Чалын – дочь снежных вершин. Книга 1. Южные ветры - Макс Саблин

Это был сам хан Боджинг. Его пальцы украшали дорогие кольца с переливающимися камнями, а на крепкой, смуглой от солнца шее висел большой серебряный медальон на плетёной коже. На нём был изображён страшный зверь с тонкими когтистыми лапами, острыми клыками и заострёнными мохнатыми ушами. Во внешности хана было какое-то сходство с этим загадочным существом. Лицо Боджинга показывало всё потаённое зло его внутреннего мира.

Хана Боджинга боялись многие: враги, простые люди и даже те, кто был с ним заодно или же попросту находился под его покровительством. Хан сидел, скрестив ноги. Прищурив раскосые глаза, он смаковал эфир заваренных трав и внимательно слушал старца в светлой овчинной шубе. Тот усердно жестикулировал руками и палочкой вырисовывал на узорчатом ковре героев своего рассказа. Это был новый кайчы хана Боджинга. Вид у него был изнурённый, сказывался долгий переход через горный хребет. Однако человек с седой бородкой, прикрывающей впалые щёки, не показывал свою усталость и продолжал увлечённо рассказывать про Дельбегеня.

В очаге плясало пламя, его блики зловеще отражались в куче драгоценностей из золота, бронзы и серебра. Здесь, напротив хана, по правую сторону от кайчы, находились все награбленные в походе украшения. Боджинг всегда осматривал свои трофеи, с жадностью перебирая их по несколько раз. Из того, что было, он выбирал самое лучшее, а остальное раздавал своим подданным. Однако в этот раз он решил повременить со своим любимым занятием.

Хан поднёс чашу ко рту, сделал громкий глоток, причмокнул от удовольствия и вдруг замер. Его чёрные глаза засверкали, рука дёрнулась к кинжалу, но, не дотянувшись до него, замерла. Хан Боджинг напоминал хищника, внезапно увидевшего добычу. Злобными прищуренными глазами он наблюдал за двигающимся под ковром, возле его сокровищ, бугорком.

Увлёкшийся сказанием кайчы даже не заметил присутствия постороннего в юрте, а вот гнев хана он увидел сразу. Приняв ярость слушателя в свой адрес, сказитель от испуга сбился и, заикаясь, немедля принялся оправдываться:

– Я-я-я. Так и было. Д-да, да, да…

Кайчы с трудом проглотил слюну и, замотав головой, снова продолжил:

– Нет, нет, Дельбегень Луну не проглотил….

Рассказчик не мог понять, чем же разгневал хана, ведь сказание о ненасытном чудовище он знал очень хорошо. Старец поведал Боджингу про ужасного семиглавого Дельбегеня, пожирающего людей. Про то, как солнце и луна решили с ним расправиться, и как ночное светило, тайком опустившись на землю, схватило-таки людоеда и потащило с собой. И продолжил тем, что Дельбегень, сопротивляясь, ухватился за ветвистое дерево, но это ему не помогло, и он вместе с ним оказался на небе. Рассказал, что с тех пор на луне появились тёмные пятна, и они – это не что иное, как силуэт чудовища, которое держит дерево, вырванное с корнями. Но когда кайчы ставил точку в рассказе, сообщая о том, что во время лунного затмения люди создавали шум, криком вызывали лай собак, чтобы не дать Дельбегеню проглотить луну, хан Боджинг вдруг рассвирепел. Отчего?

«На пятнах надо было остановиться», – мелькнула мысль в голове сказителя.

Едва успел он об этом подумать, как Боджинг выхватил кинжал и метнул его в сторону кайчы. Обомлев, старик потерял дар речи. Но на его счастье сверкнувший клинок пролетел мимо и воткнулся точно перед бугром на ковре.

– Что застыл, как истукан? Помоги ему, ковёр разрежь! – грубо распорядился хан.

Вздохнув с облегчением, сказитель развернулся, вытащил кинжал и увеличил разрез. Из дыры показалась продолговатая барсучья морда. Поводив полосатым носом, пошевелив усами, зверь вылез наружу и встал на задние лапы.

– Давай, – прохрипел хан Боджинг. – Рассказывай.

Барсук посмотрел в сторону кайчы, тем самым давая знать, что не желает говорить при посторонних.

Боджинг поставил чашу с напитком перед собой, перевёл взгляд на сказителя, затем кивнул в сторону драгоценностей и с пренебрежением произнёс:

– Что пожелаешь, себе возьми.

От неуважительного отношения к себе кайчы растерялся. Ещё ни один человек не был с ним так груб. Его, владеющего каем [25] , получившего дар свыше, обычно все почитали. Он мог изливать легенды часами, и при этом никто не позволял себе перебивать его, не говоря уже о тех вольностях, что дозволял себе Боджинг.

– Ну? – прорычал хан.

Недолго выбирая, кайчы схватил первую попавшуюся золотую фигурку оленя и, бормоча благодарности, поспешил покинуть это пренеприятное место.

Золотом заинтересовался барсук. В предвкушении награды он гладил чаши, трогал бляхи, рассматривал украшения. Самоволие зверя разозлило хана. Выхватив из-за пояса плеть, он в мгновение ока занёс её над головой и хлестнул наглеца. Кнут глухо прошёлся по хребту, сбив пыль с грубой шерсти. С визгом отпрянув от сокровищ, барсук потянулся лапами к спине, но его трясущиеся коротышки едва доставали боков, а жжение только усиливалось.

