Радуга над Теокалли (СИ) - Свидерская Маргарита Игоревна

Иш-Чель, продолжая чувствовать недовольство, шла в процессии за носилками с жертвой, спокойно воспринимая визг свирелей и грохот барабанов. Жрецы суетились в толпе, поднося дурманящий напиток в маленьких, всего на глоток, глиняных плошках. Одурманенные и разгорячённые отваром, паломники начали петь громче и громче, простирая руки к небу, где всходила полная Луна. Вскоре основная масса народа уже выкрикивала бессвязные слова: кто молитвы, кто личные просьбы. Небо стало бездонно-чёрным, и тогда к звёздам взметнулось пламя факелов. Причудливые тени искажали лица верующих, превращая их в уродливые маски с перекошенными от крика ртами. В этих горящих безумным фанатичным огнём глазах отражался большой костёр на вершине жертвенного теокалли.

Перед Иш-Чель возник один из жрецов с напитком. Первым её побуждением было оттолкнуть протянутую руку с глиняной плошкой, но желание расслабиться и полностью раствориться в празднике пересилило. Она поняла, что в этот раз без волшебного зелья жрецов не сможет войти в транс и услышать слова богини. Одним жадным глотком плошка была осушена. Девушка сразу же ощутила, как прозрачная жидкость охлаждающей влагой проникает в каждую напряжённую клеточку тела, действуя поначалу успокаивающе, а затем пробуждая бурную жажду к веселью. Иш-Чель знала, что ещё несколько мгновений и плохое настроение уйдёт, а вместо него обрушится пьянящая волна восторга и радости предвкушения от скорой встречи с богиней-покровительницей.

Все окружающее примет таинственные очертания, резкие тени смягчатся в волшебном серебристом свете Луны. Громкая музыка в ушах обретёт гармонию и нежность, слившись в чудесный мощный гимн в исполнении сотен голосов, обращённых к ней – добрейшей богине-исцелительнице.

Непроизвольно Иш-Чель начала двигаться в такт мелодии, кружась в давно известном ритме. Прикрыв глаза, она ступила на высокую лестницу теокалли. Душа уже рвалась вверх, к вершине храма, а её обладательница с восторгом и упоением начала дикий ритуальный танец.

Недалеко от себя Иш-Чель увидела будущую жертву. Та тоже пыталась двигаться, но это, скорее, напоминало агонию тела, у которого руки и ноги не слушались замутнённого напитком рассудка. Казалось, что рабыня сошла с ума, настолько изломанно-резкими были жесты.

Шаг за шагом процессия поднималась к площадке на теокалли, а Луна постепенно подходила к назначенной точке, заливая все вокруг магическим струящимся светом. Вот и вершина. Паломники остановились.

Рабыню, обессиленную и ослабевшую, подхватили и уложили на большой камень. Храмовые прислужники ловко и быстро привязали верёвками руки и ноги девушки к выступам жертвенника. Из храма вышел главный жрец, следом за ним – его помощники.

Все подняли лица к Луне. Женщины затянули очередную песнь. Иш-Чель подали большую золотую чашу. Теперь предстояло подойти к жертве, и не только наблюдать, но и принимать активное участие в ритуале. Чаша была тяжёлой, Иш-Чель пришлось напрячься, чтобы уверенно держать её двумя руками. Медленно дочь Кокомо приблизилась к центральной группе. Жрецы замерли, с волнением следя за движением божества в ночном небе, высчитывая мгновения.

Случайно посмотрев на жертву, Иш-Чель встретилась с её безразличным взглядом. Рабыня не шевелилась, только тонкие пальцы привязанных рук едва подрагивали, пытаясь нащупать верёвки. Главный жрец поднял руки к Луне, на миг хор и грохот барабанов смолк – ритуал подходил к завершению.

Внезапно взгляд жертвы прояснился, и она прошептала:

– Полюби вместо меня…

Обсидиановый нож в ловких руках быстро рассек грудь. Из неостывшего тела вырвали сердце. Капли крови обагрили жертвенный камень, паломники впали в экстаз, всех вновь оглушили свирели и барабаны…

Иш-Чель собрала кровь жертвы в чашу, подошла к краю теокалли и, подняв приношение на вытянутых руках, обратилась к Луне:

– Моя богиня! Прими жертву! Будь благосклонна и щедра к нам! Подари мне великую любовь… Сделай так, чтобы я была единственной у моего мужчины!..

