И финн - Александр Ильянен

( ( (

Вечер в деревне. Погуляю и читать усядусь: В.Вульф Кмаяку (нем.)

Вместо концентрации мысли, внимания небольшое спасительное отупление. Блаженство и радость. Тихий вечер после ненастного дня. Думаю о романе. Перед сном выхожу на прогулку, спать ложусь рано, ок. десяти часов. Гуляя вдоль огородов думаю о романе. (Сашенька, Василий, ревность. Ленингр. сцены, московские). Сашенька был хорош (прическа, туалет), в гостях вел себя прилично. На Таганке, в церкви Болгарского подворья поставил свечку перед образом Нечаянная радость .

Деревенская тишина. Не надоедает. Трава под солнцем, вечером поют вечерние птицы. Эта тишина как граница между московским базаром, таборной ее суетой и настоящим.

Сцену вижу: Сашенька стоит уже в тамбуре вагона. Мы с Васей остаемся на перроне. Поезд уходит.

Молюсь об утешении всех: об оставленных и оставивших, о разлученных, брошенных, счастливых.

Медитация о свободе и счастье: о соотношении двух категорий вообще...

Было тягостно воздерживаться (после Великого поста! по совету докторов: острого-соленого не есть, не спать по крайней мере три месяца).

Василий проповедует и советует распущенность. Он не целомудрен и развратен. Говорит: я кого угодно совращу. Бесстыдный, наглый братец Василий (два курса семинарии в Загорске. Причина ухода: город маленький все друг друга знают). Говорит ласково.

( ( (

Утешение в букве.

Горечь ревность. Вспоминаю Розанова: ешьте горькие травы! Пережить бы эти пять дней: полных покоя, радости и счастья. Вернуться бы скорее к тому, кто причинил столько страданий. Утешительная мысль. Пытаюсь вспомнить отвратительные сцены: не могу. Жалко его.

Это наша первая большая разлука: до этого не расставались на такой срок (больница не в счет, он навещал почти каждый день). Уводит их дорога белая!

Пишу в постели, на сон грядущий. Тетушка с маман улеглись давно спать. Из-за занавески сопение и шнархен (нем.) Перед сном Вульф хочу читать: трудно полусонными глазами водить. О романе думать начинаю. Пока - хаос. Все слишком перемешалось: Мойка, любовь, ревность, боль, досада, кабацкое, Сашенька в тамбуре... Трогательная сцена: идем с Рогожского кладбища по Абельмановской к Василию, мороженое едим... Я замешкался, разговорился, а он уже съел и торопит меня: ешь мол быстрее. Я не могу: смешно. Смеемся вместе. В веселом настроении возвращаемся в матушкину келейку. Вася уже ужин собирает.

Или: гуляем по Новодевичьему в добром расположении духа. Заходим в собор-музей, там икона с изображением страшного суда: змея душит грешников, огромная змея, на зеленой чешуе бирочки с названием грехов (алчность, гордыня, сребролюбие, идолослужение, содомия ет сетера).

Холодная тетрадка: всю ночь пролежала на подоконнике (фр.).

( ( (

Утро холодное: май, цветет черемуха. В деревне, после завтрака, простого крестьянского: молоко, творог, хлеб (чай тоже - фр.) Зеленая комнатка у Никольского моста. Черемуха цветет во дворе. Тишина в деревенском доме. Книга Вульф лежит рядом на диване. За окном: мужик ведет корову.

Думаю о романе: любовь в городских трущобах. Слум (нем.) Общага-ночлежка, приют лимитчиков. Маленькая комната с окном на плац и казарму. где живут стройбатовцы. Унылое место. Но есть ли где более уютное?

( ( (

В деревне пьяные мужики (не поют) не веселые лица, а злые: зеленые, багровые, бледные синие. Бабы в цветных платках, иные старые в темно-синих. Говорят: мы - темные. Читает одна грамотная, другие рассуждают: до чего они хорошего долетались? И там гибнут и под водой гибнут. Ет сетера.

Пасут коров и рассуждают (я люблю эти рассуждения на лугу) Во мне появляется ощущение здоровья вообще: крепости в теле, светлости в голове. Сила прибывает. До этого: надломлен был. Ни здоров ни болен, полубольной.

Старухи, привыкшие трудиться зимой и летом: встают рано, топят печь. Она согревает маленький мир русской избы.

Пища здесь у многих худая: картошка, хлеб, водка. Огурцы, селедка, лук. Вид и у баб нездоровый, от тяжелой работы. Но дух светлый и легкий. С удивлением опять же судят о событиях в мире. Как будто с Луны свалился или из Франции приехал. Люблю я здесь бывать и кроме радости от воздуха и пейзажей, слушаю с наслажденьем русскую речь. Брутальная реальность? Нет подлинное, настоящее (пусть пепелище от чего-то, пусть разоренное как говорят. Но это истина. Довольно рассуждать!)

