Тревожный август - Эдуард Хруцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Дмитрий Максимович все время звонил по телефону, а машины не было. Наконец он сказал, что поговорит с замнаркома внутренних дел, которого знал лично.
- Он позвонил ему?
- Да.
- И что дальше?
- Той же ночью приехала машина и люди в форме. А с ними какой-то начальник из Ювелирторга, они вскрыли ящик, составили акт, а ценности положили в зеленые мешки. С ними уехал Попов, а Дмитрий Максимович остался, у него грипп начался сильный.
- Понятно, Алла, вспомните: а больше никто не заходил к Ивановскому?
- По-моему, нет.
- Ну вот мы и уточнили. Спасибо вам.
- Я могу идти?
- Конечно. Я попрошу, чтобы вас проводили.
Данилов встал, пожал девушке руку. Странно, выходит, что Ивановский никуда не уезжал из Москвы. Вот теперь вообще все становится непонятным.
Иван Александрович сел на стул рядом с сейфом, прислонясь виском к его холодному боку. Делать ничего не хотелось. Даже думать было противно, а сама мысль, что сейчас придется идти осматривать привезенную с КПП машину, показалась невероятной и отвратительной. Эх, поехать бы сейчас в пивную на Брестской. Стать в уголке за высоким столиком, пива выпить холодного... А потом домой спать. Открыть окно, с прудов потянуло бы запахом плесени и свежести, и сон бы пришел невесомый и тихий, как елочная вата...
Узор сейфа больно давил висок, но Данилов не замечал этого: он спал.
- Иван Александрович, - слышал он голос Белова, - товарищ начальник...
- Чего тебе? - спросил Данилов, не раскрывая глаз. - Никакого уважения к старости.
- Товарищ начальник, - голос Белова все еще доносился словно из-за закрытого окна. - Алла вспомнила, кто приходил к Ивановскому...
"В дополнение к моим показаниям хочу сообщить, что в конце ноября 1941 года или в первых числах декабря к Ивановскому заходил тот самый шофер. Я узнала его по очкам. Пробыл он в квартире недолго. Больше я его не видела".
Данилов еще раз перечитал протокол допроса. Ну вот, кое-что есть. Теперь нужно установить шофера. Возможно, что он связан с убийством. Вполне возможно. Уж больно много совпадений.
Он позвонил Полесову. Трубку никто не поднял. Значит, Степан еще не приехал. Данилов позвонил дежурному и попросил сведения обо всех разбойных нападениях и грабежах за последние шесть месяцев.
- Это сейчас распоряжусь, - ответил дежурный, - все абсолютно?
Данилов помолчал, а потом добавил:
- Нет, только группы. А также все сведения об использовании наганов. Кроме того, запроси отряды ВОХРа, не случилось ли у них чего за это время.
- Сделаем.
А теперь надо пройтись. Просто выйти из управления и пойти по улице. На ходу думается легко. Данилов запер кабинет. В коридоре было пусто. Он прошел полпути до лестничной площадки, услышал, что в его комнате зазвонил телефон. Данилов опять открыл дверь, надеясь, что звонок случайный и телефон замолчит. Но, видимо, на том конце провода сидел человек настырный, и аппарат звонил натужно и длинно.
- Данилов!
Это звонил Полесов.
Иван Александрович приехал в отделение через двадцать минут. В дежурке сидел щуплый белобрысый человек и вертел в руках очки с выпуклыми стеклами. Данилов даже не удивился. Он просто ожидал этого, знал, что заявил о пропаже машины именно тот самый шофер в очках с выпуклыми стеклами.
Допрос он начал сразу, в отделении.
- Ваша фамилия, имя, отчество?
- Червяков Валентин Иванович.
- Год рождения?
- Мне двадцать восемь лет.
- Место работы?
- Я механик первого автохозяйства.
- Почему же в вашем заявлении написано, что вы шофер?
- Это временно, почти все водители на фронте, я из-за близорукости от службы в армии освобожден, поэтому с сентября прошлого года работаю водителем.
- С таким зрением?
- Что поделаешь, товарищ следователь, война.
Данилов встал из-за стола, прошелся по комнате.
Червяков сидел спокойно, прищуренные глаза смотрели куда-то мимо, словно видели такое, что никто другой увидеть не мог.
- Номер вашей машины МО-26-06?
- Да, а что, она найдена?
- Пока спрашиваю я.
- Извините.
Голос ровный. Спокойный очень голос, слишком даже. Данилов достал папиросу и начал разминать табак. Делал он это нарочно медленно, специально затягивая паузу. Червяков продолжал молчать, все так же бесстрастно глядя прямо перед собой. Казалось, что именно на стене кабинета проецируется что-то видимое только ему - ему и никому больше - и что это и есть для него сейчас самое главное и интересное.
- Вы знакомы с Ивановским? - внезапно резко спросил Данилов.
- Да.
