Старик и скважина - Евгений Попов

- Главное - не это. Главное не это, друг! Главное, чтоб я не дал тебе в морду, а ты - мне. Впрочем, давать мне в морду не рекомендую, потому что так врежу в ответ - мало не покажется. И тебя я бить тоже не стану, жалко мне тебя, себя, все наше живое человечество, кошку, которая нюхает цветок герань, саму герань.

В окошке том герань живая

Цветет и летом, и зимой,

чисто спел Гдов, после чего громко заявил:

- Правильно, что меня в свое время практикующие коммунисты выкинули из Союза писателей. Ведь я действительно ровным счетом ничего не знаю и не умею из того, что на самом деле ДОЛЖЕН знать и уметь писатель. Писатель - не я, это - другие, как ад Жан-Поль Сартра. Писательство - деструкция, а я, собственно, всем доволен и совсем СО ВСЕМ в гармонии. И какой же я писатель, коли твердо верую в Воскрешение?

Странно, но к началу последнего периода полураспада личности моего персонажа насос вдруг загудел ровно и стабильно, из шланга вдруг вновь что-то потекло. Отчего старик Гдов немедленно воспрял духом и решил развить свои последние мысли в письме к племяннице, которая, проживая в городе Екатеринбурге (Свердловск) и получая кучу денег на службе у телемагнатов, некогда посетила дядюшку в его скромном доме проездом из туристического Туниса, откуда и привезла ему чудную фарфоровую пепельницу, чтобы он ее описал как писатель Тригорин у писателя Чехова писателю Треплеву.

"Во первых строках моего письма во-первых, здравствуй, дорогая К., а во-вторых тебе будет полезно узнать, что я вечно рад с тех пор, как ты подарила мне такую замечательную, технически совершенную пепельницу, произведенную мусульманами для православных, где окурки мгновенно исчезают даже при легком касании указательным пальцем верхушки штока пепельницы, осью проходящего через всю конструкцию и очевидно снабженного тайной внутренней пружиной, осуществляющей возврат собственно плоскости пепельницы на исходную высоту. Думаю, что исчезновение табачной и иной нечисти в недра пепельницы если не насовсем, то хотя бы с глаз долой - тоже выход, хотя, возможно, и не самый идеальный. Впрочем, довольно философствовать, не все ж нам с тобой о Духовном. Возможно, тебя огорчит, когда ты узнаешь, что я нажрался колбасы и напился водки в Великий пост, и ты скажешь, хватит тебе, дядя, квасить, хавать и кощунствовать В НАТУРЕ и ПО ЖИЗНИ. Мое безобразное поведение меня и самого сильно огорчает, однако я не виноват, ТАКИМ МЕНЯ СДЕЛАЛИ КОММУНИСТЫ, как сказал однажды один эмигрант-еврей, который в немецком городе Б. растратил кассу еврейской общины выходцев из СССР. И вообще, хватит о грустном, давай-ка лучше тихо споем о твоей родине:

На улицах свердловские не гаснут фонари,

Мне улицы е-бургские знакомы и близки,

близки хотя бы тем, что мне там однажды в середине 60-х навесили на улице фонарей, когда я пьяный валялся в теплом сугробе и по случаю хорошего настроения ни за что не хотел идти в ментовку... Видишь сама, как приятно вспомнить канувшую Империю, если в нее уже не надо возвращаться. Ведь именно Империя создала для нас этот наш внутренний и внешний социум, как волю и представление об исчерпанности вещного мира. Трудно избыть Империю в себе или невозможно? Возможно, если есть Любовь. Если есть Любовь, она всех спасет. Ибо Любовь - это единственно реальная вещь в этом мире, а все остальное - сублимация.

Вот отчего, в последних строках своего письма я желаю тебе, во-первых, хорошего жениха, а во-вторых, богатого мужа.

А в-третьих остаюсь помнящий о тебе твой дядя Гдов.

Vale"

Кажется, он был уже совершенно "готов". Во всяком случае последнее явление выхода совершенно пьяного Гдова в его синем китайском шелковом халате к лунной скважине, где по-прежнему безъязыко корчилась песочная вода, поразило щепетильного автора этого рассказа на производственную тему в самое сердце.

- А ведь в этом песке вполне могут содержаться драгоценные металлы, пусть даже и не в коммерческих количествах, - громко сказал Гдов.

- Лунный свет - это Божий свет. Я доверяюсь тебе, лунный свет, - громко сказал Гдов.

- Какая подлость! Ведь я же ДЕЙСТВИТЕЛЬНО хочу, чтобы все было хорошо, - громко сказал ГДОВ.

- Сказать-то сказал, - бормочет автор, - а вот мне, его создателю, не худо бы уже задуматься и о финале этого рассказа на производственную тему, прорепетировать кое-чего НАСЧЕТ ХЭППИ-ЭНДа, а то, право-слово, надоели мне все эти постмодернистские бредни с темным концом, философия которых ограниченно базируется на идейно-ущербном, близком к клеветническому тезисе: "Все в мире говно, кроме мочи". Как это так ВСЁ? А Бог? А Гдов? А "робок был твой поцелуй, как первый шаг малыша"? Где это все, по-вашему, расположено?

