Пока есть просекко, есть надежда - Фульвио Эрвас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вечер продолжила музыка в исполнении небольшой группы. С наступлением ночи толпа поредела: сначала стали уходить семьи с детьми, потом те, кто приехал издалека. Остались любители поговорить, холостяки, вечные влюбленные и те, кто жил неподалеку. И пьяные.
– Мы не пьяны, – запротестовала Вероника.
– Машину поведу я, – сказал Стуки.
– Вы не умеете водить «мини».
– И водит он ужасно, – заявила Сандра.
Хотя, если разобраться, в таком состоянии никто из них не должен был садиться за руль.
Они дошли до парковки, уже практически опустевшей. На холме светился огнями средневековый замок. А над ним, как и было обещано, – звезды. Запрокинув головы и совсем позабыв об остеохондрозе, сестры восторженно показывали на небо пальцами.
Стуки предложил куда-нибудь зайти и выпить марочного вина – праздник, в конце концов! А переночевать можно и здесь. Компания расположилась на улице, под звездами, за деревянным столиком одного из баров. В бокалах красное вино. На близлежащие холмы опускается предрассветная свежесть. Они немного понаблюдали за шахматистами за соседним столиком. Подошел бармен и сообщил, что, к сожалению, в гостинице остался только один свободный номер на двоих, но в случае необходимости можно поставить раскладную кровать. Стуки задумался, медленно вращая свой бокал. Он бросил быстрый взгляд на сестер: Вероника и Сандра затаили дыхание… Звезды… Темно-синий небосвод, усеянный мириадами небесных светил. Стуки никогда в жизни не видел столько звезд…
16 августа. Воскресенье
«Как это могло случиться?» – в который раз спрашивал себя Стуки. В салоне автомобиля стояла настороженная тишина. У сестер из переулка Дотти был довольно взъерошенный вид, одежда слегка помята, но темные круги под глазами совсем исчезли. Временами девицы бросали на инспектора странные взгляды, в которых сквозила та особая женская рассеянность, которая не предвещает ничего хорошего. Сестры стали шептаться о каких-то спортсменах, соревнованиях, что-то о прыжках с шестом. Почему именно с шестом? Это слово для инспектора прозвучало как намек. Как такое вообще возможно?
Он прекрасно помнил комнату, вспомнил и владельца гостиницы – очень крупного мужчину довольно внушительного вида. «Из него одного получилось бы два вполне приличных человека», – еще подумал Стуки. Здоровяк повел их по лестнице на второй этаж, комната номер пять. Молчаливый и все понимающий. Никаких подмигиваний и двусмысленных намеков, это Стуки точно запомнил. Инспектор посмотрел ему прямо в глаза, но тот остался непроницаемым, как председатель экзаменационной комиссии.
От этого воспоминания Стуки немного воспрянул духом: это означало, что все было очень прилично, а их поведение безупречно. В самом деле, что могло быть естественнее: трое друзей, две женщины и один мужчина, уставшие и вынужденные ночевать в одной комнате, потому что так сложились обстоятельства. Еще инспектор вспомнил: ему показался забавным тот факт, что владелец гостиницы собственноручно открыл дверь номера, словно полагая, что ключ и замок подвластны только ему и в чужих руках не сработают.
Стуки растянулся на кровати и закрыл глаза. Он держал их закрытыми до тех пор, пока девицы не разделись и не выключили свет. Шорох простыней – это последнее, что он запомнил, прежде чем уснуть. Стуки проснулся с первыми лучами солнца и обнаружил себя лежащим поперек двух-спальной кровати. А засыпал он, инспектор это хорошо помнил, на узкой раскладушке, в которую сейчас упирался ногами. Что произошло?
Может быть, сестры из вежливости предложили ему поменяться кроватями, заботясь, о его удобстве? Маловероятно. Или, наверное, он поднялся ночью, чтобы защитить женщин, потому что услышал какой-то подозрительный шум. А потом лишился чувств и упал на большую кровать. Инспектор взглянул на сестер и смущенно улыбнулся.
Конечно, все именно так и случилось: он встал ночью и потерял сознание. Сандра и Вероника сжалились над ним и оставили его, спящего, на своей кровати.
– Я, случайно, не храпел ночью? – спросил Стуки.
Сестры приветливо улыбнулись.
«Уж что-то они слишком ласковы», – с тревогой подумал инспектор.
– Бывает, что я храплю, когда выпью.
Сандра и Вероника с улыбкой покачали головами.
– Совсем не храпел? Всю ночь вел себя тихо?
– Не совсем, – уклончиво ответила Сандра.
– Может быть, я разговаривал во сне?
– Не в этом дело, – прыснули сестры, бросая на него пристальные взгляды и отчаянно кокетничая.
– Вчера я очень приятно провел время, – начал Стуки. – Я хотел вас еще раз поблагодарить за то, что вы меня пригласили. Атмосфера вечера была просто волшебной.
Стуки вернулся к пробегающим за окном автомобиля изумрудным холмам. Как это могло случиться? Инспектор прикрыл глаза рукой.
– Так вы уезжаете в отпуск? – спросил он сестер несколько минут спустя.
– Да. И уезжаем счастливые.
«Антимама!»
– А куда, если не секрет? – поспешил задать вопрос Стуки.
– В нашу любимую Хорватию. А у вас будет отпуск? Куда вы отправитесь?
Инспектор еще не решил. Хорватия его привлекала. При условии, что там не будет сестер из переулка Дотти, естественно.
17 августа. Понедельник
Выходя утром из дома, инспектор Стуки обнаружил на двери своей квартиры красное картонное сердечко, украшенное блестящей ленточкой. Сестры из переулка Дотти унеслись к хорватским небесам, как два легких воздушных змея, и оставили для него романтическое послание. Стуки развернул пахнущую духами открытку. На розовом фоне он разглядел вензель из выписанных каллиграфическим почерком двух букв: «С», то есть Сандра, и «В», то есть Вероника. После первой буквы стояла точка, вторую венчали два восклицательных знака.
Как это могло случиться?
Позже Стуки купил немного овощей и отправился в ковровую лавку навестить дядю Сайруса. Инспектор нашел того сидящим на кипе ковров, и блуждающий по комнате взгляд старика был полон такой тоски, какую может вызвать только пронизывающий до костей ветер Иранского нагорья. Перед ним на ковре – выложенные в ряд жуткие фотографии мертвецов. По большей части молодые парни. У некоторых из них вскрыты грудные клетки. Леденящий душу вид вывороченных ребер наводил на мысль о жертвоприношениях какому-то зловещему божеству.
– Где ты нашел эти снимки?
– Они засовывают их под дверь магазина, – был ответ.
– Кто – они?
Дядя Сайрус пожал плечами. Это мог быть сын господина Мадани, еще одного торговца коврами. Так молодой человек пытался привлечь внимание иранцев, живущих в городе: разбрасывая фотографии людей с вырезанными внутренностями.
– Пасдаран, стражи Исламской революции, это их работа, – лихорадочно зашептал Сайрус, тыча костлявым пальцем в изображение зияющей грудной клетки без сердца.
Это был Иран в худшем своем проявлении, тот, который дядя Сайрус не хотел ни видеть, ни вспоминать. А эти фотографии заставляли
