеству и знати. Ему, как предполагается, около тринадцати лет, но он при этом не имеет ни малейшего представления о целом ряде вещей. Тем не менее, он уделил больше всего внимания Его Величеству и Принцессе, давшей ему свою перчатку, которую он попытался надеть на руку. Это мальчика, похоже, очень развеселило, так же как и золотые часы, которые он пытался пристроить на уши. Он был одет в синюю одежду; но ему, казалось, тяжело было выносить какую бы то ни было одежду вообще… Как нам стало известно, он будет передан под опеку д-ра Эрбатнота с тем, чтобы врач постарался сделать из дикаря социальное существо и научил его использовать речь.

Некоторым из придворных особенно «повезло» в тот вечер благодаря манере Питера выворачивать карманы окружающих в поисках угощения. Впоследствии предпринимались попытки «предупредить всех леди и джентльменов, желающих встретиться с Дикарем, ничего не носить в карманах во избежание неприятностей в будущем».

«Окультуривание» такого ребенка – задача, требовавшая большого таланта, поэтому король вверил судьбу мальчика в умелые руки доктора Эрбатнота, которого высоко ценил. Нужно было обладать недюжинными способностями, чтобы получить работу при дворе: достаточно сказать, что придворным композитором являлся не кто иной, как Георг Гендель. Питер стал жить в городском доме Эрбатнота, и невозможно было бы придумать лучшего места и времени для погружения впечатлительного мальчика в гущу лондонской жизни. Коллегами Эрбатнота по Королевскому научному обществу были Эдмонд Хэлли[4] и престарелый Исаак Ньютон. Кроме того, Эрбатнот считался одним из лучших лондонских литературных остряков и основал «Клуб бумагомарателей», куда входили его близкие друзья Джонатан Свифт и Александр Поуп[5]. Оба частенько появлялись в радушном докторском доме. Все эти незаурядные персоны, события лондонской жизни – в том числе и драматичное появление Питера – находились под постоянным наблюдательным взором Даниеля Дефо и эссеистов Эдисона[6] и Стала[7]. Мальчик из Черного леса, таким образом, приземлился аккурат в центр интеллектуальной вселенной той эпохи.

16 апреля Джонатан Свифт писал в восхищении своему другу Томасу Тикеллу[8]: «Сегодня я видел дикого мальчика, чье появление стало поводом для доброй половины наших разговоров в последние две недели. Он живет на попечении доктора Эрбат-нота, но Король и двор настолько заинтересовались им, что Принцесса до сих пор хотела бы получить его себе». Королевская невестка принцесса Каролина с самого начала воспылала такими чувствами к молчаливому безответному мальчику (это именно ее часы Питер пытался нацепить на уши, и именно ее черное бархатное платье с бриллиантами так ему понравилось), что она просила у короля разрешения ввести мальчика в круг ее приближенных. И в самом деле, перспектива увидеть мальчика-дикаря приводила в состояние возбужденного интереса всех придворных дам, о чем также в весьма едких выражениях писал Свифт:

Это столь юное существо стало поводом для разочарования придворных дам, собравшихся в гостиной, которые ожидали покушения на свою честь и невинность. Так и есть, он попытался поцеловать юную леди В-ль – ей сразу стал завидовать весь круг приближенных: как же, ведь в нем – сама Природа, в своей высшей красоте…

Его Величество не остался равнодушен к тому впечатлению, которое произвела «сама Природа» на жену его первого министра Уолпола. Король решил, что его юного подопечного совершенно необходимо цивилизовать. Первый шаг навстречу цивилизации был хорошо отработан империей в процессе колонизации иностранных земель: 5 июля в саду доктора Эрбатнота Дикого Питера крестили.

– Давай! – кричу я. – Все готово!

Еще разок, на всякий случай, проверяю рукой температуру воды. Мы уже все перепробовали: играть с ним в ванне, читать книжки про купание, самим мыться на его глазах, чтобы он убедился, что ничего страшного в этом нет, и что-то еще… Не сработало ничего. Он это ненавидит, он этого боится, и у нас получается искупать его только вдвоем. Приходится просто сгребать его в охапку и делать все как можно быстрее.

Дверь ванной открывается, Дженнифер вносит Моргана. Он извивается вокруг ее тела, цепляясь за одежду.

– Ну вот, Морган, сейчас будешь чистенький.

– Ну пойдем, дружок, – говорит она ему. – Давай же. Отпусти ты мамину рубашку. Давай-давай-давай.

Он хнычет и смотрит вверх со страхом.

– Все хорошо, все в порядке. Сейчас будешь чистый-чистый. Мы быстренько.

– Все в порядке, малыш, все в порядке.

Морган переходит от мамы ко мне и теперь цепляется уже за меня. Над его голеньким телом журчит вода, и он начинает хныкать громче, пряча голову у меня на плече.

– Сейчас-сейчас, Морган, – я держу его голову, направляя воду на волосы. – Надо только смочить твои волосики. Вот так.

Дженнифер выдавливает немного детского шампуня. «Шам-пунь-чик, шам-пунь-чик», – напевает она. Мыльная пена стекает по его лицу.

– А-а-аааааа! – Морган кричит и молотит руками. Он уперся в угол ванной ногами и упрямо держит там оборону; мы вываливаемся из ванной на Дженнифер, стоящую чуть поодаль, а она пытается втолкнуть нашу расползающуюся массу обратно.

– Тс-с-сс, Морган, успокойся.

– Сейчас, малыш, только быстренько прополощем, и все… Он всхлипывает, одновременно пытается меня оттолкнуть и прижимается ко мне, а я продолжаю его крепко удерживать – другого пути все равно нет.