Фотография Архимеда - Николай Внуков

Мать, конечно, умела жить.

Работала она техноруком в ателье мод.

Чем занимается технорук в ателье, где всего-навсего двенадцать человек, Андрей никак не мог уразуметь. Но мать говорила, что работы хватает, платят хорошо и ответственности почти никакой.

Большую часть времени она тратила на магазины.

Это была ее страсть — «доставать хорошие вещи».

Недели не проходило, чтобы она не достала какой-нибудь кофточки, нейлоновой заграничной рубашки или необыкновенного комбине из особой, полупрозрачной ткани.

— Нужно жить, как люди, — повторяла она.

Например, Марь Иванна купила рижский сервант. Ай-яй-яй. а как же мы без серванта? Вечером отец призывается на семейный совет. И через неделю покупается сервант производства ГДР.

Нельзя не купить. Упаси бог! И как только раньше жили без этого серванта? Просто страшно сказать: как папуасы.

А теперь все хорошо. Все, как у людей. И расставлены за зеркальным толстым стеклом рюмки и стопки, и стаканчики цветного стекла, и графинчики, и фужеры, и зайчики, жрущие фарфоровые морковки. И мать гордо посматривает по сторонам: «А что? Живем не хуже других!»

Через несколько дней у нее появляются новые заботы.

Пообедав, Андрей уходит в свою комнату и плотно прикрывает дверь.

Механизм отлично подходит для того, что он наметил. Даже размеры как на заказ.

Теперь не нужно будет каждые четыре минуты браться за визир и корректировать положение светозащитной шахты.

Можно целиком отдаваться Пространству и уходить на сотни парсек[1] от Земли в Дальний Космос.

Если бы только мать знала, где он бывает каждую ночь!

Оказывается, не так уж трудно путешествовать в Пространстве со сверхсветовой скоростью.

Нужно только хорошенько попотеть с ножовкой, напильником, гудроном и канифолью.

Поработать головой и руками сорок четыре дня.

К половине одиннадцатого чертеж установки механизма в опорную штангу закончен. Андрей отложил линейку и карандаш и прислушался.

За окном ровно шелестел дождь.

Недаром на закате солнце стало багровым и село в плотные облака.

Чудесно! Сегодня ночью он вмонтирует механизм, а завтра...

И чего это мать так долго не ложится? Обычно в десять она в постели, а сегодня ходит и ходит по комнатам, гремит посудой на кухне, что-то передвигает...

Впрочем, времени впереди много.

Андрей открыл портфель и положил на стол «Путь марсиан».

Прежде всего оглавление. Ого! Названия-то какие!

«Место, где много воды»,

«Робот ЭЛ-76 попадает не туда».

«Мечты — личное дело каждого».

«Мертвое прошлое».

Так. Теперь рисунки. Мало рисунков и неинтересные какие-то. Вот голова человека под колпаком. Видны только нижняя часть носа, губы и подбородок. Колпак похож на перевернутый горшок. И все. Потом какая-то машина, собранная из металлического хлама. Сверху труба вроде граммофонной. Под трубой пропеллер. Зубчатые колеса. Маховик. Все опутано проволокой. Такое нарисовать мог только технически неграмотный человек.

Он перелистал книгу почти до середины, как вдруг одна из страниц выгнулась, будто приподнятая пружиной, откинулась сама собой — и Андрей увидел фотографию.

Он замер, потом судорожно глотнул воздух и склонился над глянцевитым прямоугольником.

Это была панорама Луны, резко освещенная невысоко стоящим солнцем. На переднем плане высился кратер с кольцевым валом, из центра которого ровным конусом поднималась гора. В отдалении, за кратером, лежал скалистый, иссеченный глубокими черными тенями хребет, а на горизонте белели две разделенные небольшой седловиной вершины. И над всем этим — глухое черное небо.

Дикое место. От одного взгляда на него становится неуютно.

И в то же время что-то очень знакомое напоминает этот кратер.

Где он мог видеть его раньше?

Андрей подвинул фотографию ближе к настольной лампе.

Снимок сделан под небольшим углом, это ясно. Фотокамера находилась невысоко над поверхностью Луны. В нескольких километрах, наверное. Через телескоп, даже самый большой, вроде Крымского, подобную фотографию получить невозможно. Он видел фотографии, сделанные с самым большим увеличением. Они размытые и нечеткие. Влияет тепловое движение земной атмосферы. Так называемая конвекция.

А здесь вон какая четкость. Мельчайшие трещинки видны. И ни одной звезды на небе. Значит, фотографировался с очень короткой выдержкой. Сотые доли секунды. Ракета, с которой велась съемка, двигалась над поверхностью Луны с большой скоростью.

