Она играла только для него - Виталий Лорер

уже не находилась аналогия в мире мелодий для сложившейся атмосферы. Кажется, ничего не играло ни для нее, ни для него, и тем более – для них обоих.

– Как же глуп этот мир. Сам по себе глуп, и люди, такие как ты, делают его просто невыносимым. – Она говорила так спокойно. Ее ставшее каменным лицо полностью соответствовало ровному тону голоса.

– Как я? Почему, разве я сделал что-то не так?

– Ты действительно спрашиваешь меня? Ты – глупейший из дворецких, глупейший твой поступок, делающий тебя пиком нелепости и глубоким дном людской природы, разве это то, что я заслужила?

Как быстро закончилась ее неестественная сдержанность. Все покатистые черты лица мгновенно стали острыми. Она говорила с нарастающим тоном, но Кво этого не замечал: ему наоборот казалось, что все звуки принимали слегка приглушенный характер, и он искренне не знал, что сказать на брошенные в его сторону слова, как и не догадывался об их причине. Ему просто не хотелось верить. Но чем-то нужно было ответить.

– А что Вы заслужили? – тупо спросил он.

– Ссора с родителями, затем ложные ожидания, фантомные представления, разбитые о… О тебя, зазнавшегося мелкого дворецкого, решившего стать героем. Такое никто не заслуживает, уж точно не я.

– Я…

– Ты! Ты начитался книжек и поверил в их реальность. Навязал мне свои иллюзии и жалким образом отобрал их. Моя жизнь была словно пустыня, полная духовного голода и скудная на смысл. И вот я вижу оазис – письмо, обещающее показать мне выход из этих страданий, несусь навстречу к своему предназначению и там всего лишь ты – жалкая Фата-моргана. Мираж счастливой жизни. Что ты способен дать мне, дворецкий? Бесценный духовный опыт, или ресурсы для удовлетворения моих мирских желаний? Хоть что-нибудь, кроме писем?

После последней фразы она всхлипнула и резко отвернулась, прикрыв лицо руками.

– Мираж? – он прочувствовал весь смысл этого слова. – Да, пожалуй, Вы правы… Это мираж. Теперь я вижу, что и сам стал жертвой обмана.

Она разрыдалась. Кво смотрел на ее белую шею с маленькой родинкой, видную благодаря убранным волосам, и на судорожно подергивающиеся плечи. Он смотрел, и им медленно овладевала нетерпимость.

– Не понимаю. Как же Вы не видите искренность и уникальность моих намерений? Разве способен кто-то дать Вам подобное чувство совершенного единства, обладай он хоть сколь угодно признанным положением? Вы…Ты! Ты смотришь на все эти ярлыки, потому что еще ребенок. Позволь мне научить тебя. Я хочу подарить тебе прекрасное, открыть глаза, как ты когда-то для меня своей музыкой.

Мужское начало должно брать на себя инициативу и направлять жизнь. Мужчина – якорь спокойствия для девушек, легко уносимых океаном эмоций. Он подошел к ней, чтобы обнять, на что она испуганно развернулась и с криком поцарапала ему лоб. Кво отпрянул и почувствовал жжение на лице, а его взгляд намертво зацепился за напряженно пульсирующие вены на ее шеи, и жжение перекинулось в область груди, захватив и нижнюю часть живота.

Это внутреннее кипение, будто сердце начало качать по венам тяжелую жидкую магму. Что-то преисполняло Кво, вырывалось из него, и стремилось к этим набухшим венам. И он отдался.

Его рука резко дотронулась до ее горла, почувствовала мягкое, и обхватив его, сжалась изо всех сил, после чего на помощь к ней пришла вторая. Он смотрел в эти обильно слезившиеся глаза, видел в их отражении себя, но не узнавал того счастливого человека, ведь сам он был разбит горем. Должен был быть разбитым. Вырвавшаяся потребность насыщалась удовлетворением вместе с угасанием ее сил, и внезапно душа Кво полностью обрела покой, одновременно с телом его возлюбленной.

Он положил ее и отошел в сторону окна. Где-то не в этом измерении послышался голос Брина. Лучик солнца прорезался сквозь облака и осветил комнату, сделав видимой летающую в ней пыль. Она витала так легко и грациозно… Как раньше. Вернулось патетическое чувство умиротворенной красоты в этой суете существования, от чего его глаза наполнились влагой. Теплая слеза стекла по щеке, и он больше не мог молчать.

– Как же я люблю жизнь. Это бесценный дар.

С закрытыми глазами он слушал приближающиеся шаги и последующий звук открытия двери. Крик Эльеры и легкий скрип паркета. Он разомкнул веки и увидел надвигающегося на него с замашкой Брина Маннбаума. Поваленный с ног, Кво оказался на одном уровне с ее безжизненным телом, и их глаза встретились. Он смотрел на нее и наслаждался моментом. Она не чувствовала ничего.

Бывший дворецким у некогда великой семьи человек открыл крышку пианино, нежно нажал на клавишу, и звук наполнил комнату. Пока вибрация ноты была в воздухе, он мог поклясться, что ощущал дыхание на своей шее.

– Я знаю, что ты здесь. Ради тебя я и пришел сюда.

Душа, дух, энергетический след. Она действительно была рядом и подслушивала, а когда Кво начал играть, затаила дыхание, ведь он играл только для нее.