Утомленный Гдов склоняется и тоже бормочет:

- Что это такое? Пошел, один Храм закрыт, другой. В первом решетка-швабра лишь и осталась для очистки ног от грязи и глины, а душу мне кто очистит, Пушкин, да? В другом написано, не стесняясь, "ХРАМ РАБОТАЕТ С 9 ДО 18". Разве ж так, родные, можно? Может, оно и хорошо по новому Кодексу законов о труде им. министра Починка, но вообще-то лучше бы, чтобы Храм был всегда, а иначе зачем Храм? Вот, казалось бы, сынки, уж все в жизни испытал я, ребята, но где же мой главный подвиг, победа над скважиной? Новое поколение - вмешалось развратной рукой в интимные, но честные человеческие части, которые, будь все по-старому, имели бы сейчас лучший имидж, чем раньше, а фрейдисты не смекали бы, кого бы это им еще наколоть во всех смыслах, включая и тот, что у Набокова, который на хуторе бабочек ловил. Трынь-цзэнь-бздэнь - вот все и сделано! Ивушка неплакучая, скважина нераскрывшаяся. ЛУЧШЕ БЫТЬ УБОГИМ И ПЬЯНЫМ, ЧЕМ ТРЕЗВЫМ И БОЛЬНЫМ. Любовь! Моя любовь к жене не имеет предела. Даром, что сейчас m-me Гдов поливает свои цветы в горшках специальной намагнитизированной водой и злится на меня, как Женя из рассказа старшего Гайдара "Голубая чашка". Надеюсь, она прочитает все это и никогда больше не станет бить меня палкой по нездоровой голове. Ведь моя голова - живая. Живые, живые, живые все механические предметы вокруг, в том числе и моя голова. Предметы живые, вы сможете убедиться в этом, лишь только начнете обижать их. Я понял, для чего нужна дикому человеку цивилизованная семейная жизнь. Чтобы было куда пойти, как говорил у Достоевского чиновник Мармеладов. Пойти, чтобы получить по морде. Или получить Любовь. Черна вода отовсюду, отовсюду разгулялись страшные силы природы под моим руководством, и впервые пахнуло от моего мокрого полушубка убиенным барашком. Вот и весь этот рассказ исчезает, как вода. И долго ли мне еще расплачиваться за свою любовь к человечеству? Эстетика - это часы, положенные на очки. Ананас мне, сука, не дается, а я его ем, ем, ем без шампанского и рябчиков. Скважина - это ж, хлопцы, символ. Символ бунта вещей. Бунта домашних механических животных против хозяев, которые их худо, недостойно содержат. Посмотри, как плачут сломанные часы, что достались тебе от предков, послушай, как стонет бытовой холодильник "Бирюса", купленный в 1961 году. Кажется, что наступает окончательный крах, но это лишь мимолетные колебания вещества поверхности Хаоса. Как в Амстердаме заблудившийся трамвай им. Гумилева. Лихорадочней живи, не нужно останавливаться, хуже будет. Интересная жизнь разворачивается при звездах, водке и лунном сиянье. Паноптикум одиночества неизвестных миру людей. Нет неизвестных миру людей. Все известны, все достойны без исключения, так что не надо дергаться, не надо. Лоэнгрин лунный, Ленин, Леннон, какая разница, если ни того, ни другого, ни третьего уже нет. Ужасного вида вода все равно не течет из скважины, несмотря на все мои титанические усилия. Плачу. А что тут плакать, если плакать поздно?

И невдомек спящему лицом вниз старику, что рассвет уже все заметнее, скоро и жаркое солнышко проклюнется на фоне остаточных снегов, елового леса, и начнется новый день, новая жизнь, другой рассказ на производственную тему.

Ну, да это ведь и неудивительно, если жрать столько водки в его возрасте. Завтра он проснется, трясясь с похмелья, и увидит, что скважину он, как это ни странно, за ночь все же прокачал, а это означает, что всюду жизнь продолжается, потому что по-другому она не умеет. Он услышит, что мотор насоса гудит ровно и весело. Он увидит, что из армированного зеленого шланга наконец-то течет настоящая холодная, чистая, живая вода. Он поймет, что настала пора готовиться к летнему сезону - нужно помириться с женой, объяснить сыну, что не в деньгах счастье, заново обрести работу, заключающуюся в написании ненавязчивых, якобы шутливых отчетов на злободневные политические и общественно значимые темы. Он улыбнется, он занесет в дневник глупые розовые слова: "Если хочешь быть счастливым, будь им".

И поморщится.

P.S. Да, забыл! Ну, а пока ему, естественно, снится то, что ему снится, будто ему снится то, чему положено сниться персонажу в рамках этого рассказа на производственную тему. А именно старику Гдову снились Львы. Комиссар Лев Троцкий из Мексики, убитый за революцию палкой, поэт Лев Таран из Дмитрова, погибший от советской власти и водки, живой концептуалист Лев Рубинштейн из журнала "Журнал" и многие, многие другие. Эх, жизнь!