Его маленькая слабость (СИ) - Ким Саша

И что-то просыпается во мне от этого стона. Нехорошее такое. Сбивающее весь настрой. Напоминающее, что я животное. Которое хватает, что нельзя. Ломает что-то хрупкое. Выбрасывает на помойку то настоящее, что случайно находит.

На секунду теряю бдительность. Девчонка тут же уворачивается от моего жадного рта и начинает бормотать нечто, напоминающее молитву. Ну, это уже слишком! Зверею, собираясь было продолжить начатое. Но почему-то все же замираю, прислушиваясь.

— Не надо, пожалуйста. Я вас очень прошу… — тараторит с надрывом.

Меня торкает от ее голоса. Он один такой. Я его в любом виде теперь узнаю. Хоть песня, хоть хриплый шепот. Отшатываюсь. Щелкаю выключатель. И…

— Аня?

Во рту тут же возникает ее сладкий привкус. Опускаю глаза, оценивая, как недвусмысленно растёт мой интерес к незваной гостье. А девчонка и глазом не повела. Видать и так я ее напугал достаточно.

— Будь здесь, — бросаю, и выхожу из кухни.

Оказавшись в комнате, хватаю спортивки, что валяются на кровати. Матерясь, одеваюсь, а сам не могу от навязчивых мыслей отделаться.

Крепко она мне в голову засела в тот раз. Потому что не такая, как все. Я даже надеялся повторить. Но после нашей спонтанной ночи, Анюта больше не явилась на работу. Я, конечно, тогда походу грубанул маленько. Не хорошо так жестко с нежными девочками.

Такую красоту осторожно надо брать. А я как животное набросился, забыв о собственных правилах. Никаких отношений с подчиненными! И уж тем более держаться подальше от девственниц! С ней просто бинго. Два из двух. Все запреты разом.

И опять себя веду как животное.

Помнится, я сразу подумал, что это не очень хорошая затея, брать такую хрупкость дрожащую на роль барменши. Но эта ее упертость покоряет. Боится, но прет как танк. На пролом. Гуськом за мной ходила, уговаривала, чтобы я ее принял. Я же и взял ее, чтобы обломать. Подумал недельку при нашем графике, и она сама сбежит. Ан-нет. Несколько месяцев продержалась. Дрожала, — видел я, — но держалась.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Поначалу старался даже внимания на нее не обращать. Подумаешь, новая барменша. Там такая текучка, что я стерся бы, если бы каждая интерес вызывала. Да и принцип — не связываться с подчиненными, я еще ни разу не нарушил. А уж какие бывают убедительные работницы гоу-гоу… Но я оставался непреклонным. Уж бабу я себе и вне работы в состоянии подцепить.

Но вот к ней приглядываться начал. Когда однажды задержался почти да самого утра в клубе. И голос ее ангельский случайно услышал. Чистый такой. Ни капли фальши. Заинтересовался, что это у нас за талант прячется. Думал, договорюсь, на сцену пущу. Да только увидел, как она дрожит каждый раз, к микрофону выходя перед пустым залом. Понял, что придётся подождать, пока привыкнет. В итоге я привык первым…

Оставался после закрытия в чилауте. Ждал, пока она для меня споёт. И все. Это что-то вроде любимой пластинки. Не собирался я ее трогать вообще. Она же и не в моем вкусе. Мелкая такая. Вся закомплексованная. Неуверенная в себе. Я люблю опытных женщин. Раскрепощенных. Умеющих доставить удовольствие мужчине. Знающих себе цену. Ну в общем не это…

Ухмыляюсь. Невеличка…

А потом слушок прошёл, что барменша безотказная. И меня торкнуло. Будто какая-то жадность обуяла. Подумал, почему всем можно, а я даже не попробую. Вот и не смог удержаться.

Да только, походу слухи ходили об Аниной сменщице. А Анечка, — судя по обагрённым клавишам моего рояля, на котором все случилось, — была чистой. До меня.

Черт. И как теперь с ней объясняться? Она сбежала от меня тогда так, что пятки сверкали. Напугал грубостью. Так нельзя было с невинной девочкой. Перебрал в ту ночь, не отрицаю. Но меня с ума сводила мысль, что моя пластинка ещё для кого-то поёт. Я хотел, чтобы она стонала свои серенады только мне.

