Кинжал всевластия - Наталья Александрова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Катя повернулась на бок и уютно свернулась калачиком, намереваясь заснуть и видеть самые радужные сны. А для этого следовало подумать об Алексее. Но перед глазами отчего-то встало другое лицо – красное, злобное, с выпученными глазами. Игорек, бывший будущий муж.
Катя успела еще возмутиться – она не должна вспоминать о нем, это перевернутая, перечеркнутая страница ее жизни, у нее теперь все сложится по-другому…
И тут же заснула, сохраняя на лице сердитое выражение.
Шейх Адбалла приподнялся на подушках. Его худое, морщинистое лицо, словно источенное неутомимым ветром пустыни, покрылось мелкими каплями пота. Бронзово-смуглая кожа приобрела нездоровый землистый оттенок.
Мальчик, который сидел на корточках перед входом в шатер, ожидая приказаний, широко открыл темные глаза, с любопытством взглянул на старика. Шейх умирал, а мальчик еще никогда не видел смерти, и ему было очень интересно.
– Позови моих сыновей! – негромко проговорил шейх, облизав пересохшие губы.
– Слушаю и повинуюсь! – отозвался мальчик и удалился не слишком поспешно.
Старый шейх умирал, и его приказы выполняли неторопливо, как будто он уже не был шейхом, главой рода, как будто приближающаяся смерть уже отняла у него часть власти, как отняла она его силу и здоровье.
Однако уже через несколько минут сыновья шейха вошли в шатер – высокий, жилистый Кемаль и коренастый, подвижный Мехмет, щеку которого пересекал кривой шрам от сабельного удара. Они спешили, надеясь услышать последнюю волю отца и ревнуя друг друга к его убывающей на глазах власти.
Шейх снова приподнялся, вгляделся в их напряженные, выжидающие лица.
– Я умираю, дети мои, – проговорил он значительно, как будто сообщал некую важную, неведомую доселе истину.
– Это не так, отец! – воскликнул Мехмет и переступил на месте, как застоявшийся в стойле жеребец. – Если будет угодно Аллаху, да славится он во веки веков, вы еще поправитесь и проживете много лет на радость близким…
– Не перебивай меня, – шейх недовольно поморщился, – я знаю, что говорю. Ангел смерти Азраил уже осенил меня своим черным крылом. Но прежде чем умереть, я должен открыть вам большую тайну и объявить свою последнюю волю…
Сыновья замерли в нетерпеливом ожидании.
Шейх обежал глазами шатер и проговорил недовольно:
– Уберите этого любопытного мальчишку! То, что я скажу, не предназначено для посторонних ушей!
Действительно, у входа в шатер снова сидел маленький прислужник, с любопытством наблюдая за происходящим. Мехмет шагнул к нему, протянул руку, чтобы схватить за ухо, но проворный мальчишка улепетнул из шатра, хныкая и потирая нетронутое ухо.
Шейх завозился в постели и вытащил спрятанную в изголовье шкатулку. Кемаль и Мехмет переглянулись. Неужели отец все же откупорит свою кубышку? Они знали об этой шкатулке, но ни разу не видели ее содержимое. Последнее время семья едва сводила концы с концами, овец косил мор, верблюды не давали приплода. Сыновья не раз просили у отца денег, чтобы поправить дела, но тот каждый раз отнекивался, уводил разговор в сторону, а на любые намеки о заветной шкатулке отвечал гневным сверканием глаз. И вот теперь, в преддверии смерти, он сам ее достал…
– Вы не раз спрашивали меня об этой шкатулке, – проговорил шейх, пристально вглядываясь в лица сыновей. – Но прежде я ничего вам не говорил, ибо считал, что вы еще не готовы принять истину. Мне кажется, дети мои, что вы и сейчас не вполне готовы, но у меня нет другого выхода. Я боюсь умереть в любую минуту, боюсь, что истина умрет вместе со мной…
– Вы не умрете, отец! – вступил на этот раз Кемаль, но шейх остановил его властным движением руки.
– Молчи и слушай! – проговорил он негромко и сам замолчал, как будто собираясь с силами. Веки шейха опустились, ни один мускул на лице не двигался, и сыновья переглянулись – уж не умер ли он, так ничего им не сказав?
По пологу пробежала маленькая ящерка, замерла, поблескивая выпуклыми глазами.
Шейх пошевелился, открыл глаза и продолжил:
– Вы знаете, сыновья мои, что наш род издавна кочует по самым отдаленным, самым безлюдным местам?
