Москва слезам не верит (сборник) - Валентин Черных

— А я беременна, — вдруг сказала Катерина.

— Так, — сказала Людмила. — Этого только нам и не хватало. Когда это случилось?

— Тогда, — сказала Катерина. — В последний раз.

— Значит, почти три месяца, — тут же высчитала Людмила. — Он знает?

— Нет, — сказала Катерина. — Как же я ему скажу?

— Так и скажешь.

— А про всё остальное? Я совсем завралась и запуталась.

— Ничего, — утешила её Людмила. — Постепенно распутаешься. Пусть вначале женится, а потом расскажешь ему всю правду. Если любит — простит.

— А если не простит? — спросила Катерина. — Я не хочу начинать семью с обмана. Противно всё. Никогда-никогда больше не буду врать. Никому-никогда.

— Тогда выложи всё начистоту.

— И выложу.

— Девочки, а ведь это серьёзно всё, — вдруг сказала Мария. — Делать ведь что-то надо…

На территорию завода металлической галантереи въехали автобусы ПТС — передвижных телевизионных станций. Выкатывались телекамеры, похожие на средних размеров пушки, сходство увеличивали длинные насадки-объективы. Камеры расставляли в цехах, среди телеоператоров был и Рачков.

Катерина на автокаре везла со склада реле для остановившейся полуавтоматической линии. Она увидела ПТС и забеспокоилась. Конечно, маловероятно, чтобы среди телевизионщиков оказался Рачков, но всё-таки она поставила автокар за углом цеха и прошла в комнатку, где обычно собирались наладчики.

— Тебя ищет Кузьмич, — передали ей. — Давай срочно, раза два уже присылал.

Катерина недоуменно пожала плечами, но всё-таки прошла к начальнику цеха. С начальником цеха разговаривала высокая, красивая женщина средних лет.

— Вот она, — представил Катерину Кузьмич, как только она появилась в дверях его кабинета. — Поверьте мне, эта девчонка далеко пойдет, у неё уже сейчас инженерное мышление.

Женщина подошла к Катерине и бесцеремонно её оглядела.

— Заменять косынку, — сказала она. — Расстегнуть ворот кофточки. — И сама расстегнула ей ворот. — Ну-ка, пройдись, — скомандовала она. Катерина сделала несколько шагов. — Ножки у неё ничего… Подберите халатик покороче.

— Это режиссёр, — шепнул Кузьмич Катерине. — На всю страну тебя прославит.

— Я не хочу, — сказала Катерина.

— А об этом, милочка, тебя никто и спрашивать не будет, — отрезала режиссёр. — Уже обговорено и с начальством, и с профсоюзом, и с комсомолом.

— Мне некогда, у меня четвёртая линия простаивает, — лихорадочно подыскивала аргументы Катерина.

В комнату заглянул телеоператор, которого Катерина видела на студии. Рудольф даже знакомил её с ним.

— Куда тройку ставить? — спросил телеоператор.

— На вторую линию, — сказала режиссёр. — Там у них дефицит идёт Значит, так, — подвела итог режиссёр. — Тройку на вторую линию. Секунд десять показывайте, потом по моей команде линию останавливаете, имитируем поломку, выходит она, — режиссёр кивнула на Катерину. — Кто у нас на третьей?

— Рачков.

— Передай ему, чтобы он взял её проход на общем поаппетитнее, ножки, бёдра, зритель это любит, потом она десять секунд копается, потом я возьму её крупно. Скажешь несколько слов.

— Я не знаю, что говорить. — Катерина растерялась окончательно, услышав о Рачкове.

— Чего там не знать, — отмахнулась режиссёр. — Что тебе нравится, что ты собираешься здесь проработать всю жизнь.

— Я не собираюсь здесь работать всю жизнь, — сказала Катерина.

Режиссёр достала из сумочки листок.

— Здесь примерные ответы, — сказала она. — А вопросы будет задавать тебе Светлана Жильцова. Радуйся, что рядом с дикторшей снимаешься.

Катерина вышла в цех и увидела Рачкова, который устанавливал камеру у второй линии. Она бросилась за станки и присела, чтобы он её не увидел. Но это было очень заметное место, и проходившие мимо работницы погладывали на неё с удивлением.

— Что, тебе плохо? — спросила одна.

— Плохо, — ответила Катерина и сообразила, что это может стать уважительной причиной, чтобы не выступать. Она бросилась в кабинет к Кузьмичу.

— Я плохо себя чувствую, — начала она. — Я не могу говорить.

— Не придуривайся, — оборвал её Кузьмич. — Тебя же вся страна увидит, тебе письма будут писать.