Возвращаюсь в кухню, чувствуя некую неловкость. Все же дважды на девчонку накинулся. А она так и сидит неподвижно на столе вся растрепанная мною. Черт. Послушная какая. А мне теперь что делать прикажешь? Спортивки тут же начали оттопыриваться. И это она ещё одетая. Почти. Шортики мятой кучкой на полу валяются. Кофточка расстёгнута, сползла, оголяя хрупкое плечико. Пухлые губки алеют, после моих поцелуев.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Анют, ты это… — подхожу ближе и тяну руки к девушке, застывшей как каменное изваяние.

Прикрывается руками. Взгляд блуждающий, шальной. Будто накачали чем-то. Вздрагивает, когда я касаюсь ее, чтобы кофточку поправить.

— Не… не надо! — шепчет истерично.

Замираю. Голова взрывается, когда взгляд цепляется за простенькие хлопковые трусики. Я же тогда ещё в процессе понял, что что-то не то творю. Как раз, когда дошёл до этой мягкой ткани. Не носят потаскухи такое белье. Уж сколько я проверял.

Но остановиться не смог.

— К-кто вы? — вдруг выдавливает Аня дрожащим голосом.

Хмурюсь. Серьезно? Раздражает, как она стыдливо взгляд отводит. Надеется сделать вид, что мы не знакомы? Как бы не так!

— Кто Я? Хочешь сказать, не помнишь?! — злобно усмехаюсь я. — Посмотри на меня, может тогда и узнаешь!

Девчонка вдруг руки протягивает. Замираю. Прохладные ладошки нерешительно ловят мое лицо в свой плен. Пальчики изучающе проходятся по бороде.

Какого черта она делает?

Глотаю воздух, понимая, что тут творится какая-то херня. Но отстраниться не могу. Невесомо проводит пальцами по моим ресницам. И наконец поднимает невидящий взгляд мне в глаза. Что за…

Мой рот непроизвольно открывается от удивления, пока я пытаюсь сложить один плюс один и сформулировать получившуюся мысль максимально корректно.

— Т-ты… — заикаюсь, не решаясь озвучить догадку, — не видишь?

— Простите, — зачем-то извиняется дуреха.

А я так и стою с открытым ртом, не зная, что ответить. В прошлый раз… она ведь зрячая была? Или… Да нет же, точно!

— Что с тобой случилось? — глухо выдавливаю я, не зная даже как себя вести с ней.

Невольно тянусь к раскрасневшейся щеке пальцами. Одергиваю себя. Сжимаю ладонь в кулак, и опускаю руку.

— Авария, — коротко отвечает. — Прошу прощения, а мы были знакомы? У меня просто память… врачи говорят, со временем все может восстановиться, но пока…

Она продолжает что-то неуверенно мямлить, не отводя от меня невидящего взгляда. А я стискиваю зубы, чтобы не ляпнуть лишнего.

— Знакомы. Ты же в моем клубе работала, — сухо отзываюсь.

Сжимаю между пальцев ощущение, оставшееся от прикосновения к ее коже. Хочу повторить. Да. Но я же не изврат какой, калеку трогать.

— Точно. Хозяин мой, значит, — ее плечи облегченно опускаются, будто этот факт ее успокоил. Вроде ж не незнакомец какой.

Ох, девочка. Я бы не спешил на твоём месте расслабляться.

— Тут-то ты как оказалась? — пытаюсь отвлечься от навязчивых непотребных мыслей.

— Лариса привезла. Сказала тут пожить можно.

— Лариса? — переспрашиваю я, едва сдерживая ироничную усмешку.

Похоже, я пропустил момент становления личности моей сестрицы. Обычно она не более чем неоправданно высокомерная сука, палец о палец не ударившая, чтобы купаться в шоколаде. Уповающая на мою щедрость сейчас. И подыскивающая богатенького мужа на будущее. С каких пор в ней взыграл альтруизм?

— Да, — шепчет Анечка, поправляя, наконец, кофточку. — Я когда очнулась, она мне все рассказала.

— Что все? — подозрительно щурюсь.

— Ну что я сирота. Из другого города приехала. И что в Москве у меня кроме неё и нет никого.

Тяжело вздыхаю. Голубые глаза тут же начинают в панике метаться. Будто она услышала в моем вздохе нечто большее. Может оно там и было. Понимаю насколько удручающая ситуация складывается. Сирота. Из другого города. Слепая. К тому же ничего не помнит…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Ладно. Об этом я подумаю завтра. Отхожу на безопасное расстояние, которое оказывается, по моему внутреннему радару, аж у холодильника, что в противоположном углу кухни.

— Что ж. С Ларой я позже разберусь. Ты есть хочешь? — стараюсь звучать дружелюбно, потому что бесит меня этот ее зашуганный взгляд.