Следователь (СИ) - Александр Александров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От кофе Фигаро отказался из санитарных соображений; вместо этого он попросил проводить себя в комнату господина Марко. Старикашка закивал, исчез в квартире и тут же вернулся с подсвечником. Гастон молча поднес к свече серную спичку, не дожидаясь пока домоправитель справиться с колесным кресалом и они стали подниматься на второй этаж по кривой скрипучей лестнице.
В коридоре наверху царила сырость. Обои клочьями свисали со стен, и было совершенно невозможно определить их изначальный цвет. Газовыми рожками тут и не пахло; единственный бледный луч света падал из узкого окна, в которое коридор упирался. На подоконнике сидел большой черный кот и неодобрительно рассматривал неурочных посетителей.
- Пшел! Брысь! – Старичок замахал руками, едва не потушив свечу. – Иди прочь, животное! Сколько раз говорил: за скотину плата отдельная! Жульё!..
Кот презрительно фыркнул, мягко спрыгнул на пол и затрусил к лестнице. Он был жирный холеный мизантроп и явно устроился в этом мире куда лучше, чем всякие там следователи. Фигаро вздохнул и поискал взглядом комнату номер четыре.
Это была обыкновенная деревянная дверь, не так давно выкрашенная светло-зеленой краской. Оловянный шар дверной ручки тускло блестел сквозь царапины и отпечатки жирных пальцев которые на нем оставили бог весть сколько поколений. На двери висел лист бумаги с синюшными печатями жандармерии, сочно-желтыми – Городского Управления и жеманно-розовыми – Федеральной Милиции. Там же чернела надпись:
НЕ ВТОРГАТЬСЯ! МЕСТО ЗЛОДЕЯНИЯ!
Фигаро вставил ключ в замок. Тот вошел легко и просто, как по маслу. Щелк!
- Гастон! И Вы, господин… э-э-э… не помню, как Вас зовут… Останьтесь снаружи. В комнату не входить пока я не разрешу. Даже если меня там будут убивать. В этом случае бегите за жандармами, но ни в коем случае – мне на помощь. Ясно?
- Ясно, – коротко ответил Гастон. Он был бледен, на широком лбу проступала испарина. На щеках у домоправителя тоже блестели капли пота, что было странно – в коридоре было довольно холодно.
- Мерзость-то какая… – прошептал старичок, кутаясь в свой халатик, но Фигаро и без него чувствовал что-то вроде едва заметного, но, несомненно, ядовитого миазма, разъедающего носоглотку, щекочущего ноздри, невидимой пленкой оседающего на коже. Он повернул ключ и медленно открыл дверь, даже не скрипнувшую на хорошо смаханных петлях.
В комнате было темно и холодно как в склепе.
-…Он работал у господина Матика некоторое время, – рассказывал Гастон, пока коляска, управляемая замысловатой ворожбой, пробиралась по узким улочкам Развала. – Сначала в служебном доме, а потом – в усадьбе. Механик. Чинил котлы, чистил дымоходы, занимался водопроводом, печами. Много пил, но мастер был – золото. Я его часто видел – странный и нелюдимый человек. Это если трезвый. Когда закладывал за воротник – а случалось такое частенько – развязывался, но приятнее от этого не становился… Да…
- Судимости?
- Дважды. Оба раза мелкие кражи. Еще раз привлекался за изнасилование, но был оправдан из-за недостатка улик.
- И Матик взял его на службу?
- Нет. На службу его взял я. Мало кто хочет работать у Матика на дому: требуют много, а платят… Платят как обычно. Но одно дело – устроить по недосмотру протечку у какой-нибудь Софочки с Кошачьей Улицы, и совсем другое – у городского головы. А работы в городе и так хватает. Понимаете?
- Понимаю.
- У него был… э-э-э… конфликт с подозреваемой незадолго до смерти. В бумагах все это есть, потом почитаете. Я, если честно, надеялся, что она заявит на него в жандармерию и этого Сплита посадят, но…
- Но вышло иначе.
- Угу. Совсем иначе.
…Фигаро чиркнул спичкой о манжет.
Дрожащий огонек мигом изгнал из комнаты всю ее жуть пополам с мистическим ужасом. Нет, ощущение ядовитого холода никуда не делось, но как бы потеряло актуальность – с утра в кабаке, где хозяевам прижимистость не позволяет подкинуть в печку лишнюю лопату угля, воздух бывает и поядреней.
Комната оказалась маленькой и на удивление чистой. Обои в мелкую клетку, на полу – милый коврик с пасторальной вышивкой: коровы, река, пастушок с дудочкой. Мощный дубовый стол с выдвижными ящиками, платяной шкаф в углу, пузатый комод (настоящий антиквариат), узкое окно, наглухо закрытое жестяными ставнями, пара мягких стульев. У окна на железной подставке стояло чудо техники – немецкий керосиновый примус, вычищенный до блеска. На столе – большая масляная лампа.
