Найти виновных - Любовь Овсянникова

Возвращаться домой после поездки в издательство не хотелось, сборы закончены, все упаковано, и делать тут больше нечего. А на работе он погуляет по Интернету, может  быть, найдет там интересные картинки для еженедельника на следующий год, который они готовили к запуску в печать. Он подошел к шкафу и вытащил оттуда новое демисезонное пальто: черное, кашемировое. Затем снял с плечиков осуществившуюся мечту — серый костюм-тройку, достал с полки длинный голубой шарф. Оделся, оценивающе посмотрел на себя в зеркало — денди! Не годится все это, не к случаю наряжаться. Ах, первые по­пытки выглядеть, наконец, достойно положению не находят востребованности в обстоя­тельствах жизни! Жаль, а он так старался изменить образ, приобрести новый, деловой имидж.

Забросив отобранные вещи назад, достал и надел проверенный временем джинсо­вый костюм — сорочку и брюки, старый свитер, кроссовки, потом подумал и намотал во­круг шеи новый голубой шарф, просто потому, что старый успел выбросить. Снова по­смотрел в зеркало, взъерошил себе волосы и хихикнул:

— Нет, Михалыч, не носить тебе светских шмоток, так и помрешь вечным пацаном, — подмигнул и степенно зачесал рассыпающиеся пряди.

Надел кожаную куртку, примерился, не будет ли холодно без головного убора, и, решив, что не будет, закинул за плечо черную спортивную сумку и вышел из дому.

 На первом этаже вдруг остановился, будто его ударило током. Показалось, что он чего-то в квартире не сделал, что-то забыл. «Может, утюг не выключил? — стоя в нерешительности, вспоминал он. — Так я и не гладил ничего. Может, чайник на огне оставил?»

Разом нахлынула тоска — не хотелось возвращаться перед дальней дорогой. Тоска сменилась тревожным предчувствием: что-то недоброе должно произойти, даже злое, а затем эти эмоции смело острое желание вновь оказаться в своей квартире, закрыться и никуда не выходить. «Сдурел, что ли! — ругал он себя. — День-деньской на улице. Что может случиться? Нервы выпускают коготки, надо будет съездить на отдых. Вот начнется зима, и махну в Карпаты». Он все еще раздумывал, что делать. Чувство тревоги не исчезало, сжимало сердце, волнами морозца пробегало по коже, липкой паутиной пеленало душу.

И тут он вспомнил Петьку Федотова, своего сослуживца, который рассказывал, как однажды почувствовал безотчетную тревогу при выходе из дому, а вечером пришел в пустую квартиру — ее обнесли. Александр вышел из подъезда на улицу, осмотрел окрестности, ища заинтересованный взгляд, ибо что еще можно почувствовать, как не пристальное око наблюдателя. Но ни во дворе, ни в ближайшей округе никого не было. «Может, в подъезде сидят, где-нибудь между этажами?» Пришлось-таки возвращаться. Не поленившись, он поднялся лифтом на самый верх, а потом, не спеша, спустился вниз, стараясь двигаться бесшумно. Но и тут никого не нашел и не встретил. 

Сосущее беспокойство, сопровождающееся неотступным холодком, не покидало его. Ничего не оставалось, как зайти в квартиру и, наконец, постараться избавиться от своих страхов. Уже отомкнув замки, подумал, что за это время туда могли войти чужие. Ну и срамота! — выругал себя, и тут услышал шум на верхнем этаже: кто-то хлопнул  дверью и начал спускаться вниз. Александр оглянулся.

— Привет! — поздоровался с ним Никита, сын Телеховых, которые жили этажом выше.

— Ты мне как раз и нужен, — ухватился за него Александр.

— Дядь Саша, я спешу.

— Мне ненадолго.

— А что надо-то?

— Да ничего, постой тут возле моей сумки, — он снял с плеча сумку и поставил на ков­рик перед дверью, объясняя тем временем: — Понимаешь, в командировку собрался, а утюг выключить забыл. Но возвращаться — дурная примета, к неудаче. Верно?

— Ага, — согласился Никита.

— Вот я и хочу перехитрить судьбу, оставить за дверью хотя бы свою поклажу, вроде я как бы и вернулся, но не по-настоящему. Понимаешь?

— А-а, да-да, тогда давайте подожду вас.

Александр уже смелее вошел в квартиру, прямо от порога начал включать свет по комнатам, на кухне, везде. Осмотрел шкафы, пространство за шторами, встав на стул, за­глянул на антресоли, проверил балконы. Все чисто, выключено, убрано, нигде никого нет.

 На пороге оглянулся в последний раз, вздохнул, вдруг поняв причину своего странного состояния. Словно невидимые лучи залили мир вокруг него зыбким светом будущего, и он увидел то самое — запредельное. Явилась ему эта же обстановка его квартиры, знакомые предметы, это же шевеление занавесок от теплого потока воздуха, идущего от батарей, только на всем лежала поволока заброшенности, запустения. И здесь не было его. Куда он мог деться? Ноги-руки враз стали чужими от крайней неправдоподобности происходящего.

Но вот наваждение истаяло так же внезапно, как и нахлынуло. Прошла минута, вторая, и к нему вернулось самообладание.

Можно спокойно уходить. Только как раз покоя-то и не было, пропал куда-то. «Так, наверное, случается перед поворотными событиями в судьбе, — подумал он, стоя на пороге. — Наверное, вернусь сюда с Ларисой. Что ей делать в Кривом Роге одной? Вот и разыгралось воображение. Эх, прощай холостая жизнь!»

Объяснение, пришедшее к нему, открыло новое видение ситуации, о чем он не думал, собираясь в поездку. В самом деле, зачем он рвался в Кривой Рог, спешил? Может, Лариса поверила в его мужскую бескорыстность и позвала его всего лишь для дружеской поддержки. В качестве кого его там ждут? О, Боже, что он себе насочинял? Не может же она, только что потеряв мужа, бросаться в объятия другого!

На миг остановилось сердце. Ничего себе! Он, хоть и не стал рядиться в парадные одежды, а надел свои обычные спортивно-деловые вещи, но на лицо, тем не менее, приклеил выражение счастливого избранника — мужчины, которому женщина доверяет себя. Какая иллюзия! Какое недоразумение могло бы случиться, не откажи он себе в удовольствии предаться меланхолии и тоске!

 Внутри что-то разрывалось на части, скулило и просило пощады. «Ерунда какая! Надо же, как я волнуюсь, — продолжал Александр внутренний монолог. ― А в Днепропетровске, похоже, намечается всего два визита. Сколько они могут забрать времени? Пусть по часу-полтора каждый. Работы в лучшем случае на три часа. А еще пять часов чем занять?»

Стараясь больше не думать о самой предстоящей встрече, которая, как ему казалось, является слишком большим для него испытанием, Александр продолжал по дороге строить планы на предстоящий отдых, необходимость в котором так неожиданно вырисовалась. Он не любил станцию «Оболонь», хоть та была ближе и к дому, и к остановке метро «Контрактова площа», поэтому по привычке пошел на «Минскую».