Фотография Архимеда - Николай Внуков

— Странно, — сказал мужчина. — Как можно сфотографировать невозможное?

— Сам не знаю, — развел руками Андрей. — Все отказываются, Вы третий.

— А для чего тебе знать? — полюбопытствовал Лешка.

— Потому что мне знакомо это место.

— Тебе?!

— Мне!

— Ты что, там был?

— Несколько раз.

Лешка наморщил лоб, соображая что-то. Наконец сказал:

— Ну и трепач!

— Ни капельки, — возразил Андрей. — Я был там два раза. Это кратер Эратосфена в отрогах Апеннин на берегу Залива Зноя.

— Заглуши двигатель, — сказал Лешке Павел Петрович. — Идемте, ребята, в дом. Там разберемся.

...Мысленно он считал прыжки.

...Девять... Десять... Одиннадцать...

Дважды, во время очень высоких свеч, рефлектор выхватил из темноты верхний свод трубы.

Те же стеклянные отсветы, что и на полу. Та же несокрушимая твердость.

А вдруг труба не кончается на площадке Лавиния, а уходит под поверхность Луны? Тогда не заметишь, как уйдешь в недра спутника, и тогда...

Что тогда?

...Двенадцать... Тринадцать...

Сколько он прошел? Наверное, километров пять. Каждый шаг здесь около четырехсот метров.

Неизвестность всегда страшна.

А тут неизвестность кругом.

Неизвестно, кто построил трубу. Неизвестно, с какой целью. Неизвестно, почему из поляризующегося материала. Ничего неизвестно, кроме того, что труба существует.

Может быть, надо было выйти из нее на площадку Оливия, спуститься вниз, в долину, и спокойно осмотреть окрестности. Может быть. Может...

Самое главное — в неизвестной обстановке всегда действовать спокойно.

Есть замечательное правило, испытанное тысячелетиями, — «нетерпение губит людей».

Можно добавить еще: «страх».

Боится ли он?

Пожалуй, нет.

Значит, поворачивать назад нет смысла. Он прошел большую часть пути. Израсходовал около половины имеющегося в баллоне гидразина. Ради чего?

Если придется встретиться с представителями иной цивилизации. .. что ж! Он должен быть достойным представителем человечества. Он попытается.

Стычки, конечно, не произойдет. Они не нападут на него, так же как и он на них. Во Вселенной высокий разум никогда не воюет против разума. Это закон.

...Четырнадцать... Пятнадцать... Шестнадцать...

Удар света в глаза, не защищенные дымчатым фильтром, был настолько силен, что сжалось сердце и остановилось дыханье. Пальцы машинально нажали клавишу пускателя.

Двигатель бросил его вверх и вбок, с огромной скоростью он прорезал ослепительное пространство, ударился шлемом о стенку трубы и потерял сознание.

Зажигались ночные фонари, когда Андрей свернул на улицу Тургенева.

И чем ближе он подходил к дому, тем тяжелее становились шаги. Знакомый тротуар, на котором он знал каждую ямку, каждую трещину, казался сейчас необыкновенно противным. Хотелось повернуть назад и убежать куда-нибудь далеко-далеко.

Если бы можно было вообще не приходить!

У ворот он постоял немного, потом повернул кольцо.

Калитка не заперта изнутри.

Так. Значит, ждут.

Обычно мать в такое время запирает калитку, а перед сном еще раз проверяет все запоры. Она вечно боится.

Боится, как бы не залезли в дом. Боится громких разговоров, случайных взглядов соседей. Если начнешь что-нибудь мастерить, боится, как бы чего не вышло.

Если к Андрею заходит кто-нибудь из приятелей и начинаются разговоры и смех, глаза у нее становятся испуганными и она все время заглядывает в комнату:

— Тише, мальчики! Ради бога, тише! Что подумают люди!

И так всегда.

Дверь отворила мать. Ничего не сказала, пошла во двор запирать калитку.

Отца не видно. Где он? Неужели еще на работе?

Проходя в свою комнату, Андрей заглянул в гостиную. Отец спал на диване, уронив на пол газету. Значит, все-таки не дождался.

Андрей положил портфель на стол и сел на табурет.

Застоявшаяся квартирная тишина сомкнулась вокруг. Будто с размаху нырнул в заросший зеленой ряской пруд. Он даже поежился от неприятного ощущения.

— Ужинать будешь? — спросила из кухни мать трагическим голосом.

— Не хочу.

— Дело твое.

Он быстро открыл постель, разделся и лег. Перед глазами, беспорядочно сменяя друг друга, побежали кадры прошедшего дня.

Голубой «москвич» с поднятым капотом. Павел Петрович Шиянов, держаный в руке фотографию. Отец рядом с Александрой Антоновной у окна коридора. Прыжок через щербатый школьный забор. Черноволосая Рагозина с огромной полосатой сумкой. Лешкины автомобильные права и его захлебывающийся от восторга голос: «Мы тебя научим водить машину! Вот поедем в Пятигорск, обязательно тебя захватим! Обя-за-тель-но!»

