Триптих - Макс Фриш

Барон. Он жив, пока я живу.

Эльвира (с удивлением смотрит на него). Почему ты так думаешь?

Барон. Пока я живу, моя тоска с ним, он сделал из нее парус, несущий его по морям, а я вот сижу и даже не знаю, где он там с моей тоской. Пока я здесь работаю, он видит берега, порты, города, о которых я даже не слышал.

Эльвира. Ну и пусть себе видит!

Барон. Пусть…

Короткое молчание.

Эльвира. Послезавтра праздник. Ты подумал о том, как встретить людей? Может, дадим им горячего супа, а? Как ты считаешь?

Барон (не слушая). Иногда… Знаешь, чего я иногда хочу?

Эльвира. Отправиться на Гавайские острова;

Барон. Я хочу увидеть его еще раз, этого парня, который живет моей второй жизнью. И только. Хочу знать, как он жил все это время. Хочу услышать, чего я лишился. Хочу знать, какой могла быть моя жизнь. И только.

Эльвира. Что за химера!

Барон. Это не химера, а живая плоть, которая питается моими силами, тратит их, живет моей тоской, иначе разве я был бы таким усталым и постаревшим.

Эльвира. Разве ты такой?

Барон. Я слишком часто бываю таким.

Эльвира (шутя). Может, тот парень и есть бродячий певец, что сидит у нас внизу, на кухне, и развлекает дворню кораллами и гитарой? Горничная мне все уши прожужжала о нем. Может, это он?

Барон. Возможно.

Эльвира. Ну, с меня довольно! (Встает.) Хватит с меня горничной. Та только и говорит, что о рыбах, умеющих летать.

Короткое молчание.

Барон. Когда я вечерами сижу подле тебя и, допустим, читаю, — чего я, собственно, ищу в книге, как не его, живущего моей подлинной жизнью? И я бы теперь жил точно так же, поднимись я тогда на чужой корабль и выбери море, а не сушу, предпочти я неизвестность покою. Я ищу его, не могу не думать о нем, даже когда я радуюсь нашему счастью… нашему ребенку, земле. Когда я летом скачу на рассвете по полям или когда вечером над нашей рожью собирается гроза, Господи, я знаю, что счастлив!

Эльвира. Я тоже так думала.

Барон. И все-таки я не верю, что это — единственно возможная для меня жизнь. Понимаешь?

Эльвира. Что ты имеешь в виду?

Барон. Когда-то я не знал этих сомнений — когда все еще было впереди, когда ничего еще не свершилось, не было всех этих будней.

Эльвира. Ты больше не веришь в Бога.

Барон. Почему?

Эльвира. Мне так кажется. Отец писал мне как-то в письме: не бойся случайностей. Ты можешь выйти замуж за пирата или барона, и жизнь твоя может сложиться по-всякому, но ты всегда останешься Эльвирой… Я была смущена тогда, и в то же время это меня успокоило. Первой же случайностью, как ты помнишь, оказался барон, и я сказал «да»… Это было на Санта-Крусе.

Барон. Семнадцать лет назад… (Встает.) Мне, должно быть, пора переодеваться. Ужин подадут сюда, ты сказала?

Входит слуга, накрывает на стол.

Эльвира. Килиан…

Слуга. Ваша милость?

Эльвира. Принеси еще третий прибор.

Барон. Ты кого-нибудь ждешь?

Эльвира. И скажи тому бродяге, который сидит на кухне, что мы ждем его к ужину.

Слуга. Бродягу?

Эльвира. Мы приглашаем его.

Слуга. Как прикажете, ваша милость. (Уходит.)

Барон. Что это значит?

Эльвира. Разве ты не сказал, что хочешь увидеть его?

Барон. Ты с ума сошла!

Эльвира. Я надеялась доставить тебе удовольствие. Познакомимся наконец с твоей второй жизнью, как ты это называешь. Будет интересный ужин. (Садится за клавикорды.) В самом деле, дорогой мой супруг, что бы ты почувствовал, если б я, как и ты, стала предаваться воспоминаниям? Если бы я стала говорить о другой Эльвире, которая ведет мою вторую жизнь, может быть, более подлинную, где-нибудь далеко отсюда…

Барон. Говорят, женщины легче забывают.

Эльвира. Говорят. Но я не забыла. Его звали Пелегрином.

Короткое молчание.

Но женщина, видишь ли, не играет ни любовью, ни браком, ни верностью, ни человеком, за которым она пошла.

Барон. Разве я играю?

Эльвира. Что было то было; у того нет прав на настоящее, тому нет места в моих мыслях! Если женщина говорит: «Да, я иду с тобой», она так и поступает. А все остальное приносит в жертву, не думая ни о чем другом и ни в чем не раскаиваясь. Так и я — потому что я люблю тебя. И хочу, чтобы и мужчина, который для меня все, так же и во мне находил все.

Барон. Я верю тебе, Эльвира. Я понимаю тебя. (Целует ее.) И завидую такой верности. Видит Бог, я способен на нее на деле, но не в мыслях.

Возвращается слуга, ставит на стол третий прибор.

Барон уходит.

Эльвира. Ты пригласил его?

Слуга. Разумеется, ваша милость.

Эльвира. Он придет?

Слуга. Трудно сказать.

Эльвира. Как он будет смущен, бедняга!

Слуга. Вы думаете, ваша милость?

Эльвира. Чего только не думает о господах тот, кто сам не принадлежит к ним! (Играет на клавикордах.)

Слуга. Ваша милость…

Эльвира. Да?

Слуга. Нашего колодца во дворе уже не видно. (Поправляет приборы на столе.) Я думаю, гость будет сидеть здесь. Если он придет, потому как, прошу прощения, мне показалось, что он пьян.

Эльвира. Пьян?

Слуга. Не сильно, ваша милость, не до беспамятства. Но все-таки.

Эльвира. Все-таки? Сколько это все-таки?

Слуга. Я к тому еще говорю, чтобы вы не удивлялись, если я не подам венецианских бокалов…

Эльвира. Почему же?

Слуга. Этот парень, наш гость… у него такая привычка — как только выпьет стакан, так бросает его об пол.

Эльвира. Замечательно…

Слуга. Как угодно вашей милости.

Эльвира. Килиан!

Слуга. Да!

Эльвира. Я хочу, чтобы венецианские бокалы были на столе.

Слуга. Это наши лучшие, ваша милость, барон их больше всего любит, это память о его путешествии, о море…

Эльвира. Именно поэтому.

Никем не замеченный, входит Пелегрин. Эльвира продолжает играть, слуга занят посудой на столе.

Килиан, а какой он, наш гость?

Слуга. Какой?

Эльвира. Опиши его! У него бородища, да? А волосы, наверное, закрывают воротник, словно парикмахеры все повымерли?

Слуга. У него нет воротника.

Эльвира. В детстве я однажды видела такого бродягу, он придерживал бороду и вытирал рукой следы от супа на губах — фу!

Слуга. У него нет бороды, у нашего гостя.

Эльвира. Жаль.

Слуга. И все-таки ваша милость будут удивлены.

Эльвира. А ботинки? Какие у него ботинки? Ты видел те, которые остались от цыган и теперь валяются в пруду?