Он поморщился.

Какая ракета?

Кто может тайно облететь вокруг Луны, когда каждый запуск «Лунника» и «Сервейора» — целое событие?

... И эти горы на заднем плане. Он тоже их видел. Только не так близко и не так отчетливо...

Да это же Апеннины! Вернее, восточные отроги лунных Апеннин! О тупица, как же он не узнал их сразу! А кратер — не что иное, как цирк Эратосфена. Только у Эратосфена такая ровная центральная горка!

Андрей выдвинул ящик стола и достал карту Луны — чудесную карту, напечатанную в Праге в 1959 году, за которой он так долго и так упорно охотился.

Вот он, Эратосфен, на берегу Залива Зноя. Теперь понятно, что снимок сделан на десятый день после новолуния. В другое время здесь не бывает таких длинных теней.

Корабль шел с юго-востока на северо-запад, поэтому Апеннины получились на заднем плане.

Андрей потер лоб ладонью.

Какой корабль?

Что за бред?

И вообще, как оказалась фотография в книжке?

... В три прыжка он поднялся на половину высоты Оливия и посмотрел вниз.

Серая, слегка всхолмленная, изрытая оспинами мелких кратеров долина тянулась к горизонту. На западе ее разрывали неровные угольно-черные зубья Йеркеса. За ними яркая солнечная полоса и еще одна зубастая траурная кайма цирк Пикар.

Где-то там, на солнечной полосе, на мощных пружинных амортизаторах стоит ракета. Уютный уголок Земли. В кабине привычное поролоновое сиденье — лежак. Приборный щиток, на котором светятся желтые и зеленые глаза сигнальных ламп. Легкое жужжанье кондиционной системы, поддерживающей микроклимат. Бортовой журнал, вложенный в специальное гнездо под щитком.

А здесь...

Он повернулся и посмотрел на пористую пемзовую стену, покрытую сверху черным стеклистым налетом. На Земле этот налет называют пустынным загаром. Им покрыты камни и выступы скал в Гоби, Сахаре и Кара-Кумах. А здесь вся Луна покрыта им сплошь.

Стена круто шла вверх и кончалась нависающим козырьком, край которого синевато сверкал на солнце. Козырек закрывал вид на трубу. Надо подняться выше него и выбрать место, с которого можно допрыгнуть до той площадки, где начинается таинственная арка.

Снова рука на пускателе, и снова свеча над скалами.

Ага, вот то, что нужно. Довольно ровная плита, наклонно выдвинувшаяся из склона.

Маневрируя двигателем, он опустился на середину скалы и тотчас снова взвился вверх, подброшенный следующим толчком.

Теперь труба оказалась под ним, и за те несколько секунд, что он опускался, вернее — медленно падал к ее началу, он успел заметить, что она выходит прямо из ровной плоскости скалы и что поверхность ее состоит из отдельных кольцеобразных секций.

Тень.

Свет.

Толчок.

Несколько шагов, чтобы удержать равновесие, и он рядом с грандиозным сооружением.

До самого последнего момента он надеялся, что это естественное образование, только издали похожее на творение разума. Но сейчас не осталось никаких сомнений.

И вдруг он почувствовал себя беззащитным и страшно одиноким. Впереди, сзади, справа, слева — тысячи километров покрытых пустынным загаром скал, черные непроглядные тени, белый, обливающий доменным жаром клубок Солнца, разноцветные, страшно далекие звезды и тишина.

Хуже всего эта тишина.

Бесшумно ударяют в почву метеориты, бесшумно взрываются, оставляя чудовищные оплавленные воронки. Бесшумно летят в пропасти камнепады. Бесшумно трескается остекленевшая бурая поверхность морей. Вся история голубого земного спутника проходит в жутком безмолвии.

И ни одной живой души, ни одной травинки на спекшемся, обожженном шаре. Только он и крохотный стальной цилиндрик ракеты...

Только он?

А как появилась здесь металлическая арка тридцатикилометровой длины, неизвестно для чего соединяющая два мыса на уступчатом берегу Моря Опасностей?

Скверное чувство беззащитности и одиночества прошло. Он шагнул вперед и коснулся перчаткой поверхности первой секции грандиозной трубы.

Да, глаз не обманул. Это металл. Секции сшиты между собой самой обычной сваркой. Ровный валик шва отсвечивает фиолетовым. Сама секция — желтоватого цвета. Металл шероховат. На нем вмятины, луночки, неровные борозды, будто обстреливали его под разными углами дробью.