А день пасмурный. Вот вернулся с пастбища, где пробыл минут двадцать. Чище правды серого холста ничего не сыщете в природе: так! Из окна вижу: над лесом вдали небо касаются с землей. Опять о романе: как выразить ревность достоверно. Оставил его и уехал ночевать к знакомым (а мог бы взять!), сам же устроил ему сцену: мол, прощай голубчик. Если хочешь оставайся здесь (знал, что он не может остаться). Придумал обиду и все изливал. Сам расписал роли так: он - агнец, ведь оставил его выходит я, мне достается роль ревнивца и безумного - а ла Шекспир Отелло! Пардон, это не для меня: душить и ревновать задыхаясь с кипящей кровью. И записывая желтым карандашом ночью в чужой квартире, где бьют часы каждый час!

Говорил ему: мон ами, ты свободен. Даю тебе карт бланш! Оставайся, дружок, у Василия. Он не выдерживает, почти доведен до истерики. Говорит обидное. Бедный Сашенька! Пар экзампль: мне надоела эта песня. Его тихого мне удалось вывести из равновесия, он задыхается. В комнатке Василия (точнее матушки Руфины) оставаться нет сил. Мы должны идти в гости к Володе... Но до выхода есть время... Предлагаю прогуляться до Рогожского кладбища. Там и происходит решительное объяснение и примирение. Три дня покоя и счастья. До вокзала, до разлуки.

Вася оставшись в комнате проявил присущий ему такт: джентльмена и христианина. Мы делаем бон мин (фр.) Улыбаемся друг другу. Обнимаемся на прощанье. - Не обижайся, Вася, если что не так! - И ты на меня не сердись, если что не то сказал! Ради Бога! Вообще следует больше себя винить, больше на себя обижаться (про себя размышляю. Меа кульпа!)

( ( (

На сельском кладбище приходят разные мысли. Завтра уезжаю. Адьо деревенька. Тетушки, банька, русский дух ет сетера. Вечер в деревне. Вижу из окна: северное небо, темные облака. Сашенька, где ты? Тревожусь за тебя.

( ( (

Утро в деревне. Смотрю за окно через герани и занавески вижу пасмурное все. Маман (она здесь гостит у сестрицы) выпив стопочку заводит старую песню: мне тошно! Экельхафт!

Выполняю с утра послушания: выливаю таз с помоями в канаву, глажу бока больной корове. В день отъезда лежу на печке. Мечтаю. Никуда не стремлюсь ни телом ни душой: счастливое состояние (как у Блока в его знаменитой могиле: торопиться не надо уютно...). Русский философ должен спасаться не в бочке, а на печке. (пишу в поезде. Мелькают за окном извечные поляны, леса, кусты). Настроение как на колесах: неопределенное, хотя известно откуда и куда. Но неопределенность даже радует. Весь наполненный покоем - через край - здоровьем. Разморенный приятно от лежания на печи, доведенный до русской дурости (а пропо: знаменитой, которой ищут но не находят европейские искатели, свои же не замечают, не ценят и не хранят в себе, растрачивая же и проматывая другой тщатся приобрести, т.е. рацио европейского, что есть тоже несомненно достоинство, но наизнанку, а вообще с европейским умом в России не прожить! Культ дурака возник не на пустом месте и мне было своего рода откровение (то есть дошел лежанием на печке эмпирически).

В поезде как еврей разворачиваю свою Тору с воспоминаниями. Вот с маман возвращаемся с сельского кладбища, заходим в деревню, где проводили все летние сезоны. Заходим в избу, где живут приехавшие из Москвы бывшие деревенские. Самовар, как принято, всякие пироги и угощения. Разговоры. Шарман! Как в России! А не как в этнографическом музее: прялки там всякие, рушники вышитые и люльки под потолком, да грабли в сенях. Новомосковские жители приехали на родное пепелище: знакомая картина. Грустно и светло, ей Богу. Вот, говорят, только образ зимой украли. Да, смотрю в пустой угол, Николая Чудотворца в красивом окладе нет на привычном месте.

Пахнет тем же, что и маркиз де Кюстин учуял: овчиной, сеном, кажется кислой капустой? Хорошо после кладбища посидеть вот так за самоваром, послушать старушку...

Перед отъездом маман устраивает сцену: моралите бесконечные. Как мой начальник. Мания учить и воспитывать: забывают, что возраст у меня безнадежный.

( ( (

Написано по франц.: Москва. Ужасное! Уничтожает меня. Визит к приятным Матюшиным. У них семейная идиллия. Мне это радует сердце: такое розовое, голубое, пасторальное. Чистое! Ребенка их резвого ласкаю.

( ( (

Гуляю по Москве и развиваю свой свиток. Мутная от ревности голова. Представляется: Василий пристает к Сашеньке. Его ласки. Противный тонкий голос. Украинский (точнее галицийский акцент) Обнимает, просит. Свет потушен. В углу горит лампадка. На зеленом диване спит матушка Руфина (кстати ночью молиться встает). Что она видит или не видит во тьме? Да она и не смотрит в сторону кровати, где ребята спят. Попробовать расспросить Сашеньку о ночи. Ничего не было, скажет, вечно ты... Ет сетера, известное. Патати е патата (фр.) Как же, было, было... Разве Василий смог бы заснуть. Обнимал, ласкал, целовал, гладил ет сетера. Как... Голос - важная деталь медовый. Его щедроты: коньяк, колбасы домашние, окорок, буженина етс Студень. Сашенька на глазах совсем размяк. Кому повем печаль мою!