Боджинг снова ударил плетью, и её конец обвился вокруг толстой шеи несчастного. Хан натянул кнут.

– А-а-а-х-х-х!.. – захрипел бедняга, пытаясь скинуть губительную петлю. И вновь надежда на собственные лапы оказалась тщетной, они были слишком коротки, чтобы освободиться.

– Ха-ха-ха! – злобно рассмеялся Боджинг.

Массивное туловище барсука вдруг начало вытягиваться до невероятных размеров. Превращаясь в руки и ноги, лапы становились длиннее, грубая шерсть пряталась в корни, оголяя смуглую кожу, хвост делался короче. Быстро сжимаясь, морда зверя приобретала черты человеческого лица. А когда преображение закончилось, перед ханом на войлочном ковре лежал голый человек. Тёмные волосы на его голове стояли дыбом, растрёпанная борода торчала в разные стороны, а широкие густые брови срастались на переносице. Обеими руками человек-барсук схватился за кнут и освободился от удушающей петли.

– Кха-кха! Кха-кха! – закашлялся он, потирая шею.

– Ха-ха-ха! – снова рассмеялся хан. – Учинчи Кулак, ты забыл, к кому пришёл?

Своё прозвище – Третье Ухо – человек-барсук получил от хана Боджинга. Учинчи Кулак был его тайным осведомителем. Он исправно приносил ему свежие новости и получал за это награду.

– Хан Боджинг! Нет, нет, вовсе нет. Кха-кха!

Учинчи Кулак поднялся на колени и затрясся от холода. Привыкнув к тёплой звериной шкуре, он уже давно не превращался в человека, и сейчас ему приходилось мириться со своей участью оказаться нагим не по собственной воле. Дыхание человека-барсука прерывалось, голова тряслась. Обхватив себя руками, он принялся потирать плечи.

– А теперь тебе они нужны? – указав плетью на драгоценности, спросил хан.

– Н-н-нет.

Учинчи Кулак с жадностью посмотрел на другую кучу, с мехами. В ней, среди звериных шкурок, лежали дорогие шубы и шапки, а эти вещи могли бы его согреть.

– Возьми! – дал разрешение Боджинг.

Учинчи Кулак подполз на коленях к мехам, быстро перебрал их, и, выбрав самую богатую шубу из горностая, потянул её за рукав.

– Э-э-э! – раздался возмущённый оклик Боджинга.

Услышав хозяина, Учинчи Кулак убрал шубу в сторону с притворным видом, как будто изначально собирался сделать это сам, без порицания хана. Человек-барсук вытащил другую – лисью шубу. Она оказалась самой простой и к тому же старой. Ко всему прочему, её правый рукав был заметно длиннее левого. Без особого удовольствия Учинчи Кулак накинул её на себя и затих.

Хан вальяжно прилёг на бок, неторопливо поднял чашу с поостывшим отваром из трав и приготовился слушать.

– Буура [26] ведущего шаг я слышал сегодня, а за ним и топот всего каравана, – заговорил Учинчи Кулак.

– Как далеко они идут?

– Тихим ходом путь в два дня вас с ними разделяет. Шаг их тяжёлый, груза много.

Боджинг призадумался.

– Что ещё?

– У Ойгор-хана дочь родилась.

– Хорошо, – ответил Боджинг.

– Да, да, Боджинг-хан, дети – это хорошо.

Учинчи Кулак замолчал.

Хан взглянул на чашу, сделал из неё глоток и снова обратил свой взор на человека-барсука. Учинчи Кулак что-то не договаривал. Почёсывая голову, он пребывал в раздумьях. Его взгляд устремился в пол.

– Всё? – спросил хан.

Учинчи Кулак встрепенулся.

– Боджинг-хан, за плохую весть меня простите.

– Что там у тебя? – прорычал Боджинг.

– Племя ваше, то, что соседствует с ханством Ойгорским, к Ойгор-хану ушло.

– Нурцы?! Ха! Пусть убираются, мне они не нужны.

– Нет-нет, Боджинг-хан. Жить они там же остались, в Долине семи водопадов. Вот только от вас отреклись, – тихим, дрожащим голосом закончил Учинчи Кулак.

– Что? – возмутился Боджинг.

Хан нахмурил брови, его лицо исказилось, глаза налились кровью.

– Долина семи водопадов моя! – процедил он сквозь зубы.

Всё дело в том, что землю, заселённую вольными племенами, хан Боджинг считал своей, а потому не собирался разделять её с чужаками. Но на самом-то деле Долина семи водопадов ему не принадлежала точно так же, как не принадлежала она и нурцам. Земля Уралтая была едина для всех. Любое племя могло свободно кочевать и каждый раз выбирать себе новое место для жизни. Так было и с нурцами. Изначально их род расселился в Долине семи водопадов, а уж потом, во времена правления отца Боджинга, присоединился к ханству. Со временем власть от отца перешла по наследству к сыну, и ханом стал Боджинг. Он постоянно увеличивал дань нурцам, что возмущало народ. Однако, зная буйный нрав своего правителя, люди терпели его, они боялись мести. Наконец, племя решилось на отчаянный шаг и перешло в подданство Ойгорского ханства.