Спиридов был — Нептун - Иван Фирсов

Не откладывая, Петр размашисто, не оборачиваясь, зашагал по скользким булыжникам стенки Военной гавани...

В первый день октября во всех коллегиях и магистрате столицы читали указ императора о сборе и походе на Котлин генералитету, чиновным людям. Надлежало выйти «коллегии президентам и всем коллежским советникам по половине, а вице-президентам и другой половине советникам и асессорам остаться в коллегиях». На закладку крепости приглашались все иностранные послы и двор.

Чиновники и придворные поеживались, неделю без перерыва хлестал ливень, затопило улицы...

Несмотря на непогоду, утром 2 октября у Троицкой пристани скопилось множество судов, а на берегу под зонтами толпились приглашенные, ожидая приезда Петра и его супруги. Все знали крутой нрав адмирала Петра Михайлова. За неявку на морскую утеху не один из них поплатился штрафом, а кому-то ослушание стоило и карьеры.

На Котлин флотилия судов прибыла на второй день, дождь продолжал лить как из ведра, поэтому торжества откладывались, а приглашенные разместились в ожидании во дворце Петра, еще более богатом, громадном дворце Меншикова и домах других знатных особ.

На кораблях эскадры тоже готовились к торжествам, было предписано произвести салют при закладке крепости.

Чем занимается команда корабля на рейде, где непрерывно льет дождь, а корабль то и дело под ударами волн и порывами ветра кренит с борта на борт и он крутится из стороны в сторону на туго натянутом якорном канате?

Матросам работа всегда найдется. Часть отдыхает, сменившись с вахты, другие латают паруса, приводят их в порядок, третьи плетут из распущенных канатов кранцы, разные коврики, ремонтируют такелаж. Канониры лишний раз банят орудия, расхаживают винты для прицеливания, мало ли у них своих забот по артиллерийской части. Но в экипаже всегда сыщется несколько шустрых старослужащих матросов, которые ухитряются в такое ненастье кемарить где-то в потаенном уголке, заветном местечке, известном только своему обитателю.

В эту же пору офицеры, не попавшие на берег, проводили время за картами или, собравшись в просторной каюте, распивали бутылочку доброго вина, рассуждая о превратностях флотской службы, жизненных невзгодах и, конечно, о женщинах...

После обеда Бредаль, как обычно, дремал, но его разбудил вахтенный мичман:

— К борту подошла шлюпка с берега, видимо, прибыл пехотный офицер, под плащом не разглядишь.

— Ну так разберись и так или иначе проводи его ко мне.

Спустя несколько минут в каюте стоял пехотный майор.

— Честь имею, господин капитан-командор, майор Спиридов, комендант крепости Выборг.

Бредаль жестом указал на кресло, «Отец юнги, — сразу определил он, — сухопутчик, но чины флотские разумеет».

Оказалось, что он по службе был в Петербурге и через Апраксина получил разрешение государя побывать на торжествах и повидать сына.

— Что, отрок-то мой не шкодит? — спросил сразу отец.

— Справный малый, не трусит, за палубу не хватается, — улыбнулся Бредаль...

На Котлине Спиридов с сыном остановились у коменданта крепости во флигеле. Уложив сына спать, майор поспешил во дворец Меншикова. Там его ждали старинные приятели, братья Наум и Иван Сенявины, главный строитель кораблей Федосей Скляев, все бывшие преображенцы.

Друзья давно не собирались вместе, перебивая друг друга, вспоминали былое, годы юности, боевые походы, минувшую войну. Все так или иначе в свое время осаждали и штурмовали Выборг. Особенно гордился Скляев:

— В ту пору Петр Алексеич великую честь оказал, любимцем своим «Мункером» доверил командовать при походе к Выборгу.

Кроме звания «корабельного мастера», Скляеву царь присвоил морской чин «капитан-командор». Тот в совершенстве владел мореходным искусством.

Уже за полночь Спиридов спохватился:

— Пора мне, братцы, сынка-то пораньше взбудить надобно, не проспать бы праздник.

Скляев его успокоил:

— Не суетись, завтра с утра государь кумекать станет над чертежом новой цитадели, там у него еще вдоволь забот...

В самом деле, на следующий день, с утра, Петр был на яхте, «где делал чертеж фортеции котлинской». После обеда со свитой Петр вышагивал на месте по периметру будущей крепостной стены. Выбрав полянку, подозвал мастерового:

— Окопай ровиком квадрат, здеся закладывать цитадель станем.

Еще два дня гости томились в безделье, Петр что-то переделывал в чертежах будущей крепости, советовался с инженерами. Наконец все было готово, все собрались во дворце Меншикова, но вдруг задул сильный ветер, «морянка», нагнал воду с залива, и вода затопила место закладки крепости.

На следующий день, 7 октября 1723 года, с утра ветер начал стихать, вода пошла на убыль. Петр знал, что такое «ждать у моря погоды», и потому не мешкая распорядился:

— Начинай церемонию.

