Пробное интервью на тему свободы - Мария Арбатова

Галя. Ты что, рехнулась? Ну… свободна.

Маргарита (в трубку). Я бы хотела увидеться с вами. Мне кажется, что вы человек, который сможет решить мои внутренние проблемы. Да. Завтра. А чего тянуть? Жизнь короткая, надо ее самим возделывать, иначе ничего не вырастет. А чего вы боитесь? Я сама боюсь! Я, знаете, какая закомплексованная, я только по телефону смелая. Я ведь так откровенна потому, что у нас с вами общие духовные ценности. Значит, завтра в шесть я стою у памятника Пушкину. На мне… (Гале.) Что на тебе будет?

Галя. Ой, я не пойду… Я не знаю, в чем я пойду! Я в дубленке толстая…

Маргарита (Гале). Пойдешь в моем кожаном пальто. (В трубку.) Значит, на мне черное кожаное пальто… А в руках желтая листовка с вашим телефоном. Ну, до завтра. Если обманете, вы не христианин! (Кладет трубку.)

Галя. Я не пойду.

Маргарита. Конечно, не ходи. Я пошутила.

Галя. А вдруг он придет?

Маргарита. Конечно, придет. «Твое слово я спрятал глубоко в сердце!» Еще как придет! Он же христианин.

Галя. А я не пойду.

Маргарита. Ага. Только глаза сильно не крась. Пару хороших колечек и шарфик, который ты у Таньки купила. И походка. Главное, походка. Любой отпадет, не то что христианин!

Галя. Ох, Ритка, вляпаешься ты когда-нибудь!

Маргарита. Я уже вляпалась, когда родилась. Ну, гони дубленку, не голой же мне идти? Я опаздываю.

Галя. А серьги с жемчугом можно надеть?

Маргарита. Завтра что? Четверг? Юпитер. Можно.

Квартира целительницы. Обшарпанный диван и кресла, масса оздоровительных плакатов, портреты Джуны и Чумака в рамочках.

Целительница. Заходите, раздевайтесь. Вам известна цена сеанса?

Маргарита. Да.

Целительница. Что у вас болит?

Маргарита. Ничего.

Целительница. Зачем вы пришли?

Маргарита. Мне не хочется просыпаться по утрам и страшно засыпать ночью.

Целительница. Вы замужем?

Маргарита. Нет.

Целительница. Живете половой жизнью?

Маргарита. Половой да, а жизнью – нет.

Целительница. Так что вас мучит?

Маргарита. Отсутствие одного человека.

Целительница. Понятно. Ложитесь.

Маргарита. Очки снимать?

Целительница. Не надо. Я не окулист.

Маргарита ложится на диван. Целительница кладет на нее руки.

Вы чувствуете тепло? Тепло космической энергии льется в ваше тело! Оно насыщает вас свободой и силой! Вы расслаблены, вам хочется спать, вы засыпаете, вы видите сон, вы рассказываете его мне.

Маргарита. Я еду в Шереметьево-два. У меня в сумке билет на Нью-Йорк. Я вбегаю в метро. Это метро какое-то странное, оно похоже на станцию берлинской электрички. Передо мной уходит последний поезд. Я не успеваю к самолету и даже не могу вернуться к детям. Я сажусь на перрон возле прилавка с книгами. Никого нет, а передо мной несколько роскошных книг. В общем, они мне не нужны, но я краду их и запихиваю в сумку. Но сумка не застегивается. И, хотя никого нет, я пытаюсь спрятаться и захожу в метровский медпункт. А там на операционном столе сидит молодой хирург в зеленом халате, я подхожу, и он обнимает меня. А я спрашиваю: «Разве можно на операционном столе?» А он говорит: «У нас с тобой здесь вчера все уже было. Разве ты не помнишь? Вот ты оставила…» И подает мне клубок голубой шерсти, которой мне не хватает на платье. Знаешь, я вяжу себе на день рождения платье невероятного фасона. Мне так хочется, а шерсти не хватает, придется добавить черную. И я подхожу к зеркалу, и вижу, что вместо волос у меня на голове огромное облако голубой шерсти… (Вскакивает.) Где я?

Целительница. Успокойтесь. Расслабьтесь. Все в порядке.

Маргарита. Мне стало легче.

Целительница. Вот видите. Ваше поколение вообще живет неправильно. Вы все словно специально стремитесь от гармонии к дисгармонии. А надо всех любить, всех беречь. Вот моя дочь, например, регулярно закатывает мне сцены, что вот я мало любила ее в детстве, что я унижала и комплексовала ее. Что я запрещала ей делать то, что нравилось ей, и заставляла делать то, что нравилось мне. Что я разрушила ее нервную систему! А я ее воспитывала как все… Я ничего такого не делала, что все не делали. Я никогда не считала, что она лучше других…

Маргарита. А зачем рожать ребенка, если вы не готовы считать, что он лучше других?

