Другая дочь - Гарднер Лиза

Ворвалась в свою комнату, на ходу стягивая через голову трикотажную спортивную рубашку. Точным ударом ловко захлопнула тяжелую дверь из красного дерева за спиной, стащила с себя первый слой одежды. Сбросила теннисные туфли и толчком послала их под сосновый комод, занимавший добрую четверть спальни. Уйма вещей сгрудилась в поцарапанном шкафу. «На днях наведу в нем порядок. Но не сегодня».

Поспешно скинула потрепанные джинсы, швырнула футболку на широкую кровать и помчалась в гардеробную. Широкие деревянные половицы приятно холодили босые ступни, заставив по пути замурлыкать негромкое ча-ча-ча.

– Давай, – пробормотала она, распахивая шелковые занавески. – Десять лет неустанного шопинга втиснуты в пространство пять на пять. Неужели так трудно будет подобрать коктейльное платье?

Судя по беспорядку – да, трудно. Мелани поморщилась, потом смирилась с судьбой. Где-то там, в глубине, затаилось несколько достойных нарядов.

В свои двадцать девять Мелани Стоукс обладала хрупкой фигурой, умной головой и качествами прирожденного дипломата. Ребенком ее с полной амнезией подбросили в городскую больницу, но это было давно, и она нечасто вспоминала те дни. Теперь у нее есть приемный отец, которого она уважала, приемная мать, которую она любила, старший брат, которого она боготворила, и снисходительный крестный, которого она обожала. До недавнего времени Мелани считала своих домашних очень близкими людьми. Стоуксы являлись не просто еще одной богатой семьей, они были по-настоящему дружной семьей. Девушка постоянно твердила себе, что скоро все снова встанет на свои места.

Шесть лет назад Мелани под восторженные аплодисменты родных получила диплом в женском колледже свободных искусств Уэллсли. Вернулась в Бостон сразу после окончания учебы, чтобы помочь матери в один из ее трудных «периодов», и почему-то всем показалось естественным, что она так и осталась дома. Теперь работала профессиональным организатором мероприятий. Главным образом благотворительных. Великолепных приемов для самых избранных, шикарных вечеринок, которые заставляли элиту общества ощущать себя и элитой и обществом. Попутно Мелани выдаивала из толстосумов немало деньжат. Много деталей, много планирования, много забот. Мелани мастерски умела заманить богачей и власть имущих. Холеные светские обозреватели любили расхваливать подобные не слишком открытые, но все же популярные события. К тому же очень прибыльные.

А сегодняшний седьмой ежегодный прием «Пожертвуй на издание классической литературы» проходил прямо в доме ее родителей и явно был кем-то проклят.

Поставщики провизии привезли недостаточно льда. Служащие на парковке сказались больными, «Бостон Глоуб» печатал про нелегкие времена, а сенатор Кеннеди остался дома с желудочным вирусом, оттянув на себя половину прессы. Тридцать минут назад Мелани настолько расстроилась, что слезы закипели в глазах. Что абсолютно на нее не похоже.

К тому же сегодня она была взволнована по причинам, не имевшим ничего общего с мероприятием. Но даже в расстроенных чувствах, будучи сама собой, она взяла себя в руки и занялась делом. А своему делу Мелани отдавала всю душу. Так же, как ее отец.

Осталось пятнадцать минут. Черт. Мелани раскопала любимое платье с золотистой бахромой. Приободрившись, принялась искать золотистые же бальные туфли.

Первые несколько месяцев после удочерения Мелани Стоуксы были настолько очарованы своей новой девочкой, что осыпали ее многочисленными подарками, какие только можно себе представить. На втором этаже оборудовали ей шикарную спальню, обили стены розовыми шелковыми гобеленами, отделали в золотых тонах ванную комнату, где поначалу она вставала на скамеечку, чтобы взглянуть на свое отражение в подлинном эпохи Людовика XIV зеркале. Гардеробная размером с небольшую квартиру была битком набита всевозможными платьями, шляпками и даже перчатками, выпущенными Лорой Эшли. Да еще и двое родителей, брат и крестный отец, которые следили за каждым ее движением, угощали, прежде чем она чувствовала голод, развлекали играми, прежде чем она начинала скучать, и предлагали пледы, прежде чем она начинала замерзать.

