Девушка 18+ (СИ) - Моро Лолита

— Это правда? — тихо спросил отец у младшего сына. Тот поднял глаза. Серые. Невозможно любимые. Посмотрел на меня. Потом на отца.

— Да.

— Я понял, — после паузы сказал хозяин квартиры, — идите по домам. Мне нужно закончить дела.

Оба брата послушно встали и пошли к дверям. Только старший оглянулся на пороге. Облил меня ненавистью и ушёл.

— Я есть хочу, — объявила я.

— Так двигай к столу. Мясо остыло, но еще вполне съедобное, — невесело засмеялся мужчина.

— Как тебя зовут? — спросил он, глядя, как я уплетаю медальоны из телятины, вытаскивая их пальцами из застывшего соуса. Цветная капуста в сухарях немного потеряла от вчерашнего вкуса, но моему голодному животу вполне годилась.

— Отец зовёт меня Лялькой. Так ведь ты не мой отец, — рассмеялась я нахально.

— Теперь уж точно, нет, — он усмехнулся, по-мужски, глядя на моё тело в раздвинутом халате, придвигая ко мне ближе слегка опавший десерт.

— Ты влюблена в моего сына?

— Теперь уж точно, нет, — ясно рассмеялась я, прижимая оголившееся бедро к его ноге.

— Рассказывай, — велел мне этот взрослый мужчина.

Ещё минуту назад я была готова излить ему всю свою многострадальную душу. Но холодный, спокойный взгляд серых, точно таких же, как у его сыновей, глаз отрезвил мой глупый порыв. И заморозил нежное ночное тепло. То, что было между нами, пропало. Как в миг исчезла невозможная любовь его младшего сына, когда застал меня с членом во рту своего старшего гадкого брата. Убил все в момент. Как не было никогда.

— А, все ерунда. Очень вкусно. Кофе я получу сегодня или нет? — я лукаво облизнула розовые губки. Халат давно болтался на моих узких плечах, едва держался. Голая ножка на ножке. Голая нахальная грудь над столом. Мне нечего стесняться. Честный четвёртый размер при талии в шестьдесят три сантиметра — отличная комбинация.

— Ты профессионалка? — догадался спросить этот умник. Глаза от моих сосков отлеплял с трудом.

— Я любитель, но преданный, — засмеялась я. Скинула дурацкий халат на пол. — Мне пора. Ты как, насчёт ещё раза на посошок?

Я откровенно веселилась. На душе было горько.

— Я думаю, — начал мужчина.

Я не стала дослушивать. Подошла вплотную. Сидя на высоком барном табурете, он был почти одного роста со мной. Развела широко его колени. Взялась за молнию на брюках.

— Знаешь, девочка, — он опять пытался говорить.

— Как тебя зовут? — я справилась с застежкой. Он крепко держал меня за руку, но не сопротивлялся. Просто следовал за моей ладонью.

— Андрей. Ты же называла меня ночью, — он удивился, но напрячься не успел. Я вытащила все его на свет. Нагнулась и быстро лизнула гладкую головку. Все работало и ждало моих умелых губ.

— Андрей, — прошептала я с удовольствием. Дальше разговаривать стало нечем. Минет — моё все. Я люблю это нежное занятие. Как всякое любимое дело делаю его отлично.

В последний момент мужчина собрался. Вынул себя из моего горла. Разложил на кухонном столе и вдолбил по самый корень. Разрядился бурно после пары фрикций. Я не удержала разочарованного вздоха. Да он, наверняка, не заметил. Никто из них не замечает. Я подождала, пока его успокоенный конец выпадет из меня. Лизнула куда-то в руку надо мной и выскользнула в ванную. Прочь отсюда.

Стоял возле двери, молча смотрел, как я обуваюсь. Помог надеть пальто.

— Послушай, — открыл рот наконец. Придержал за локоть. Разговаривать не хотелось. Скорей бы за дверь.

— Мне бы все-таки хотелось понять, что происходит, — он мягко, но неотвратимо развернул меня лицом к себе.

— Пошел в жопу, родной, — улыбнулась я в его занудно-серьезное лицо. Растерялся, придурок, не этого ждал. Я высвободилась и выскочила за дверь, аккуратно, без стука закрыв её за собой. Лифт быстро домчал меня до безопасности улицы.

Я приехала домой. В свою крошечную квартирку на Южной окраине. Новый дом в новом дешевом квартале. Такие же, как и я, пленники ипотек были моими соседями. Полно детей, молодых мамаш с вечными колясками и собаками всех мастей на поводках. Я приткнула джимни на стоянке. Мягко отвернула морду добермана из-под юбки. Улыбнулась его хозяину, отцу троих детей. Он заглянул мне в глаза. Ну да, конечно. Вот все бросила и раздвинула ноги перед твоей похотью, пока жена с последним отпрыском в роддоме. Делать мне больше нечего. Махнула рукой и скрылась в подъезде. Телефон голосом черного Армстронга пропел про прекрасный мир.

