Апрель в Лондоне - Кира Измайлова

Эйприл поплотнее прикрыла дверь и осмотрелась. Да, комната отличная, вещи все очень дорогие. Вон кроватка, горы игрушек, мягкий пушистый ковер на полу, в шкафу — девушка тут же проинспектировала его, — уйма одежек для любой погоды… За неприметной дверью — отдельная ванная комната со всеми удобствами, красота, да и только.

— Решено, я переезжаю сюда, — произнесла она вслух. — А иначе мне что, бегать сюда с чердака каждые полчаса? А спать когда?

Эйприл снова взглянула на мальчика. Тот уже устал плакать и только тихо всхлипывал, размазывая слезы по щекам.

— М-да, — сказала она, без особых церемоний вытащила Кэвина из манежа, поставила на ковер, а сама уселась рядом, осторожно придерживая мальчика на всякий случай. Стоял он не очень уверенно, попыток сделать шаг вообще не делал.

«Похоже, парень, тебя прикупили вместо куклы, только забыли, что ты-то не кукла, а человек. Сиделкам что — вымыт, накормлен, уложен, а что не носится, как электровеник и не портит ничего, так оно и спокойнее. Хозяйка зайдет потетешкаться, а больше ей ничего не надо.»

— Меня зовут Эйприл, — сказала девушка, энергично оттирая зареванную физиономию мальчика собственным платком. — И у меня еще шестеро братьев и сестер, родители как нарочно подгадывали, чтоб те уродились каждый в следующий месяц… Джону не повезло, он февральский. Или повезло, кто его знает, а? А тебя как зовут?

Тот отвел взгляд и, кажется, снова изготовился заплакать.

— Эй, только без рёва, — возмутилась Эйприл, потормошив его. — У нас на ферме знаешь, как? Кто рёва — того ведут к корове, а корова ка-а-ак лизнет, потому как слезы соленые, а животные соль любят, а язык у нее жуть какой шершавый! Так и без носа остаться можно! Хочешь остаться без носа?

Мальчик застенчиво помотал головой.

— Вот и не реви тогда, — сказала девушка. — Хорошо еще, ты меня понимаешь, только не говоришь… Или просто не хочешь? История такая есть: жил один лорд, был у него наследник. Всем хорош мальчик уродился, вот прямо как ты, только не разговаривал. И так с ним бились, и сяк — ни в какую! И вот было ему уже лет шесть, сидит семейство за обедом, а мальчик вдруг и говорит: «Суп пересолен!» Мама в обморок упала, папа суп на себя вылил и спрашивает, мол, что ж ты раньше-то молчал. А сын в ответ: «А меня раньше все устраивало.» Эй! К чему опять слезы? А? Суп не любишь?

Кэвин кивнул.

— Ну, значит, суп готовить не будем, — покладисто сказала Эйприл. Что-то ее насторожило. — А маму любишь?

Кэвин снова кивнул, несколько раз.

— Я о миссис Смайт, — уточнила она. — Ой, нет-нет-нет, не начинай опять, у меня кончились носовые платки. Ты родную маму любишь… А папу?

Снова кивок.

— А где они, знаешь?

Кэвин помотал головой.

— Интересно, — задумчиво произнесла Эйприл. — Не моего это ума дело, конечно, было б, на что сесть, да что съесть… Но все равно интересно… Ух ты! Кэвин, гляди! Железная дорога! У младшего брата такая, я обзавидовалась, всю жизнь мечтала… но я уже большая, не могла же я у него отобрать… А теперь наиграюсь от души, раз тебе не нужно!

На личике мальчика впервые появилось хоть какое-то выражение, а именно обида и что-то вроде «это не твое!»

— Но одной скучно играть, — задумчиво произнесла Эйприл, чувствуя, что характер у ребенка еще тот, и помучиться с ним придется здорово. — Иди сюда, попробуем собрать…

Когда через час пожилая горничная заглянула в детскую, чтобы позвать новую няньку обедать, глазам ее предстало совершенно дикое зрелище: эта самая нянька лежала на полу в окружении разбросанных деталей игрушечной железной дороги, раскрыв какую-то книжку, указывала на картинки и что-то вдумчиво объясняла приемному сыну хозяйки. Тот внимательно слушал и время от времени подавал ту или другую детальку. Обычно неправильно, но мисс Кимберли с совершенно серьезным видом пыталась приладить эту детальку на место и искренне огорчалось, если не выходило. Железнодорожное полотно было собрано едва ли наполовину, и Мэгги подозревала, что в одиночку девушка справилась бы куда быстрее, но…

— О, миссис Донован! — услышала та шаги. — Что такое?

— Время обеда, мисс Кимберли, — чопорно ответила та, спрятав руки под передником. — Извольте откушать.

— Иду, миссис Донован! Ой… — Эйприл оглядела разгром в детской. — Но мы не закончили. И оставить ребенка рядом с мелкими детальками я не могу, вдруг проглотит? Можно, он с нами поест?

— Но ему еще не время… — растерялась горничная.

— Ну просто так посидит! Ну пожалуйста, миссис Донован!

— О боже мой, идемте… — махнула та рукой. — Только потише, гости уже прибыли.

— Слышал, Кэвин? — совершенно серьезно сказала Эйприл мальчику. — Ни звука! Иначе нас не пустят на кухню… ты там был?

Он мотнул головой.

— Вот и пойдем. Может, перепадет что-нибудь вкусненькое…

Она без особого усилия взяла Кэвина на руки и последовала за горничной. Девушке, лет с четырнадцати помогавшей перебрасывать мешки картошки, такой вес был нипочем.

На кухне служанка преобразилась, словно вместе с парадным фартуком скинула доспехи долга.

— Миссис Донован, а как же гости? — с интересом спросила Эйприл, пробуя суп-пюре. — Разве не вы подаете на стол?

— О нет, мисс Кимберли, ради таких случаев хозяйка нанимает пару молоденьких и хорошеньких, — усмехнулась та, присаживаясь напротив. — Мне уже не под силу таскать такие подносы. Стряпать могу, прибирать тоже, но и то для генеральной уборки кого-нибудь звать приходится, на стремянку мне не забраться, а окна тут, сами видите…

— Да уж, такой громадный дом! Так и кажется, что тут должна жить большая дружная семья, — подначила та.

— Увы, мисс. Не знаю, что тут было до меня, а при мне — только мистер и миссис Смайт. Ума не приложу, к чему такие хоромы на двоих?

— Это, миссис Донован, называется «престиж», за ним все гоняются, а что толку? — сказала Эйприл и посадила Кэвина к себе на колени. — А ну, попробуй! Пальчики оближешь! Нет, свои — не надо, это неприлично, с ложки ешь…

— Вы что, мисс! — испугалась служанка. — У него же диета и распорядок дня!

— Да? Какие? — поразилась девушка. — Миссис Смайт ничего мне об этом не сказала… Объясните, будьте так любезны!

Выслушав, Эйприл только фыркнула:

— Глупости какие. Немудрено, что ребенок плачет — он у вас голодный все время!

— Легко вам говорить, мисс, если своих-то нет…

— У меня шестеро братьев и сестер, — в очередной раз повторила та, — и они вечно крутились у стола. Раз не поест — в другой раз живее наворачивать будет. Объестся — касторки ему вкатят, впредь думать станет. Как-то так.