Это было немного странно.

В первые годы Мелани подчинялась. Всем стремилась угодить, всегда выглядела довольной, даже когда болела, ведь они изо всех сил старались сделать ее счастливой. Ей казалось, что раз уж такие шикарные, красивые и богатые Стоуксы подарили ей крышу над головой и сделали своей дочерью, то она обязана чертовски хорошо учиться, чтобы быть их достойной. Поэтому каждое утро наряжалась в кружева и терпеливо позволяла новой маме превращать свои прямые волосы в кудряшки. Серьезно выслушивала драматические истории своего нового отца, вырывающего кардиологических больных из лап смерти, и сказки крестного о далеких странах, где мужчины носили юбки, а у женщин под мышками росли волосы. Целыми днями после полудня спокойно сидела со своим новым братом, вглядываясь в строгие черты лица и мрачные глаза, когда он клялся ей снова и снова, что непременно станет самым лучшим старшим братом.

Все было идеально. Слишком идеально. Мелани перестала спать по ночам. Вместо этого на цыпочках спускалась по лестнице в два часа ночи и замирала перед портретом другой золотой девочки.

Четырехлетней Меган Стоукс, которая по праву носила кружева и кудряшки. Четырехлетней Меган Стоукс, которая была первой дочерью Стоуксов, пока ее не похитил какой-то монстр и не отрубил ей голову. Четырехлетней Меган Стоукс – настоящей дочери Стоуксов, которую любили и обожали задолго до появления Мелани.

Харпер приезжал домой из своей больницы и относил Мелани обратно в постель. Брайан научился улавливать ее шаги и тоже терпеливо отводил сестру в спальню. И все-таки она постоянно возвращалась, одержимая портретом этой совершенной малышки, понимая даже в свои девять, что обязана ее заменить.

Наконец вмешался Джейми О'Доннелл. «О, ради Бога, – заявил он. – Мелани – это Мелани. Девочка из плоти и крови, а не фарфоровая кукла для демонстрации нарядов. Позвольте ей выбрать собственную одежду, самой обставить свою комнату и обрести собственный стиль, прежде чем терапия подарками выйдет из-под контроля».

Этот дельный совет, возможно, спас их всех. Мелани поменяла прежнюю шикарную опочивальню на солнечную комнату на третьем этаже напротив спальни Брайана. Ей нравились эркеры и низкие наклонные потолки, кроме того, помещение ни единым штрихом не походило, к примеру, на больничную палату. Покупая школьную форму, девочка обнаружила, что ей больше всего по душе дешевая готовая одежда. Мягкая, удобная и настолько непритязательная, что если ненароком облить или разорвать, никто не заметит. Мелани на долгие годы стала верным клиентом магазинов «Добрая воля». И еще посещала гаражные распродажи мебели. Ей нравились сломанные поцарапанные вещи. Вещи, у которых есть прошлое, осознала она, став старше. Вещи с историей, которой у нее самой не было.

Крестного удивлял ее плебейский вкус, отец был в ужасе, но в целом новая семья продолжала ее поддерживать. Домашние продолжали ее любить. Стоуксы срослись в единое целое.

В последующие годы Мелани нравилось думать, что они все учились друг у друга. Благовоспитанная южанка мать научила ее хорошим манерам лучше любых курсов. В свою очередь Мелани частенько ставила подверженной депрессии Патриции регги-песню «Не печалься, будь счастливой». Харпер прививал дочери стремление упорно трудиться, чтобы сознательно и активно строить свою судьбу. Мелани иногда заставляла отца остановиться и понюхать розы, хотя бы ради снижения темпа жизни. Брат показывал, как выжить в высшем обществе. Мелани одаривала его безграничной любовью, даже в его плохие дни, – а Брайан, как и Патриция, частенько хандрил – он всегда был ее героем.

Звонок в дверь раздался именно тогда, когда Мелани обнаружила туфли. Боже, сегодня вечером она чересчур закопалась в нарядах.

Волосы и макияж, быстро. Хорошо хоть бледное лицо и пушистые, как у ребенка, белокурые волосы не требуют ничего, кроме легкого макияжа и нескольких взмахов расчески. Немного румян, пара мазков золотистых теней для век, и она готова.