- В каких вы отношениях?
- Я не понимаю вопроса.
- Как часто вы с ним виделись и в какой обстановке?
- Виделся с ним в конце сорок первого...
- Точнее.
- В ноябре. В конце ноября. Мы ящик с ценностями возили, а у меня машина сломалась. Ну вот и пришлось...
- Что пришлось?
- Ящик к Дмитрию Максимовичу тащить.
- А вы знали, что было в нем?
- Конечно.
- Что?
- Ценности. Большие ценности. Мы их должны были отвезти на семидесятый километр Горьковского шоссе.
- Почему именно туда?
- Там было какое-то учреждение, которое их принимало и отправляло в глубокий тыл.
- А откуда вы узнали о ценностях?
- Интересно, - Червяков поправил очки, - очень интересно! Да вы, видимо, считаете меня человеком, которому ничего нельзя доверить? Так я должен понимать ваш вопрос?
- Гражданин Червяков, здесь спрашиваю я.
- Это почему же? Вы, собственно, кто такой? Вы меня пригласили, а мое право отвечать вам или нет.
- Логично, но неразумно. Я начальник отделения по борьбе с бандитизмом Московского уголовного розыска. Фамилия моя Данилов. Зовут Иван Александрович. Вам этого достаточно?
- Вполне, только прошу документы показать.
Данилов усмехнулся, вынул удостоверение. Он смотрел, как Червяков читает его, близко поднеся к глазам, и еще раз удивился, как такому человеку можно доверять машину.
- Все в порядке, - Червяков протянул обратно удостоверение. - Теперь спрашивайте.
- Мы остановились на том, что вам поручили помочь Ивановскому вывезти ценный груз.
- Да. Меня вызвали в нашу спецчасть, объяснили всю важность задания и даже выдали наган.
- Что случилось потом?
- Машину мне дали старую, я сразу же написал об этом докладную записку.
- Почему же вам дали плохую машину?
- Теперь уже сказать трудно.
- И что дальше?
- Машина сломалась у Колхозной площади. Мы ее бросили и отнесли ящик в дом к Ивановскому.
- Вы помните этот ящик?
- Очень хорошо. Он большой, деревянный, сверху обитый тонким железом, по бокам две ручки.
- Какого он цвета?
- Вот этого не помню.
- Понятно. Что было потом?
- Мы отнесли ящик, и я ушел к машине.
- Больше вы не были у Ивановского?
- Был.
- Когда?
- В декабре.
- Зачем?
- В машине Дмитрий Максимович оставил чемоданчик с бельем. Я его обнаружил в гараже на следующий день. Но отнести не мог. Меня срочно направили в Балашиху в ремонтные мастерские чинить разбитые на фронте машины. В декабре я вернулся и пошел к Ивановскому. Я очень удивился, застав его дома. А еще больше удивился, увидев в прихожей тот самый ящик. Тогда я понял, что Ивановский просто жулик. Я долго не решался сообщить о нем. Потом опять уехал в Балашиху. Приехал в апреле и решил пойти в Ювелирторг, в их промкомбинат, и сообщить.
Червяков снял очки, помолчал.
- В промкомбинате я передал заявление начальнику охраны, фамилия у него странная, подождите, - Червяков достал пухлую записную книжку, близоруко поднес ее к глазам. - А, вот, Шантрель.
- А почему же вы к нам не пришли?
Червяков надел очки и посмотрел на Данилова. За выпуклыми стеклами глаза казались огромными, особенно зрачки.
- К вам я боялся. Я ведь лишенец.
- Не понимаю.
- Отец у меня арестован в тридцать восьмом.
- Значит, боялся.
- Значит, так.
- А потом что?
- Ночью вчера ко мне четверо военных пришли. Да, кстати, тот самый Шантрель запретил мне говорить об этом. Ну, пришли военные.
- Какие?
- Обыкновенные, в гимнастерках, сапогах, с наганами. Допросили меня. Документ показали, что они из охраны промкомбината. Потом сказали, что воспользуются моей машиной, их якобы сломалась. А моя во дворе стояла. Вот и все. Утром машины нет, я и заявил.
- Побудь здесь, - Данилов вышел в соседнюю комнату. Полесов сидел у самой двери.
- Слышал?
- Слышал.
- Езжай в промкомбинат.
ПОЛЕСОВ
В кабинете директора промкомбината сидели двое. Пожилой человек в гимнастерке военизированной охраны и девушка в милицейской форме. Директор повертел в руках удостоверение Степана и, возвращая, спросил:
- Вы к нам по поводу Ивановского или из-за этой кражи?
- Какой кражи?
- Да...
- А вы, товарищ, из МУРа? - взволнованно спросила девушка. - Вы что же, нам не доверяете?
- Кому это вам? - Степан присел на стул.
- Нашему отделению. Я следователь Анохина. Я думаю, что эту кражу мы сами размотаем.