Свиток 2. Непобедимый - Егор Дмитриевич Чекрыгин

драке перевернуть лодку и утопить груз — дело нехитрое. Нас будут преследовать и нападут уже на берегу.

Да и хрен с вами. На коротком совещании за бегство высказались только Кор’тек и Санкай — главный приказчик Царя Царей, он же по совместительству его полномочный посол. Все же остальные, начиная от воинственного Лга’нхи, нетерпеливо тискавшего рукоятку своего волшебного шестопера, и заканчивая Ливоем — предводителем улотских вояк, высказались за «мочить гадов».

У меня предстоящая битва особого энтузиазма не вызывала. Нет, погибнуть в бою или еще чего-то этакого я не боялся. Научился уже относиться к этому по-философски. Да и выйдя из двух больших битв (а тут любая битва, где дерутся больше десяти человек, считается большой) без единой царапинки, я как-то малость начал считать себя неуязвимым. Вот только совсем другое дело, что будет после битвы! А именно — пока гордые воины будут хлебать пиво, жрать и похваляться перед друг дружкой подвигами, я несколько дней подряд буду штопать раны, менять перевязки и жевать очень горькую травку. То еще Щастье!

Но куда деваться? Ясно было, что обойтись без драки не получится. Даже если мы вовсю поднажмем, рано или поздно пустые лодки с большим количеством гребцов нас догонят. Да и плавать ночью тут не умеют. Так что на берег мы все равно вылезем, другое дело, что к тому времени будем уже измотанные и уставшие. Как говорится, «те, кто пробует убежать от снайпера, умирает потным».

Потому я поневоле присоединился к воинственному большинству, лишь отчасти детализировав план, предложив сначала приналечь на весла, чтобы к тому времени, когда нас настигнут, успеть влезть в доспехи и подготовиться к битве. И выбрать наиболее подходящее для действия оикия поле боя, предоставив выбор такового Гит’евеку.

Гит’евек на это сказал, что им подойдет любой достаточно просторный и ровный пляж, каковой и нашелся через пару-тройку километров. Мы на нем высадились. Я осмотрел местность и внес новую инициативу, предложив заодно ограбить супостатов. А для этого всего-то и надо — спрятать в камнях улотское воинство вместе с прибрежной «морской пехотой». А когда недоделанные капитаны флинты выскочат из лодок и побегут на стоящие в глубине пляжа оикия, вдарить им в тыл и отсечь от собственных лодок.

Расслабился. Потому как дебил. Мое предложение страшно оскорбило Ливоя. Дескать, не будут славные улотские воины ховаться по каким-то там камушкам, поскольку привыкли встречать опасность грудь в грудь, глаза в глаза, носом по кулаку. Идиот, такой план испортил! Если бы все получилось по-моему.

Засаду мы все-таки поставили. Наши прибрежные ничего против подобной тактики не имели, мы с Лга’нхи и воинственно верещащий Витек — тоже. Благо прибрежные не намного отличались «цивилизованностью» от степняков. Другое дело, что все-таки нас было маловато, а самое главное, горские и оикия — не слишком хорошее сочетание на поле боя, неважно, дерутся ли они друг с другом или против общего врага.

Собственно, так и получилось — горские больше мешали. Пока наши забритые выстроились хитрой перевернутой буквой «П», выставив посередине оикия, выстроенную в два ряда, широкой стороной по фронту, а с флангов пристроив две другие, тремя человеками по фронту. Горские выстроились своей обычной одиночной шеренгой, да еще и не рядом с «забритыми», а чуть впереди и сбоку. Видимо, это было вопросом чести.

И естественно, когда с пиратских лодок на них ломанул десант, они ломанули ему навстречу. Оикия остались на месте и приняли волну десанта плотным крепким строем, насаживая супостатов на копья и закрывшись щитами. Блин, да за всю битву у них даже серьезных раненых не было, а завалили они больше всех! Завалили бы еще больше, если бы перед их копьями не мелькали эти горские «лыцари», уныло отбивающиеся от насевших на них шакальих стай.

Поскольку пираты особых лыцарских правил не придерживались, то на каждого «лыцаря» навалился чуть ли не десяток. Исход был вполне понятен. Если бы мы вовремя не ударили в тыл, внеся смятение во вражеские ряды, они бы не только сами погибли, но еще и, отступая, разрушили бы строй «забритых». Но мы ударили. Враги сбавили напор. Гит’евек пропел команду, и фланговые оикия мощными кулаками двинулись вперед, давя пиратскую толпу и сгребая ее в мешок. Те, почувствовав себя в окружении, бросились бежать. Вот тут бы нам и понадобился десяток горских вояк. Они одним своим видом задавили бы любые остатки сопротивления. Увы, их не было. А наша двадцатка просто физически не могла удержать всех разбегающихся.

Я, в общем-то, в бой особо не рвался. И в первой атаке участия почти не принял. Тех пиратов, что остались в тылу, прикончили бежавшие впереди, так что мне добычи не досталось. А вот зато когда вся эта толпа ломанула назад, вот тут уж пришлось помахать протазаном вволю! Однако на всякий случай я старался держаться поближе к Лга’нхи, любуясь, как он крушит черепа и кости своей новой игрушкой. Для тех, кому не повезло оказаться перед ним, он был верной смертью, а теми, кто пытался забежать ему в тыл или кому просто подфартило вывернуться из-под сокрушающего снаряда, занимался уже я. Так что в целом неплохая получилась связка. Результативная, сказали бы спортивные комментаторы улотцев, если бы тем хватило цивилизованности таковыми обзавестись.

Да и вояки из этих «пиратов» были так себе — сразу видно, что это рыбаки да гребцы, собранные с бору по сосенке, вооруженные чем попало (один даже веслом на меня замахнулся) и без доспехов. После первой неудачной атаки желание биться у них как-то сразу резко пропало, и все их думы сосредоточились на том, чтобы быстрее добраться до лодок и слинять. Но между ними и лодками стояли мы, и, короче, человек шесть-семь мне завалить пришлось, без всякого, впрочем, удовольствия. Сколько угробил Лга’нхи я считать не стал. А его математических способностей и пальцев на такую кучу скальпов просто не хватило.

И если бы горские дрались на нашей стороне, а не мешали «забритым», наверное, ни один пират не ушел бы от праведного возмездия и встречного ограбления. А так почти треть лодок, которые я уже мысленно начал считать своими, слиняли вместе с экипажами.

Впрочем, на этих горских обижаться уже не приходилось — почти все эти дурни оказались либо убитыми, либо сильно пораненными. Все-таки, когда десятком прешь на полторы