Целительница (снимает очки). Маргарита, это ты?

Маргарита (снимает очки). Мама, это ты?

Целительница. Что ты здесь делаешь? Пришла поиздеваться над матерью? Ты же не веришь в мое лечение?

Маргарита. Не верю. Я ни во что, кроме себя, не верю. Я не знала, что к тебе попаду. Я не знала, где ты принимаешь. Я думала, что мне за деньги вернут то, что у меня отняли в детстве…

Целительница. Зачем ты клевещешь на мать?

Маргарита. Какой смешной сон! А шерсти все равно не хватает.

Целительница. А я сразу сказала, что не хватит! Не умеешь вязать – не берись! Что ты там за фалды устроила? Распусти, я свяжу лучше.

Маргарита. Это первое платье в жизни, которое я вяжу так, как мне хочется. И я подарю его себе на день рождения. И не надо учить меня, как вязать. Тебе семьдесят лет, и ты еще ни одного платья не связала.

Целительница. Ну и что? Зато я жизнь прожила, я знаю как правильно!

Маргарита. А я не желаю жить такую жизнь, как у тебя! Не желаю! (Вскакивает, идет к дверям.)

Целительница. Подожди, я тебя покормлю. Ты бледная, ты страшная, ты неправильно питаешься, неправильно живешь!

Маргарита. Я самая красивая, свободная и правильная! И не смей мне больше говорить, что я бледная и страшная! Не смей!

Пауза.

Целительница. Денег возьми. У меня много.

Маргарита. Все равно не откупишься. (Выходит.)

Целительница. Вы слышали? Нет, вы слышали? Я положила на нее всю свою молодость, все свое здоровье! Накажет же Бог такой дочерью! Господи, как я не хотела девочку, словно знала, что вырастет такая дрянь! Как я хотела сына! (Садится в позу «лотос», начинает делать очистительное дыхание.)

Скамейка в парке. Темно. Маргарита и Дубровский стоят, обнявшись.

Маргарита. Холодно.

Дубровский. Моя бабушка говорила: наступил марток – надевай семь порток.

Маргарита. Нас тут не пришьют?

Дубровский. Не должны.

Маргарита. Жалко.

Дубровский. Почему?

Маргарита. Все-таки ощущения.

Дубровский. Ощущений не будет. (Достает из кармана пистолет, подбрасывает его, ловит, сует обратно в карман.)

Маргарита. Стрелять-то умеешь?

Дубровский. Нужда заставит, научусь.

Маргарита. Дай попробовать.

Дубровский. Не дам. Ты нервная. (Отходит от нее.) Слушай, а если я тебя изнасилую? Ты же меня второй раз в жизни видишь?

Маргарита. Делов-то! Насилуй, только, пожалуйста, так, чтоб я обо всем забыла. Ну, хоть на пять минут! Можешь даже башкой о скамейку двинуть, только не очень сильно. Ладно?

Дубровский. Мазохистка.

Маргарита. Ну, давай! Поехали! Готовность номер один! (Снимает пальто, бросает на скамейку, начинает расстегивать кофту.)

Дубровский. Простудишься.

Маргарита. Увы! (Снимает кофту, бросает на скамейку.)

Дубровский. Пойдем в машину.

Маргарита. Там места мало, а у меня сексуальная клаустрофобия.

Дубровский. Понял.

Маргарита. Чего ты понял?

Дубровский. Мы все учились понемногу…

Маргарита. Что? Елки! Опять филфак? (Надевает кофту, затем пальто.) Плюнуть некуда! Бизнесмен, рэкетир, сутенер! Обязательно нарвешься на университет! А мне простого надо, чтоб вопросов не задавал!

Дубровский. Историко-архивный, правда, он теперь тоже считается университетом.

Маргарита. Не хочу образованного! Вези меня домой.

Дубровский подходит вплотную, они целуются. Маргарита осторожно вынимает у него из кармана плаща пистолет, прячет за спину.

Отойди чуть-чуть, я хочу тебя рассмотреть. У меня дальнозоркость.

Дубровский. Успокойся, пистолет газовый.

Маргарита (прижимает пистолет к лицу). Жалко. Такая глупенькая, такая холодненькая железячка. На! (Протягивает ему пистолет.)

Дубровский (кладет пистолет в карман). Если хочешь, пойдем в машину.