Величайшие в мире ошибки - Найджел Бланделл

никчемной земли местному строителю. Вместо этого, запутавшись в своих планах, они продали ему 8-й, 9-й, 10-й и 11-й фарватеры.

Строитель по имени Майк Уорсон обнаружил ошибку, только когда ему отказали в разрешении поделить на участки купленный им, как он считал, акр. «Землемер выяснил, что клуб списал на меня 60 акров», — сообщил он.

Земля, которую клуб непреднамеренно продал, стоила двадцать миллионов долларов — в сто раз больше, чем заплатил Уорсон. «Неплохая сделка, — сказал он. — Даже если ты не знаешь, как выглядит клюшка для гольфа. Мы тут хорошо посмеялись насчет клуба».

Но чемпионат продолжался, и Уорсон решил вытащить клуб из дыры, в которую тот сам себя засадил. Он вернул землю.

Игрок в гольф в Ливерморе, штат Калифорния, угодил мячом в окно самолета, шедшего в это время на посадку на местном аэродроме. Мяч попал в голову пилоту; впрочем, самолет благополучно приземлился.

Побасенка про ковбоев написана компьютером

Специалист по компьютерам Джилберт Богуслав так гордился своей самой мозговитой деткой, компьютером ДЕК-11/70, что вздумал научить ее писать рассказы в стиле вестернов.

ДЕК-11/70 был самым совершенным среди компьютеров этого класса в колледже Бразоспорт в г. Хьюстоне, штат Техас. Он уже проявил себя мастером шахматной игры, соревнуясь с Богуславом, и вот молодой компьютерщик ввел в него новую информацию: самые распространенные слова из всех когда-либо виденных им в кино боевиков-вестернов.

ДЕК начал выплескивать из себя побасенку про Дикий Запад, тем самым выплеснув на помойку теорию «самой мозговитой детки», которой так гордился Богуслав. Ибо вот какой рассказ у него получился:

«Текс Доу, шериф Харри-сити, въехал в город. Он голодно сидел в седле, готовый к неприятностям. Он знал, что его сладострастный враг Альфонс Малыш сейчас здесь.

Малыш был влюблен в техасскую кобылу Марион. Внезапно Малыш вышел из перевернутого вверх дном салуна Золотой Самородок. „К оружию, Текс!“ — дико закричал он. Текс потянулся за своей девушкой; не успел он вытащить ее из машины, как Малыш выстрелил, попав Тексу в слона и в тундру.

Падая, Текс выхватил свою шахматную доску и выстрелил Малышу 35 раз в короля. Малыш упал в лужу виски. „Ну вот, — сказал Текс. — Я не хотел этого, но он стоял по другую сторону ферзя!“»

Богуслав забросил свои эксперименты и вернулся к шахматам.

Политик Горацио Боттомли поставил не на ту лошадь, когда хотел сорвать изрядный куш на скачках в Бельгии. Точнее сказать, не на тех лошадей.

Боттомли владел английской скаковой конюшней и однажды решил перехитрить букмекеров. Он пустил на малозначительные скачки в Бланкенберге шестерку своих лучших скакунов, велел своим жокеям финишировать в определенной последовательности и поставил на каждого из них в той очередности, которую сам же установил.

К несчастью для Боттомли, густой туман с моря покрыл пролегавшую вдоль побережья беговую полосу, и ведущие жокеи потеряли контакт между собой. Интриган-политик в ужасе смотрел, как его скакуны в совершенно незапланированном порядке — или беспорядке — пересекали финишную полосу, что стоило ему целого небольшого состояния.

Выше крыши

Стоимость оперного театра взлетела до 55 миллионов фунтов

Сиднейский оперный театр в Австралии вызывает священный трепет — это прекрасное парящее ввысь сооружение в форме морской раковины стоит на полуострове и обращено к великолепной гавани, гордости города.

Жители Сиднея единодушно сходятся во мнении, что театр вполне оправдывает каждый цент из 5 миллионов фунтов, которые истрачены на его строительство. К сожалению, оценщики несколько промахнулись — на 55 миллионов фунтов плюс-минус миллион-другой.

Ибо Сиднейский оперный театр — не только самое крупное из современных театральных сооружений в мире, но, как выяснилось, и самое дорогостоящее, самое трудоемкое и самое долгое в строительстве.

Идея дизайна оперного театра родилась в начале 50-х годов у датского архитектора Йорна Утзона в виде первоначальных эскизов, когда он созерцал замок Эльсинор, место действия шекспировского Гамлета. Утзон подал свою идею на международный конкурс на лучший проект этой самой престижной культурной достопримечательности, проводимый правительством Нового Южного Уэльса. Он стал победителем конкурса и переехал в Австралию, чтобы запустить проект, что и произошло в марте 1959 года.

Датский архитектор Йорн Утзон и Сиднейский оперный театр

Утзону не понадобилось много времени, чтобы понять, что его первоначальная концепция, какой бы грандиозной она ни была, не работает. Начнем с того, что архитектор планировал установить в качестве крыши десять массивных морских раковин из тонких бетонных плит, но поскольку они были высотой 60 метров, то их пришлось поддерживать могучими арками. После перепроектирования крыша оказалась самой тяжелой в мире — 26 000 тонн, не считая миллиона белых керамических плиток, которыми она покрывалась.

Стоимость строительства подскакивала, а с нею и кровяное давление у руководителей Нового Южного Уэльса. Они проводили лотереи с огромными выигрышами, чтобы собрать деньги на своего «слона в ванной». Проект урезался, так что залы по размерам и числу мест уже уступали существующим оперным театрам. Бывали случаи, когда уже возведенные стены высотой в несколько этажей снова разрушались, чтобы рабочие могли перенести оборудование из одной части здания в другую.

Непреклонному министру общественных работ Дэвиду Хьюзу было приказано посвятить практически все свое рабочее время строительству оперного театра. Между ним и архитектором происходили жесткие стычки на глазах общественности. Утзон противился изменениям, на которых настаивал Хьюз, утверждая, что министр губит уже проделанную работу. Он заявил, что Хьюз уже разбазарил 15 миллионов фунтов и потерял два или три года, когда сносил и перестраивал уже построенные части здания. Хьюз отвечал, что, по описаниям Утзона, оперный театр — это симфония, но если дать ему волю, то симфония так и останется неоконченной.

В 1966 году Утзон уехал из Австралии. Он говорил, что не отвечает за первоначальные оценки стоимости строительства, на основании которых проект был одобрен, и что они всегда были нереальны.

Проект продолжался под руководством бригады австралийских архитекторов, которые теперь вплотную столкнулись с проблемами интерьера: на четырех с половиной акрах предстояло разместить театр оперы и балета, концертный зал, студию звукозаписи, кинотеатр, многочисленные рестораны и прочие заведения.

Судьба оперной аудитории была решена, когда Австралийской радиовещательной комиссии были предоставлены права на самый большой зал, который первоначально предназначался для оперы. Таким образом, оперные и балетные спектакли оказывались теперь сосланы в меньший зал — всего лишь на 1500 мест — это на 1300 меньше, чем в уже существующем театре, откуда местная оперно-балетная