И уже принесли халат и косынку. Ей помогли переодеться. Зазвонил телефон. Кузьмич снял трубку.

— Тебя просят прорепетировать, — сказал он Катерине. — Давай, жми.

Выхода не было. Катерина использовала последнюю возможность. Она бросилась в женский туалет и закрылась.

Её искали по всему цеху. Кто-то показал на туалет. Её оттуда вывели чуть ли не под конвоем. По бокам шли мастера, впереди начальник участка. И когда Катерина поняла, что выхода нет совсем, она решилась.

Она подошла ко второй линии, увидела удивлённое лицо Рачкова, но теперь ей уже было всё равно. Она всё сделала, как её просили. Прошлась между станками и, когда линия остановилась, сделала вид, что устраняет неисправность.

Потом в кадр вошла диктор Светлана Жильцова. Она улыбалась привычной телевизионной улыбкой и представила Катерину.

— Это Катя Тихомирова, — начала она. — Единственная девушка на заводе, которая работает слесарем-наладчиком. Вы сами могли убедиться, какие сложные станки на заводе. Так вот Катя может определить и исправить любую неисправность. Катя, почему вы выбрали эту профессию?

— Я не выбирала, — ответила Катерина. — Просто у нас не хватает слесарей.

— Но ведь вы сознательно, наверное, выбрали именно этот завод? — направляла Жильцова.

— Нет, — ответила Катерина. — По необходимости. На заводе были места в общежитии, а мне негде было жить.

— А вы не москвичка?

— Я из Смоленской области, — ответила Катерина.

Жильцова несколько растерялась. Интервью начинало идти не по намеченному плану.

— Вы ведь работали штамповщицей, а перешли на более сложный и трудный участок работы, не так ли? — спрашивала Жильцова.

— Нет, — ответила Катерина. — Этот участок, если говорить о физических нагрузках, более лёгкий, но здесь требуется более высокая квалификация.

— Значит, вам не нравится просто механическая работа? — обрадовалась Жильцова. — Вы хотите работать творчески? Значит, вы сознательно перешли в наладчики?

— Никакой особой сознательности не было, — честно призналась Катерина. — Я даже не хотела, но меня попросил Кузьмич, извините, товарищ Леднёв, это наш начальник цеха, он хороший начальник, и я не могла ему отказать. А вообще, в наладчики не очень хотят идти, мало платят. Здесь есть какая-то недоработка, надо пересматривать нормы. За квалифицированную работу надо и платить соответствующе.

Это было уже совсем не запланировано, и Жильцова задала последний вопрос.

— Катя, а какая ваша мечта? Вы, наверное, собираетесь учиться и дальше, чтобы вернуться на свой родной завод уже инженером?

— Я думаю учиться дальше, — сказала Катя. — В этом году я провалилась на экзаменах в институт, буду поступать на следующий год. Только я вряд ли сюда вернусь. Я снова буду поступать в химикотехнологический.

— Удачи вам, Катя!

— Спасибо.

Жильцова улыбнулась в камеру. Красный глазок на камере погас, и она облегчённо вздохнула. А Катерина пошла к своим станкам.

Пресс корёжил заготовку. Катерина посмотрела на бракованные детали и раскрыла свою сумку с отвёртками и ключами.

— Привет, — рядом с ней остановился Рачков. — Интересная у нас с тобой встреча получилась.

— И вправду интересная, — согласилась Катерина.

— А ты, оказывается, героиня!

— Тебя в этом что-то не устраивает? — спросила Катерина.

— Нет, я даже польщён.

Рачкова позвали, передача была окончена, и телевизионщики сворачивали своё оборудование.

— Пока, — сказал Рачков. — Куда же теперь тебе звонить?

— Туда же, куда и звонил, — ответила Катерина.

— Но ведь, насколько я понимаю, этот телефон — липа!

— Это нормальный телефон, — ответила Катерина. — Если ты позвонишь, мне передадут…

Катерина была в женской консультации. Она молча оделась и посмотрела на врача — средних лет усталую женщину.

— Что же, — сказала врач, — Пока всё хорошо. Никаких отклонений от нормы.

— Мне нужен аборт, — сказала мрачно Катерина.

— Уже поздно. Десять недель.

— Я уже это слышала, — сказала Катерина. — У меня нет другого выхода.

— Выход всегда есть, — ответила врач. — Пусть зайдёт ко мне отец ребёнка.

— Я не знаю, кто отец, — с вызовом ответила Катерина.

В приёмной сидели будущие матери. Многие из них были с мужьями. Сидели спокойные, умиротворённые молодые женщины, гордо выставив свои округлившиеся животы…

— Ну что? — спросила Людмила, когда они вышли из консультации.