Старец Ефрем Катунакский - Автор Неизвестен

Египта, изгнанных вторжением арабов[6]. В своем засушливом климате они жили, довольствуясь хлебом, водой и солью. Великого воздержания были люди. Они хотели придерживаться такого же рациона и на Святой Горе, но не выдержали. Повышенная влажность, холодные ветры и другие сложности вынудили святогорцев с самого начала использовать растительное масло, сыр, рыбу, немного вина для состарившихся. Так за два-три года они все умерли, остались только следы их пребывания — катуния, и место было названо Катунаки»[7].

Возможно, что первые каливы Катунак уже с тех пор стали появляться на обрывистых склонах ущелья. Это были, действительно, лачуги без всяких архитектурных ухищрений, вмещавшие одного или двух аскетов. После отшествия ко Господу первых монахов они разрушились, став жертвой суровых погодных условий. Существует несколько пещер, которые были некоторое время прибежищем древних кочевых аскетов, ведущих подвижническую жизнь. Прочно построенные домики и церквушки, которые существуют еще и сейчас, начали возводиться в середине XIX века. Значит, более организованная жизнь маленькими или большими братствами имеет около ста лет истории. Все это время Катунаки были плодоносящим духовным ульем.

На высоте 250 метров над уровнем моря, в глубокой расселине ущелья, наполовину скрытая за скалами, находится калива преподобного Ефрема Сирина. Венчает это строение расположенная на втором этаже церковь с четырнадцатью стасидиями, весьма просторная для Катунак. С западной стороны к ней примыкает внутренний коридор с двумя небольшими келлиями, заканчивающийся комнатой побольше, которая раньше использовалась как швейная, а сейчас как гостиничная. Под ней, на первом этаже, находится такая же по площади кухня. Внизу под кухней есть небольшой подвал с люком, используемый в качестве естественного холодильника. С восточной стороны к кухне примыкают две маленькие келлии, похожие на верхние. Под церковью находится просторная кладовая.

Двери низенькие и узкие: нагибаешься, чтобы пройти в них. Келлии рассчитаны только на то, чтобы в них поместились одна узкая деревянная кровать и напротив сундук для одежды — остается лишь маленький проходик. Эти келлии с низким потолком напоминают большие коробки или маленькие пещерки — куколи для тела и в большей степени для духа, который старается собраться в молитве. Только окошко на южной стороне открывает вид на море и на небольшой кусочек неба.

Внешние стены — северная и южная — широкие, каменные, шестьдесят сантиметров толщиной, закрепленные земляной глиной с известкой. Внутренние стены — легкие, тонкие, плетеные из ветвей и покрытые штукатуркой. Полы на этажах деревянные, крыша покрыта местными тонкими, как пластины, камнями, посаженными для теплоизоляции на глину. С южной стороны церкви и гостиничной находились два больших деревянных балкона (позднее застекленные и использовавшиеся как помещения для сушки белья) с каменными ступенями для доступа с первого этажа. Во дворе — каменная подземная цистерна (объемом шесть кубометров), изнутри обмазанная землей вулканического происхождения с острова Санторин, которая сохраняет воду чистой и здоровой. На расстоянии тридцати метров от цистерны, в нескольких шагах от основной пешеходной дорожки Катунак, находится калитка во двор, с навесом из каменных плиток. В глубине двора расположен туалет.

Вокруг дома — созданные вручную небольшие площадки, засыпанные землей. В центре той, что побольше, — высокая смоковница под названием «Германия» — источник сладких сухих смокв для угощения не столь частых паломников и для утешения уставших монахов. Старцы говорили: «Когда появился лукум в Катунаках — засохла смоковница». И с сожалением качали головой.

Старцы

Первым устроителем каливы преподобного Ефрема был старец Лонгин — монах монастыря Ксенофонт и капитан монастырской лодки. Как-то раз во время плавания он почувствовал, что какое-то препятствие останавливает ход лодки. Склонившись к носовой части, он, к своему удивлению, увидел «прилепившуюся» небольшую икону Богородицы, которая называется «Владычица Ангелов». Когда отец Лонгин обосновался в Катунаках, он взял эту икону с собой для благословения и молитвенного предстательства. Примерно в середине XIX века он построил небольшую келлию с печкой. Затем к нему пришел монах Ефрем, молодой, энергичный и трудолюбивый. Оставив свою родину — Фивы, он предался аскезе, возвел церковь и отстроил всю пустынь. Собственно он и был основным строителем келлии преподобного Ефрема. В 1907 году ему удалось построить большую прочную стену, которая ограждает церковь с востока и севера, удерживая горную породу и землю от случайных каменных обвалов. Впоследствии к старому монаху Ефрему присоединились: монах Никифор, будущий иеромонах, родом из Фив; монах Лонгин, послушник старого Ефрема, самый младший из всех, валах[8] по национальности; монах Прокопий, тоже из Фив. Послушник Лонгин вскоре был призван ко Господу: он заболел туберкулезом и умер. Возможно, потому так возлюбил его Господь, что он был, действительно, монахом истинного послушания и любви и имел множество добродетелей.

Труды новоначального

В 1933 году к этой братии присоединился и наш Евангел. Он застал старца Ефрема в весьма преклонном возрасте: ему было восемьдесят лет. Отец Никифор и отец Прокопий были в средних летах — Евангел познакомился с ними еще живя в Фивах. Они общались между собой, и поэтому он пришел именно к ним. Старец Ефрем был достойный монах, но весьма крутого нрава. Быть у него в послушании для юноши, образованного и воспитанного в обстановке семейной любви, изначально представляло собой изрядную трудность. Отец Ефрем вспоминал, что во время исповедания помыслов он получал от своего Старца утешение, но в быту Старец был требовательным, строгим и язвительным сверх всякой меры.

— Не знаешь, как замесить тесто? Как замесить тесто не знаешь? — спрашивал Старец.

— Да разве он сможет нормально упокоить мою старость? — «капризничал» Старец, испытывая послушника.

— И чего ты явился сюда? — продолжал он еще больше уязвлять самолюбие юноши.

— Простите, — шептал смиренно Евангел, — я постараюсь научиться.

— И к чему мне оно, образование твое? — бросая хмурый взгляд, в другой раз замечал Старец, затрагивая очень чувствительную струну сердца послушника.

«Смирялся и слушался, — рассказывал позднее отец Ефрем. — Но однажды меня одолел помысел задать нахлобучку своему Старцу. Я, мол, гимназию закончил и не какой-то там чурбан неотесанный! Однако я сдержался и ничего не сказал». Иногда, конечно, старчик был совсем в другом настроении: «Ну, этот, грамотный, если зайдет в библиотеку — ой-ой-ой!» — и восхищался образованностью своего чада.

До последних дней отец Ефрем со смехом вспоминал один казус, который с ним произошел в начале его монашества. Здорово же ему тогда досталось!

— Что это такое за „терпнас"? — кричал рассерженный старец. — Что за „терпнас"? Открой глаза и посмотри, что написано в книге!

А случилось вот что. Накануне праздника святых Сорока