Сыновья утвердительно кивнули, опустив глаза.
Они считали, что отец боится других, более могущественных шейхов, боится столкновений с более сильными племенами, оттого и пасет стада в таких пустынных, нищих местах.
– Мы таимся от других людей, потому что нашему роду доверено великое сокровище, священная реликвия, которая не должна попасть в чужие руки…
Шейх снова замолчал. Но на этот раз он не закрыл глаза – он пристально, не мигая, смотрел на шкатулку.
– Подойдите ближе ко мне, сыновья!
Кемаль и Мехмет послушно приблизились, остановившись у самого края постели. Ящерка, испугавшись, стремительно кинулась прочь и спряталась в складке полога.
Шейх положил руки на крышку шкатулки, как кладут их на голову любимого сына, желая его благословить, и наконец с явной неохотой открыл ларец.
Сыновья нагнулись, едва не столкнувшись лбами, вгляделись в открытую шкатулку – и едва сумели сдержать вздох разочарования.
Они надеялись увидеть груду драгоценных камней, груду самоцветов, сверкающих всеми цветами радуги – смарагдов, зеленых, как свежая трава, огненных лалов, желтых и синих сапфиров, дымчатых топазов… или, на худой конец, груду золотых монет – пиастров, цехинов, тяжелых дублонов…
Они надеялись, что отцовская шкатулка позволит им поправить дела рода, купить сильных молодых верблюдов, дорогое оружие, красивых рабынь…
Но вместо дорогих каменьев и золотых монет в шкатулке лежал старый кинжал с простой рукоятью, покрытой загадочными узорами. И рядом с ним – такие же простые ножны.
Братья недоуменно переглянулись – вряд ли стоило хранить такой кинжал в заветной шкатулке. Да они сами носили на поясе более дорогое оружие, с отделанными золотом и перламутром рукоятями!
– Вы разочарованы, дети мои? – насмешливо проговорил шейх. – Я вижу, вы ждали чего-то другого!
– Это не так, отец… – запротестовал Кемаль, а Мехмет только сверкнул глазами.
– Я открою вам великую тайну! – прошелестел шейх тихим, слабым голосом. – Тайну, которую наш род хранит долгие века. Этот кинжал – великая святыня, наследие королей давнего прошлого. В самом кинжале и в его ножнах таится огромная сила. Древние короли, владевшие половиной мира, использовали этот кинжал только для священных церемоний. Кинжал воплощает в себе светлое могущество, мужское начало. Его выковали для древних королей кузнецы северного народа, и в нем заключена власть над Севером. В ножнах же воплощено женское начало, его сила и плодородие. Эти ножны изготовили мастерицы Востока, и они передали ножны древним королям вместе с властью над Востоком. Но, только вложив кинжал в ножны великим ритуалом творения, древним ритуалом продления рода, можно подчинить своей власти все народы мира…
– Так что же выходит, отец, – проговорил недоверчиво нетерпеливый Мехмет. – Выходит, что вы – наследник древних владык, вы храните у себя под подушкой ключи от власти над миром? Что же тогда мы так бедно живем, что же мы кочуем по безлюдным, пустынным местам, как последние нищие?
– Замолчи, непочтительный сын! – Шейх сверкнул глазами, как будто к нему вернулись прежние силы. – Наш род – не род королей, святыня – не наша собственность, она лишь доверена нам на хранение. Своей преданностью, своей верностью древним владыкам заслужили мы эту великую честь. Мы – не короли, но и не простые кочевники, мы – слуги священного оружия, его хранители! Ты не дослушал меня, сын, а между тем я еще многое должен сказать, пока смерть не забрала меня в свои чертоги!
Он перевел дыхание. Лицо старика еще больше побледнело, грудь поднималась тяжело и неровно.
– Потому мы и таимся в этих забытых Богом местах, чтобы священное оружие не попало в чужие руки! Я сказал вам, что, вложив кинжал в ножны во время священного ритуала, можно обрести великую власть. Но это может сделать только потомок древних королей. Если же это совершит случайный человек, а также если не соблюсти в точности ритуал – последствия будут ужасны, все народы мира ждет тогда страшный конец! Так вот, сыновья мои, нынче ночью я видел сон, вещий сон…
Шейх снова прикрыл глаза, словно его утомлял дневной свет, но на этот раз он не замолчал, он продолжал говорить, должно быть, боясь, что не успеет закончить, не успеет сообщить сыновьям свою последнюю волю.