Твое здоровье, мистер Гретшом - Андрей Фролов

— Понятно, — прошептали сухие губы Собирателя Гретшома.

Его узкая фигура отодвинулась от уступа, и Федор без удивления обнаружил в левой руке персонажа раскрытый нож. Скупое солнце придуманной страны играло на длинном клинке. Что поделать, таков он есть, его Собиратель. И ничего уже не изменить…

— А теперь проваливай, — Данилов качнул стволом револьвера. — Ты мне сегодня противен…

— Как прикажете, милорд, — тремя пальцами закрывая испанский нож, свободной рукой Собиратель приподнял над головой котелок.

Через несколько мгновений Федор спал.

Утро встретило Федора похмельем, пусть и не смертельным, но ощутимым. Выбравшись в коридор, он обнаружил, что Настя уже ушла по делам. Пусть идет, пусть валит по своим работам, мужикам, делает карьеру. Его это не касается. Мысли ворочались, как выброшенные на берег киты. Среди них доминировали фантазии вполне конкретного содержания, основной картиной которых оставались ее обнаженные ноги.

Вернувшись из ванной комнаты, Данилов проверил почту, обнаружив в ней новое письмо. От одного из издательств, куда высылал «Бритвы». Открывать не стал. Хотя прекрасно знал, что скрывает электронный конверт. Издатель никогда не присылает положительные ответы так быстро.

Стало погано до жути, хотя последствия вчерашнего веселья немного приглушали и это чувство.

Кроме минералки, в холодильнике нашелся едва початый пакет вина. Многозначительно осмотрев тяжелую картонную упаковку, Федор выставил на стол и его. На всякий случай, ведь сегодня все равно важных дел не запланировано. А вот алкоголь, как он это уже выяснил, позволяет хоть немного приглушать мысли о ней.

— Славная попойка была, — пробормотал Данилов, нацеживая в стакан вина. Налил половину, остальное дополнив минералкой.

Он любил разговаривать сам с собой, особенно в трудные периоды. Это позволяло услышать собственные размышления, а подчас и переосмыслить их.

— Так, чувак, — он посмотрелся в собственное отражение в стеклянной дверце кухонного шкафа. — Она живет своей жизнью, ты своей. В разных комнатах, разными судьбами. И забудь об этом. Продержишься еще дней десять, а потом все кончится и ты вернешься к прежней жизни, о’кей?

Кусок сыра упал на тарелку, тарелка стукнулась о столешницу. Есть не хотелось, но без завтрака его будет развозить весь день.

Присаживаясь за стол, Федор вспомнил вчерашний разговор на скале. Может быть, он и правда слишком нерешителен? Слишком вежлив, слишком вял? Может быть, издатель хочет совсем другого? Напора, экспрессии, гневного отстаивания своих произведений.

Федор вздохнул, невольно покачав головой. Не так это, и он данный факт отлично понимал.

Взглянул на стакан с разбавленным вином. Подумал, что одному пить как-то не с руки. А мужики, наверное, сейчас пивка купили, поправляются…

И совершено спонтанно, что и сам удивился, Данилов вдруг представил себе Собирателя, сидящего напротив. Какой бы сволочью ни был его недавний персонаж, выпить с ним вполне можно.

Гретшом сидел напротив, скрючившись, чтобы котелком не задеть висящую над кухонным столом бра. В глазах его танцевали дьяволы.

«Приветствую, милорд», — сказал Собиратель в голове Федора, и тот понял, что не может сердиться на своего любимчика, даже если сам заставил его произнести несколько резких слов.

— День добрый, мистер Гретшом, — вслух сказал Данилов, поднимая стакан. — Твое здоровье.

В руке Собирателя появилась изящная стопка с абсентом. Он приподнял ее в салюте.

«И твое, мистер автор».

Опустошив стакан, Федор нацепил сыр на вилку, принявшись меланхолично жевать.

— Ну и о чем ты вчера говорил? Там, на скале? Что-то о том, что можно быть решительнее…

«Я знал, что мы вернемся к этому разговору, — кивнул головой Собиратель. — Позволишь закурить»?

— Кури, конечно, — забавляясь игре, Федор придвинул пепельницу к пустому краю стола. — Рассказывай.

Худая рука скользнула во внутренний карман и Данилов услышал, как портсигар глухо звякнул о рукоять навахи. Чиркнув несуществующей спичкой, Гретшом закурил.

«Я говорил о том, что мы можем повлиять на издателя. Сделать так, что он захочет напечатать книгу. Мою книгу. Ибо мне претит мысль пылиться на твоей скале до тех пор, пока ты не станешь известным, и редакторы примутся печатать твои творения одно за другим, невзирая на качество».

Несуществующий пепел упал в подставленную пепельницу.

— Ты говоришь о том, что мне нужно ехать в Москву и лично встречаться с издателями? Убеждать? Доказывать?

Голос Федора разлетался по пустой кухне. За окном началась капель.

«Не совсем, — Собиратель наклонил голову, посматривая на создателя из-под козырька своей крохотной шляпы. — Я говорю о том, что мы все — жители твоей скалы, вполне реальны. Мы существуем. А это значит, что вполне способны помочь. Как умеем».

От этой фразы, прозвучавшей в голове Данилова, тому стало неуютно.

— Не совсем понимаю, о чем ты…

Но Собиратель продолжал, мелко затягиваясь крепким табаком.

«Разреши мне отправиться в Москву. Мне молодому. Я поеду так, как умею, на коне или экипаже, в своем мире. Через несколько дней буду на месте. Я найду способ заставить издателя напечатать и „Бритвы“ и „Ножи“».

Федор заставил голос Собирателя утихнуть. В голове шумело от выпитого, тело вновь обрело приятную легкость.

А отчего бы и нет? Персонаж, придуманный автором, живет своей жизнью. Самостоятельно. А этот еще и выпрашивает своего создателя дать ему благословение… Так пусть же сила его мысли летит в Москву! Пусть образ молодого Гретшома, еще толком не вкусившего крови, встанет за спиной издателя, пусть откроет свою наваху, еще новенькую и без зазубрин. Пусть «Бритвы» увидят свет. А за ними и «Ножи». А когда это произойдет, Федор сядет за компьютер и допишет третью книгу трилогии, окончательно раскрыв миру сущность Собирателя Гретшома.

— Он справится?

«Ты сомневаешься во мне? Сомневаешься в собственном творении? Сомневаешься в умениях, которыми наделил меня»?

— В «Бритвах» ты еще очень молод. Слаб. Нерешителен.

«Так испытай меня. Именно после событий „Бритв“ я начал становиться таким, каким стал в итоге».

— А ты знаешь о том, что в моем почтовом ящике сейчас лежит письмо?

«Знаю, оно пришло утром. Все, что известно тебе, известно и мне».

— Логично. Знаешь, что там написано? Ведь я еще не читал…

«Догадываюсь. Там сказано, что если издательство не заинтересованно в публикации предыдущего произведения, присылать его продолжения или приквелы тоже не имеет смысла. Без объяснения, естественно, причин. Еще они извиняются и готовы рассматривать и другие ваши работы, милорд».