И широкая двуспальная кровать у стены.
Рядом с кроватью на полу валялась подушка и ворох несвежих скомканных простынь. Из рыжего матраца кое-где вылезал гусиный пух. Возле кровати стоял слабый, но несомненный кисловатый душок, напоминающий то ли о вокзальной уборной, то ли о давно не чищеном курятнике.
- Тут его и нашли? – следователь кивнул на кровать.
- Да, – Гастон сделал нервное движение к порогу комнаты и тут же отскочил назад. – Перед смертью он обмочил кровать.
Фигаро хмыкнул и, подойдя к столу, снял стеклянный колпак с лампы. Повозился с фитилем, зажег лампу от почти догоревшей спички. В комнате сразу стало светло – было видно, что за лампой, как и за примусом, хорошо следили.
- Вы! – следователь повернулся к домоправителю. – Постоянно забываю, как Вас зовут…
- Фрюк, госполин следователь. Гуга Фрюк, – старикашка аж подпрыгивал, стараясь заглянуть за плечо Гастону, стоявшему в дверном проеме. Получалось у него плохо – Гастон был мужик немаленький.
- Господин Фрюк, Вы нашил тело в ту ночь?
- В тот вечер, господин следователь. Часы на башне как раз пробили десять.
- И сразу сообщили жандармам?
- Не жандармам. Я сразу побежал в отделение Инквизитория. Извозчика взял! Отдал полтину с мелочью…
- …которые Вам возместили после составления акта. А скажите-ка, друг мой любезный, чего это Вам вздумалось навестить Вашего постояльца в такой неурочный час? И как Вы определили, что бежать надо именно в Инквизиторию? – Фигаро поднял пушистые брови, из-за чего на его подвижном лице появилось выражение комичного недоумения.
Домоправитель захихикал, потирая руки. Гастон возвел очи горе; судя по всему, историю своей невероятной проницательности старичок рассказывал при нем уже не в первый раз.
- Ну а как же! А как же! Каждый день, ровно в десять по городским часам принимаю я, значит, пилюли от радикулита. Часы пробили, я как раз снял с печи чайник, залил их кипятком…м-м-да… Поставил стакан с лекарством в кастрюльку с холодной водой – такую, знаете, маленькую – чтобы простыло все это дело быстрее… дэ-э-э… И только собрался пить, как господин Марко, господин, надо сказать, тишайший, принялись так орать, что у меня волосы дыбом встали. Котельная в тот вечер не работала, так что через отопительные решетки хорошо слышно было. Я уже подумал, что этот Марко пожар устроил, схватил алхимический пеногон и на лестницу. Ан тут как бабахнет! – домоправитель вскинул руки, чтобы показать, как именно бабахнуло. – А потом – ка-а-а-ак даст! Аж пол подпрыгнул! А потом так – та-та-та-та! А потом эдак – бумс! Все стекла по второму этажу – вдребезги! Я бегом по лестнице – господин Марко уже не кричал больше – добежал до двери… ну, вот до этой самой. И вспомнил, что забыл ключи. В дверь стучал руками и ногами – хоть бы хны, не отзывается никто. Пока я за общим ключом сбегал – ну, за тем, что от всех дверей – тишина. Открываю я дверь, а постоялец-то мой на кровати скорчился – я так тоже, бывает, корячусь, когда язва прихватит, едрить ее туда и растуда. А над ним… ну, навроде как дым. Только дым этот черный и такой, знаете… склизкий. Тут у меня в горле запершило, глаза заслезились и, стыдно сказать, задал я оттуда такого стрекача, что остановился только в Кованом Переулке. Вот и скажите, милейший, куда мне потом было бежать? В инквизиторию, ясен день!
- А дальше?
- Что ж дальше? Налили мне там водки, дали огурцом закусить – трясся я больно, выспросили, что да как, потом ткнули под нос какой-то трубкой с часиками и велели ждать в приемной. Ну, я до утра и проспал там у них на диванчике…
- Ага, – Фигаро почесал затылок. – То есть входная дверь была заперта. А окно?
- В смысле, в комнате господина Марко? Закрыто, понятно. Холодно же! Только стекла все повылетали. Потому-то я ставни везде и опустил.
- Ясно, – Фигаро пожал плечами. – Что ж, пока рано делать какие-либо выводы. А ну-ка…
Он бухнул саквояж на стол, открыл его и достал устройство, чем-то напоминающее толстую металлическую дубинку, которую охватывал медный змеевик. На конце у «дубинки» было припаяно нечто вроде манометра с торчащими наружу пружинками, стальными усиками и головками завода.
При виде загадочной штуковины домоправитель просиял.
- Вот такой вот трубкой, господин следователь, меня под нос и тыкали. Точь-в-точь!