В первом часу пополудни загремели пушки Кроншлота, возвещая начало торжеств, и в эти же минуты с неба заморосил дождик, но Петр решительно зашагал к месту закладки. Около него и Екатерины, под зонтами, сгрудились придворные, напротив невозмутимо мокли под дождем военные, между ними терпеливо ежились послы и резиденты.

Среди иноземцев первенствовал французский посол Кампредон.

— Что ни говорите, коллеги, — с восхищением поглядывая на Петра, делился он своими эмоциями с датским и голландским послами, — а царь Петр — великий человек. Посмотрите, был он и барабанщиком, и плотником, из чина в чин дошел до адмирала. А каких прекрасных сухопутных и морских офицеров образовал. — Кампредон кивнул в сторону военных и перевел взгляд на корабли эскадры на рейде. — С этими судами в короткое время пересекал Балтийское море, непостижимо как быстро, с многочисленной армией...

«Тебе-то вольно хвалить Петра, ты со своей Францией далеко, — с кислыми физиономиями слушали воркотню француза датчанин и голландец, — а мы-то у него под боком. А ну, к нам нагрянет, да не по дружбе...»

Видимо, неоднозначное поведение иноземцев не ускользнуло от внимания их соседей.

— Гляди-ка, Кампредон-то развеселый, — растянул рот в улыбке Наум Сенявин, — а собратья его морщатся, видать, не в масть им ныне празднество наше.

— Купцы-то в Выборге сказывают, не такая им нынче воля, — прикрывая плащом сына, вставил Спиридов, — побаиваются, уж больно государь с Голштинией подружился, барышу ихнего убудет.

— Беда, что наших купчишек не раскачаешь. Дремлют бороды, выгоду упускают, а иноземцы-то тут как тут, — продолжил разговор Иван Сенявин, — верно государь приметил, что наши людишки ни во что сами не пойдут, ежели не приневолены будут.

Скляев не остался в стороне, переглядываясь с Кампредоном, вполголоса проговорил:

— Ныне французы к нам подбираются. Усмотрели по делу наших корабельщиков, проговаривают наш корабль в девяносто пушек купить, да жмутся по цене. Еще хвалят пушки наши да порох...

Наум Сенявин тронул Скляева за обшлаг:

— Гляди, поди началось...

Под грохот пушек вперед выступил священник... Дальнейшие события красочно запечатлел «Журнал Петра Великого»: «А во 2-м часу пополудни заложили крепость таким образом: перво был молебен с водоосвящением, и на молебне именована Кронштадт, а по молебне наперед сам Е. В. изволил положить три дернины, потом Ея Величество Государыня Императрица изволила положить три дернины, после того прочие все по одной дернине, а как положили все, то Е. В. угол отрезал, как быть больверку[11], а с Кроншлота учинена из пушек стрельба. Потом солдаты и матросы стали носить и класть дерн; а как положили в длину до указанного места, а в ширину по 8-ми дернин, тогда на том заложен солдатами и матросами был погреб, а знатным господам подношено было по бокалу хорошего вина бургонского».

...Канонада пушек цитадели Кронштадта достигла вскоре и отозвалась не только на берегах Балтики. В Париже вчитывались в донесения Кампредона, который, славословя Петра, сообщал, что он «великолепный гений, подкрепляемый зрелыми размышлениями ясного, проникновенного рассудка, чудодейственной памятью и храбростью».

Подводя итоги своим впечатлениям о стране пребывания, французский посол не лукавил: «Россия, едва известная некогда по имени, сделалась теперь предметом внимания большинства держав Европы, которые ищут ее дружбы, или боясь ее враждебного отношения к их интересам, или надеясь на выгоды от союза с ней», а все от того, что царь — «единственный монарх на Севере, который в состоянии заставить уважать свой флаг»...

Все верно подметил наблюдательный Кампредон в характере первого российского императора и его воздействии на обновление Руси. Вообще русский царь создал «флот из 60 кораблей, из которых 20 — линейные, причем ежегодно он увеличивает свой флот 150 галерами!!!»

Но взгляд француза скользил по поверхности, его глаз радовали выкрашенные борта и обтянутый исправно такелаж выстроенных на рейде кораблей. Многие из них — «Ингерманланд», «Полтава», «Нарва», «Ревель», построенные в петербургском Адмиралтействе, — отличались добротностью и превосходными мореходными качествами. Галерный флот для действий в прибрежных акваториях не имел себе подобных в Европе. Сооруженный Скляевым, по его проекту, 80-пушечный трехпалубный «Фридемакер» был сильнейшим среди европейских линкоров. И все же большинство кораблей и фрегатов Балтийского флота были закуплены в европейских странах. Сделки эти совершались тайно и скрытно, зачастую без тщательного осмотра судов, потому многие из купленных кораблей оказались на деле ветхими и непригодными для схваток с морской стихией...