"Ты получишь это…" – прозвучал знакомый и любимый голос.

Приняв у Иш-Чель чашу с кровью, жрицы удалились внутрь храма.

А Луна удовлетворенно заливала округу серебристым покоем.

Часть I. СТРАНА МАЙЯ

ПРИГРАНИЧЬЕ

Коацаок поразил свадебный караван угрюмостью и тишиной. Не было народа в ярких праздничных одеждах. Никто не выкрикивал приветствий новобрачным. Было ясно – что-то произошло. Это чувствовалось даже в воздухе, жарким покрывалом душившим город.

– Мешики прислали послов… – услышали Кинич-Ахава и Иш-Чель от Копана, который встретил молодую пару во внутреннем дворике.

Халач-виник был настолько встревожен происходящим, что забыл произнести приветственную речь. Угроза словно придавила крепкие плечи, и Копан тщетно пытался найти выход, достойный его особы.

Уичаа тоже не скрывала страха, и жизнерадостность невестки вызвала раздражение. От свекрови Иш-Чель достался недовольный взгляд. Она сообщила молодым, что народ Анауака собирается покорить их город, а Коацаок уже потерял драгоценное время. Послы прибыли несколько дней назад с требованием "договора о дружбе", которым мешики, фактически, навязывали свою волю – обычная тактика захвата территории. Теперь Коацаоку предстояло повторить судьбу многочисленных подчинившихся городов.

– Через пятнадцать дней мешики явятся за выкупом, – закончила Уичаа.

– Много ли они хотят, моя госпожа? – Иш-Чель попыталась придать голосу и тону глубокое почтение. Её не смутил злой взгляд свекрови, полученный в ответ.

– Ровно столько, чтобы сделать рабами. Весь урожай этого года, драгоценности, золото… Боюсь, даже если заплатим выкуп, мешики все равно превратят нас в тлаймати! – Уичаа с трудом подавляла негодование, поглядывая на слабовольного супруга.

– Неизвестно что они сделают с нашей семьёй… – подал голос Копан.

– Нужно готовиться к войне и встретить их с оружием! – Кинич-Ахава с первой минуты решил, что никому не позволит быть хозяином в Коацаоке.

Это его земля, его город!

Уичаа с гордостью и одновременно с грустью взглянула на сына – её видения начали сбываться: наследник не допустит унизительного примирения с мешиками.

Копан молчал, а Кинич-Ахава не понимал отца, его пассивного безразличия к происходящему.

– Мы не будем сидеть и просто ждать!

– Мы можем уплатить выкуп, Кинич-Ахава? В городе много богатых людей, сомневаюсь, что при мешиках жить им будет лучше. Они просто обязаны внести свою долю – Коацаок и их город, не стоит прятать драгоценности, – тихо предложила Иш-Чель.

Кинич-Ахава с благодарностью кивнул головой. Он принял поддержку жены.

– Богатые люди будут богатыми и при мешиках, если им удастся сохранить своё добро. А чем сильнее сопротивление жителей, тем страшнее будет борьба за Коацаок и ужаснее воины, которые войдут в него… – высказался Копан. В его груди опять проснулись пчелы и безжалостно укололи сердце. Незаметно правитель коснулся больного места и потёр его, пытаясь угомонить насекомых. С прибытием сына силы духа не прибавилось, даже, наоборот, халач-виник окончательно растерялся. В глубине души правитель не хотел войны. Он бы приложил все силы, чтобы откупиться, но нежелал расстаться с богатством семьи. Это противоречие и подтачивало его изнутри. Ко всему, неотступно преследовали предсказания, увиденные с помощью Уичаа. Он упрямо оттолкнул их, поверив своим жрецам, и, вот теперь надвигается крах – разве можно противиться воле всесильных духов? Сопротивление бесполезно – ведь тайные силы показали ему, что Коацаок будет погребён, но как же спасти имущество, власть, жизнь, наконец?!

– Мы должны действовать! Зачем рассуждать, какими будут ацтеки, когда войдут в город? Мы сделаем все, чтобы этого не допустить! – Кинич-Ахава не понимал отца.

В чём же дело, почему халач-виник ничего не предпринимает? Ведь он всегда был хорошим воином и мудрым правителем. Что это за разочарованный человек, который даже не пытается скрыть панику? И – что делать?