Андрей улыбнулся и поплотнее закутался в одеяло.

Уже засыпая, он почему-то снова увидел Люду Рагозину. Она шла по улице навстречу ветру, развевавшему полы ее зеленого пальто. На углу обернулась и помахала ему рукой.

...Бесшумно, как тень, в комнату вошла мать. Постояла, прислушиваясь к дыханью спящего Андрея. Потом выдвинула ящик стола и достала толстую, одетую в клеенчатый переплет тетрадь — «Дневник выхода в Б. К.»

«Артур Кларк сказал: мы еще слишком далеко от берега, нам не видны его очертания. С нас достаточно того, что мы летим вперед на гребне волны», прочитала она на первой странице.

Дальше шло совсем непонятное.

«5 мая. Эта-Аквариды. 120 в час.

3 августа. Дельта-Аквариды. 40.

13 ноября. Тауриды. 25.

3 января. Виргиниды. 145 в час. Самый мощный поток, видимый в наших широтах».

«Заметка на 7 декабря. Персей. На мече Персея обратить внимание на ассоциации аш и хи. Прохождение через меридиан 20 h 00».

«22/VIII. Выходил в Пространство на 4 часа (с 0.15 до 4.15). Область Большого Пса».

«23/VIII. С 1.25 до 3.40. Наблюдал М-35 Близнецов. Очень красиво».

«28/VIII. Сегодня начал обзор Луны от Залива Радуг. Дикая, пустынная местность. Все здесь выглядит, как после хорошей бомбежки. Кто придумал назвать эту пустыню Заливом Радуг? Но красиво!»

«2/IХ. ... В конце концов Фаэтон добился своего и его отец — Солнце разрешил ему прокатиться на колеснице. Радостный, взял Фаэтон в руки поводья. Ринулась вдаль колесница по необъятному небу. Но лошади сразу почуяли неумелую руку возницы и понесли, не разбирая дороги. Все перепуталось в ходе небесных светил. Начали таять снега на высоких вершинах. Загорелись в долинах леса, на пустыни двинулись ледники. Угроза гибели над Землею нависла.

Тогда Зевс, бог богов, убил Фаэтона молнией и остановил колесницу. Мертвый Фаэтон упал в Эридан, звездную реку, и там до сих пор пылают обломки его колесницы...

Неужели в этой легенде описана гибель десятой планеты нашей Солнечной системы? Удивительно!»

«5/IХ. Андромеда.

Когда эфиопский народ был доведен до нищеты, оракул поведал царю о том, что всем ужасам был бы положен конец, если бы его прекрасная дочь Андромеда была отдана на съеденье морскому дракону.

Царь велел приковать свою дочь к скале на берегу моря. Девушка, мучаясь, ждала смерти. Но в последний момент об этом узнал Персей. Он прилетел в Эфиопию на своих крылатых сандалиях, убил дракона и спас Андромеду.

Здесь самая яркая звезда — Альферац (2-й величины, расстояние 120 световых лет).

Самая левая звезда — Аламак — двойная (голубая и желтая).

Но интереснее всего туманность Андромеды. Она видна невооруженным глазом в виде бледного вытянутого пятнышка. Расстояние до нее почти 2, 7 миллиона световых лет. Трудно представить! Да я и не могу. Это грандиозная звездная система, большая, чем наш Млечный Путь...»

Мать перелистывала страницу за страницей. Старинные легенды перемежались в тетради с отрывками стихов, стихи — с непонятными записями, состоящими иногда из рядов цифр или нескольких слов, вроде: «прямое восхождение 3h 12m», «лежит в плоскости эклиптики», и т. д.

Были в тетради и чертежи, красиво выполненные цветными карандашами, и даже рисунки каких-то гор.

Последняя запись была одиннадцатого октября: «Достал механизм от астрономических часов. Теперь свобода!» Мать закрыла тетрадь, ничьего не поняв в странных записях. Долго смотрела на спящего Андрея грустными глазами. Вздохнув, положила тетрадь в ящик стола и так же неслышно, как вошла, вышла из комнаты.

Перед глазами плыли, сменяя друг друга, красные и золотые круги. Голова звенела. К горлу подкатывала тошнота. Он лежал ничком на твердой поверхности, раскинув руки в стороны. Правая все еще сжимала пускатель. Лицо утонуло в мягкой влажной трясине. Он повертел головой, попытался отбросить левой рукой влажную пелену с лица. Пальцы ткнулись в иллюминатор шлема.

Он сообразил, что от удара отклеилась часть поролоновой прокладки в нижней манжете шлема и теперь он лежит на ней лицом.

И вдруг его словно обожгло: скафандр! Если есть хоть малейшая утечка прощай, Земля, навсегда. Ему никогда не выбраться из трубы. В детстве у него была такая игрушка: стеклянная трубка, наполненная водой и запаянная с обоих концов. В воде плавает красная рыбка. Чуть-чуть наклонишь трубку вправо или влево — и рыбка плывет. Она послушно поворачивается головкой в сторону наклона. В этом заключалась прелесть игрушки: не понять, почему рыбка поворачивается.