Морской разбойник и торговцы неграми - Сю Эжен

Река эта тихо текла посреди величественного леса и зеркальная поверхность вод ее отражала в себе лазурное небо, деревья, покрытые множеством птиц и плодами всех цветов. Тут росла мимоза с тонкими и зубчатыми листьями, там черное дерево со своими красивыми желтыми цветами.

Когда корабль достиг места, у которого должно было ему стать на якорь, то маленькая лодочка отделилась от него и поплыла вверх по реке, направляясь на запад, и скоро подошла к той части берега, которая казалась несколько очищенной от леса.

— Навались!.. Навались, братцы! — воскликнул Бенуа, став на заднюю лавку лодки, которая в это время причаливала.

— Брось якорь тут, Кайо, — сказал он потом своему помощнику, — если я не вернусь через час, то отправляйся на корабль и приезжай за мной завтра утром.

Потом господин Бенуа сошел по сходням на берег и пошел по тропинке, извилины которой были, по-видимому, чрезвычайно знакомы ему.

— Лишь бы только, — думал этот достойный человек, обмахиваясь своей широкополой соломенной шляпой, — лишь бы только этот проклятый Ван-Гоп был бы дома... Однако ж ему известно время, в которое я обыкновенно прибываю сюда... двумя неделями ранее или позже. Право, чудак этот Ван-Гоп, он живет здесь в лесу, как будто у себя в городе. Он нисколько не переменил своих привычек, это так, бывало, заставляло смеяться бедного Симона! — Ах!.. вечная ему память!..

В это время раздался лай собаки.

— А! — сказал Бенуа, — я узнаю голос Трезора, хозяин, верно, дома.

Лай собаки все более и более приближался и, наконец, послышался громкий пронзительный голос, который говорил с досадой: «Сюда, Трезор, сюда, неужели ты принял человека за тигра?»

Тропинка, по которой шел в это время Бенуа, образовала тут весьма крутой поворот; а потому он вдруг увидел перед собой дом, построенный из красноватого камня и покрытый кирпичом. Толстые железные решетки предохраняли окна, а высокий палисад, которым было обнесено это жилище, защищал вход в него.

— А! Здравствуйте! Здравствуйте дядя Ван-Гоп, — воскликнул Бенуа, дружески протягивая руку хозяину дома; но сей последний не только не отвечал ему, но с досадой пятился назад, как бы для того, чтобы загородить вход.

Представьте себе малорослого человека, сухощавого, тонкого, одним словом, похожего на хорька, но опрятного, чисто и старательно одетого. Когда он снял свою шляпу, лоснившуюся от ветхости, то на голове его заметен был белокурый парик, старательно завитый; на нем был долгополый серый сюртук, коричневый жилет с металлическими пуговицами, плисовые панталоны и гусарские сапоги; весьма чистое белье, и множество часовых печаток довершали его наряд.

Он стоял в воротах своего дома, спокойно и без всякого опасения, уверяю вас, держа в руке отличное английское двуствольное ружье, которым он играл взводя курок и щелкая замком. Потом он свистнул свою собаку, остановившуюся против Бенуа.

— Как, — сказал сей последний, — как дядя Ван-Гоп, неужели вы не узнаете меня? это я!.. Бенуа! друг ваш Бенуа... Эх! черт возьми! разве вы ослепли!.. Наденьте свои очки.

Что и действительно сделал благоразумный старик, после чего он воскликнул по-французски с заметным голландским произношением:

— А! это вы, кум Бенуа!.. вы не опоздали, вас нельзя упрекнуть в этом; я очень рад увидеть вас. Но по какому случаю?

— Ну, по случаю... по случаю северо-западной бури, которая лишила меня большой мачты и пригнала к вам так скоро, как будто бы сам черт дул в мои паруса.

— Очень сожалею, любезнейший капитан; но не жарьтесь понапрасну на солнце, прошу вас, пожалуйте в дом ко мне, войдите, перехватите чего-нибудь, так например: жареной слоновой ноги... котлетку из камелопардова мяса... Ей, вы! Иван! Штроп! вставайте скорее, ленивцы, собирайте нам на стол.

Два мулата, спавшие во дворе на рогоже, нехотя поднялись и поплелись исполнять приказания своего господина. После нескольких церемоний, как например: «Извольте идти вперед, — Нет, вы! — Сделайте милость. — Я здесь хозяин, вы гость, прошу вас!», и прочих, Ван-Гоп и Бенуа вошли в весьма опрятный и по-европейски убранный дом.

