Свиток 2. Непобедимый - Егор Дмитриевич Чекрыгин

сотни, это редкостная глупость с точки зрения теории Дарвина о естественном отборе. Причем в числе погибших были и посол его величества Санкай, и командир роты охраны Ливой. Из всех улотцев в нашем экипаже осталось только двое вояк, причем один, возможно, до конца жизни останется калекой. Что серьезно меняло расклады в противовесе сил. Так что, если теперь «забритые» вдруг захотят вильнуть хвостом и, прихватив богатства Царя Царей Улота, двинуть на вольные хлеба, нам противопоставить им будет нечего, кроме разве что шестопера Лга’нхи и моей «магии». Впрочем, об этом буду думать позже.

А в остальном — полная победа! Девять трофейных лодок и два десятка пленных, с которыми мы не знали, что делать, впрочем, как и с лодками.

Так что виновным меня назначили еще до суда. Собственно, и суда-то как такового не было. Митк’окок, местный Царь Царей, когда нас привели к нему на двор «Дворца», сразу начал рассуждать про наказания и компенсации.

Причем, как мне показалось, смертью брата он особо огорчен не был. А ведь все-таки родович как-никак. А тут такие вещи ой как ценятся. Осакат Леокаю, по сути-то, вообще абсолютно посторонняя девочка, однако он о ней по-своему заботится, и, как я уже успел убедиться, достаточно искренне. И не только как о фигурке на политический шахматной доске, но и как о человеке. По крайней мере, когда он задавал мне вопрос: «Предашь ли ты мою внучку?» — я чувствовал, что его это искренне беспокоит.

Так что то, что этот Митк’окок с ходу стал требовать цену за родную кровь, показалось мне, мягко говоря, странным и подозрительным.

Хотя хрен его знает, может, они с пеленок с этим братом на ножах. И своей смертью он сделал Царю Царей самый роскошный подарок, дав ему возможность обобрать наш довольно богатый караван до нитки. В буквальном смысле этого слова.

Так что выходило, что с таким трудом и жертвами доставленный караван Леокая достанется этому мудозвону (а он реально был весь бубенчиками увешан, видимо, для крутизны). Да еще и при условиях, когда даже сам Царь Царей могущественного Улота будет вынужден признать законность данной экспроприации. Так что то, что все наши труды по доставке каравана пойдут насмарку, еще не самая большая проблема по сравнению с тем, как испортятся наши взаимоотношения с Леокаем.

Собственно, трудов и впрямь хватало. Для начала разобрались с пленными пиратами. Лга’нхи (и не только он), не долго думая, предложил их прирезать. А чтобы не выпускать ману зазря, раздать им оружие и дать возможность каждому умереть в бою с ним. (Рожа кровожадная! И так весь скальпами увешан, как елка игрушками.)

Я был склонен тупо их отпустить. Потому как реально не знал, куда их деть.

Кор’теку было наплевать — под ревнивым присмотром Витька, отобрав три лодки, которые нам худо-бедно могли понадобиться, он прикидывал, как бы припрятать остальные, чтобы отбуксировать их на обратном пути домой. (Типа, не зря же он воевал, должен свой гешефт поиметь.) Он даже заранее придумал, как распределить людей и загрузить лодки трофеями. Собственно, он больше о лодках и заботился, до судьбы пленных ему особого дела не было.

Но тут вдруг случилось чудо в стиле телепередачи «Ищу тебя» или «бразило-индийского» мыла — один из «забритых» опознал в парочке пленных соплеменников. Когда утихли радостные вопли, разжались объятья щастья и подсохли слезы умиленно глядящей на это публики, Гит’евек с «родственниками» подошли к нам с Лга’нхи и испросили разрешения включить новичков в состав оикия.

Собственно говоря, возражать у нас не было ни малейшего права — «забритые» были абсолютно свободные люди и могли делать что хотят. Если они кому нонче и служили, так это уж скорее Леокаю, подрядившему их на эту поездку. Но, поскольку улотские ребята их всячески избегали, «забритые» по всем вопросам обращались к нам с Лга’нхи. А мы хотя командовать ими и не имели права, но всегда были готовы помочь добрым советом, пусть и поданным в форме ценного указания обязательного к исполнению.

Потому, тая небескорыстные помыслы, прежде чем дать свое согласие на пополнение рядов, я потребовал дать мне время на обсуждение данного вопроса с духами, для чего и удалился в степь. Полдня гулял по ней, пополняя изрядно опустошенный запас целебных травок. Хорошо, что хоть та, горькая, росла почти везде, и особых проблем нарвать ее не было никаких.

Потом я вернулся поближе к пляжу, разжег костерок, поджарил лучшие кусочки добытого «забритыми» и преподнесенного мне для жертвы духам оленя. Пожрал сам, угостил духов и хорошенько выспался перед ночным шоу. Ближе к вечеру, пока еще было светло, подготовил нужные материалы. А уже глубокой ночью, с мстительной радостью (хрен вы у меня поспите!), приступил к своим непосредственным обязанностям.

Кажется, я даже начал находить в этом некую прелесть, хотя физически это бывает тяжеловато. Пожалуй, стоит обзавестись бубном или барабаном, потому как колотить камнем о камень, выбивая ритмы русских народных песен и прочих хитов 90-х, было довольно утомительно. Зато громко. Надеюсь, никто в лагере не смог заснуть, и они вволю насладились зрелищем меня, танцующего брейк-данс вокруг костра и завывающего страшным, слабомузыкальным голосом «Белые розы» или «Валенки».

А утром я принес результат нашего совместного с духами творчества — ровный прямоугольный кусок светлой выделанной кожи (вырезал из спины безрукавки одного из убитых пиратов), в верхней части которого багровели красной охрой зловещие руны — «Ведомость на зарплату».

Далее произошло страшное, леденящее кровь действо — злобный, но могучий шаман Дебил, напевая себе под нос «Бухгалтер, милый мой бухгалтер» и спешно заполняя шкуру таинственными узорами, заставил всех «забритых» по очереди назвать свое имя и напротив каждого узенького узорчика поставить отпечаток своего пальца — кровью!

Эта вызывающая дрожь сакральная церемония, по словам вышеозначенного проходимца Дебила, связала всех «забритых» незримыми узами братства и фактически — родства. Отныне они, невзирая на происхождение из степняков, приморских или еще каких-то, образовывали подобие общего племени. И обязаны были оставаться там до тех пор, пока особый узор, означающий их сущность, и отпечаток пальца рядом с узором не будут магическим путем удалены из списка.

Надо сказать, что моя инициатива нашла живой отклик в душах электората.