— Ляля, душа моя, ты забыла обо мне, — улыбался взрослый голос. Вениамин. Забыла. Сегодня его день.

— Никогда! — бодро ответила я. Его двести евро нужны мне были абсолютно. И покормить он умел, как следует.

— В шесть вечера я буду, как штык. Голодная во всех смыслах, — посмеялась я. Пожрать я точно люблю. Не всегда, правда, удаётся.

— Приходи, моя красавица. Икорки черной я припас для твоего чудного тельца, — улыбался довольно дядя. Намажет её на все нужные места. Да чудно.

ГЛАВА 6. Ночь

Машина осталась на другой стороне площади. Следовало пересечь её по подземному переходу. Город не спал, не смотря на время, которое давно перевалило за полночь. Сама виновата. Уснула зачем-то в жарко натопленных хоромах Вениамина. Он, сволочь, будить не стал.

— Ты так сладко спала, малышка, — он ласково улыбался. Не видел никакой проблемы. А она была. Мне на работу завтра. Ровно на другой конец этого жирного головоногова под названием Город.

Я шла по длинному пустому переходу под площадью. Второй час ночи. Никого. Из ниши технического входа вышла фигура. Мужчина. Прислонился спиной к белой плитке стены. Не двигался. Я стучала каблуками ближе, ближе. Миновала. Он схватил меня сзади за воротник. Сунул кулаком поддых. Я согнулась пополам. Дышать было нечем. Хватала воздух немым ртом, пока он задирал мне пальто, стягивал трусы, лез ледяными жесткими пальцами в меня. Я боюсь боли. Однажды, такой же, как этот, насильник разбил мне лицо. Нижнюю губы и лоб зашивали несколько раз. Трещины в рёбрах срастались полгода. Страх и боль в душе не зажили никогда. Осмотр в полиции был куда хуже насилия. Меня на опознания потом таскали долго, ухмыляясь и разглядывая откровенно. Словно примеривались, куда и как вставили бы мне сами. Поэтому я сжалась в комок, терпела молча, и молила Бога, чтобы поскорее закончилось. И чтобы бить не стал. И пронеси меня, Господь, мимо СПИДА и гепатита. Он стал совать мне в рот свой вялый конец. Давил грубо на щёки. Зачем! Я сама открыла рот. Завтра синяки будут, не замажешь ничем, мне же на работу. Запах старой мочи и псины душил, ничего у него не получалось. Он ударил меня снизу в лицо. Господи, как больно! Зубы целы? Из носа лилась кровь. Вдали послышались голоса. Мужчина напоследок сильно заехал мне ногой в живот и ушёл быстрым шагом. Голоса приближались. Сейчас увидят. Поймут все сразу. Вопросы. Полиция. Я заползла в техническую нишу и спрятала лицо в воротник пальто. Коленки подобрала, как только смогла.

Как до машины добралась, не помню. Ключом в замок зажигания долго не могла попасть. И поняла, что машину вести я не могу. Тупо, нет. Истерика подкатывала волной и опадала. Таилась и ждала моей паузы. Чтобы накрыть по-настоящему. Никогда я этой женской приблуды на боялась. Не верила в неё. Но после того, что случилось со мной в приснопамятном лифте, поняла. Что это значит: беспамятство. Трясущейся рукой достала телефон. Набрала первый номер в избранном. Там всегда, во всех переменах моделей и номеров, значился мой Миша. Удивительно быстро взял трубку.

— Да!

— Приезжай. Забери. Меня изнасиловали. Не могу ехать сама. Руки не слушаются. Старая площадь напротив вокзала. Лицо болит, — я заплакала наконец и выключила телефон. Мишки я не стеснялась никак. Ему, единственному в моей жизни, я могла рассказать все, что угодно.

Я нащупала в ногах заднего сиденья вчерашнюю недопитую бутылку текилы. Быстро глотнула, не думая. Ничего. Сделала ещё один щедрый глоток. Мишу, из его рафинированного центра ждать не меньше часа, даже в пустом Городе. Глотнула ещё раз. Вот гадость! Вкус алкоголя пробился наконец сквозь вонь чужого тела. Понимая, что кошмар мой рядом, я храбро сделала короткий глоток и сунула себе, как чужому отдельному человеку, грубую короткую сигарету без фильтра. Зажгла и затянулась. Аромат настоящего табака обнял меня забытым запахом из детства. Я заревела, стучась лицом о неповинную кожу руля.