Два старых друга уселись за стол красного дерева, старательно натертый лаком и уставленный кушаниями и напитками, и начали разговаривать между собой.

— Итак, вы говорите, капитан Бенуа, что ваша большая мачта?..

— Я ее лишился, дядя Ван-Гоп, лишился. Но потеря, которая для меня чувствительнее разрушения всех моих мачт, есть потеря бедного моего Симона, которого вы знаете...

— Итак... этот человек, которого вы называете бедным Симоном?..

— Погиб в море... но погиб как храбрый моряк, спасая корабль!.. Ах!..

Тут дядя Ван-Гоп испустил некоторого рода глухое и невнятное восклицание, которое можно было выразить так: «Гм!», но которое изображало совершенное равнодушие.

Он обыкновенно употреблял его, слушая рассказ или вопрос недостойный, по его мнению, ни внимания, ни ответа.

— Гм! — сказал Ван-Гоп, — за недостатком одного человека, корабль не останавливается в пути, но за неимением большой мачты, может произойти большая остановка. А потому, не имея возможности заменить вам вашего Симона, я могу, по крайней мере, доставить вам хорошую новую мачту... Посмотрим-ка... — И он вынул из шкафа толстую прошнурованную книгу, которую перелистывал долгое время и потом, положив свой худощавый палец на одну из страниц, продолжал:

— Да, я хочу услужить вам, любезный капитан, у меня есть нижняя мачта одного разбившегося английского корабля, которую выбросило ко мне на берег; она хранится у меня в магазине... Ну, положимте за нее тысячу франков!.. Гм! не правда ли?

— Черт возьми! Тысяча франков за бревно!..

— Гм! — отвечал Ван-Гоп, — что делать, где ж взять ее в другом месте?..

— Правда. Ну, так и быть, по рукам. Но послушайте, дядя Ван-Гоп: починив свой корабль, мне нужно подумать и о грузе?

При этих словах маленькие серые глаза старика заблестели от удовольствия. Он поспешил взять другую прошнурованную книгу с надписью: «Дела по торгу неграми № 2-й», и, просмотрев ее с минуту, сказал, улыбаясь:

— У меня есть то, что вам нужно, капитан, но я не хотел сказывать вам этого не справившись наперед с книгой, ибо я уже обещал такой груз господину Драку, одному английскому капитану, который прибудет ко мне недели через две, а я хочу свято исполнять мои условия со всеми... Знаете ли вы господина Драка, капитан?

— Нет.

— Это славный малый; правда, что он рыжий и косой, но несмотря на то — прекраснейший человек и не любит много спорить. Он богат и занимается торговлей неграми так, по охоте... потому что нужно же чем-нибудь заниматься...

— Нужно сперва заплатить долг своему отечеству, — прибавил Бенуа, — но возвратимся к нашему грузу.

— Итак, достойный капитан, груз этот — самая лучшая и самая благоприятная для вас оказия на свете; вот уже три месяца как большие и малые Намаки ведут между собой беспрерывную войну, и король больших Намаков — мой сосед, которому я говорил о вас, и который очень желает покороче познакомиться с вами, капитан, — сказал Ван-Гоп, и, привстав, поклонился Бенуа.

— Покорнейше благодарю вас, — отвечал ему Бенуа, отдавая поклон.

— Итак, у вождя Тароо имеется отличная партия негров из племени малых Намаков с берегов Красной реки, которых он уступит вам по самой сходной цене; это все молодые негры... Однако ж, не так чтобы уж слишком молодые... Ну, от двадцати до тридцати лет... Если бы вы видели, какой это широкоплечий и здоровый народ!.. К тому же эти негры хорошо откормлены, что редко случается; а какие смирные! Боже мой! Боятся простой плети!.. Настоящие бараны... одним словом, это будет для вас золотая сделка! Что, годится вам, не правда ли?

— А небось, верно, мне придется еще заплатить вам и за комиссию, как в прошлый раз?

— Гм! разумеется! — отвечал торговец, — без этого нельзя. Ожидая вас ежеминутно, я ездил в деревню царя Тароо, и уговорил его для общей нашей пользы поберечь пленников и обходиться с ними как можно лучше. Я посещал их и осматривал недавно... Они славно поправились и отжирели, я советовал царю Тароо кормить их кашей из тыквы, это очень здорово освежает и придает глянец коже.