Романтические рассказы - Артур Конан-Дойль

- Вы принесли какие-нибудь приятные новости, Джон, - вскричала она, кладя руки на плечи и смотря ему в глаза. - Я сужу по вашей походке. Мистер Фэрбэрн намерен все-таки продолжать дело.

- Нет, дорогая, - отвечал Джон Хёксфорд, приглаживая ее роскошные темные волосы, - но мне предлагают место в Канаде с хорошим жалованьем, и если вы взглянете на это, как я, то я поеду туда, а вы с бабушкой можете приехать, когда я устроюсь там. Что вы скажете на это, моя милая?

- Как вы решите, так и будет хорошо, Джон, - спокойно проговорила молодая девушка. Выражение надежды и доверия светилось на ее бледном некрасивом лице и в любящих темно-карих глазах. - Но бедная бабушка, как перенесет она переезд через океан?

- О, не заботьтесь обо мне, - весело вмешалась старуха. - Я не буду вам помехой. Если вы нуждаетесь в бабушке, бабушка не слишком стара для путешествия; а если не нуждаетесь, то ведь она может присматривать за коттеджем, и держать родной дом в готовности принять вас, когда вы вернетесь на родину.

- Конечно, мы нуждаемся в вас, бабушка, - сказал Джон Хёксфорд с веселым смехом. - Вот фантазия оставить бабушку дома! Этого никогда не будет, Мэри! Если вы обе приедете, и мы сыграем как следует свадьбу в Монреале, то обыщем весь город, пока не найдем дом, сколько-нибудь похожий на этот. Снаружи дома у нас будут такие же ползучие растения; а когда мы закроем двери и будем сидеть вокруг огня в зимние ночи, то пусть меня повесят, если можно будет сказать, что мы не дома. Там тот же язык, как и здесь, Мэри, и тот же король, и тот же флаг; не будет похоже на чужую страну.

- Нет, конечно, нет, - с убеждением ответила Мэри.

Она была сирота, и у нее не было родных, кроме старой бабушки. Единственным ее желанием было сделаться женой любимого человека и быть полезной ему. Там, где были два любимых ею существа, она не могла не чувствовать себя счастливой. Если Джон уезжает в Канаду, то Канада делается ее родиной, так как что мог дать ей Брис-порт, раз он уехал?

- Так, значит, сегодня вечером я напишу, что согласен на предложение? спросил молодой человек. - Я знал, что вы обе будете того же мнения, что и я, но, конечно, не мог принять предложения, пока не переговорил с вами о нем. Я могу отправиться в путь через неделю или две, а затем месяца через два я все приготовлю для вас сам, за морем.

- Как скучно будет тянуться время, пока мы получим от вас весточку, дорогой Джон, - сказала Мэри, пожимая руку Хёксфорда, - но да будет воля Божья! Мы должны быть терпеливыми. Вот перо и чернила. Вы можете сесть за стол и написать письмо, которое заставит нас троих переехать через Атлантический океан.

Странно, какое влияние мысли дона Диэго имели на человеческую жизнь в маленькой девонширской деревне.

Согласие было послано, и Джон Хёксфорд немедленно начал приготавливаться к отъезду, так как монреальская фирма дала понять, что вакансия верная, и что выбранный человек может явиться немедленно для вступления в отправление своих обязанностей. Вскоре скромная экипировка была заключена, и Джон отправился на каботажном судне в Ливерпуль, где он должен был пересесть на пассажирский пароход, идущий в Квебек.

- Помните, Джон, - прошептала Мэри, когда он прижал ее к груди, - на Бриспортской набережной коттедж принадлежит нам; и что бы ни случилось, мы можем всегда воспользоваться им. Если бы обстоятельства случайно приняли другой оборот, у нас всегда есть кров, под которым мы можем укрыться. Там вы найдете меня, пока не напишете, чтобы мы приезжали.

- А это будет очень скоро, моя милая, - ответил он весело, в последний раз обнимая ее. - Прощайте, бабушка, прощайте!

Корабль был дальше мили от берега, когда он потерял из виду фигуры стройной тонкой девушки и ее старой спутницы, которые стояли, смотря и кивая головами, на краю набережной из старого камня. С упавшим сердцем и смутным чувством угрожающей опасности увидел он их в последний раз в виде маленьких пятнышек, исчезнувших в толпе, которая окружала набережную.

Из Ливерпуля старуха со внучкой получили письмо от Джона, извещавшее, что он только что отправился на пароходе "Св. Лаврентий", а шесть недель спустя второе, более длинное, сообщавшее о благополучном прибытии в Квебек и описывавшее впечатление, которое на него произвела страна. После этого наступило долгое ненарушимое молчание. Проходили неделя за неделей и месяц за месяцем, но никаких известий из-за моря не было.

Минул год, за ним другой, а сведений о Джоне все не было. Шеридан и Мур в ответ на запрос ответили, что хоть письмо Джона Хёксфорда дошло до них, сам он не явился, и они были вынуждены заместить вакансию. Мэри и бабушка продолжали надеяться и каждое утро ожидали почтальона с таким нетерпением, что добросердечный малый часто делал крюк, чтобы не проходить мимо двух бледных озабоченных лиц, которые смотрели на него из окна коттеджа.

Спустя три года после исчезновения Хёксфорда старая бабушка умерла, и Мэри осталась совершенно одинокой. Убитая горем, она с грехом пополам жила на маленькую ренту, которая перешла к ней по наследству, с глубокой тоской раздумывая о тайне, которая окутала судьбу ее возлюбленного.

Но для провинциальных соседей давно уже не существовало никакой тайны в этом доме. Хёксфорд благополучно прибыл в Канаду - доказательством чего было письмо. Если бы он умер внезапно во время поездки из Квебека в Монреаль, то было бы произведено официальное следствие, а личность его можно было установить по багажу. Делали запрос канадской полиции, и она дала положительный ответ, что не было никакого следствия и не найдено никакого тела, которое можно было бы принять за тело молодого англичанина. Казалось, оставалось только одно объяснение: он воспользовался первым случаем, чтобы порвать все старые связи, и скрылся в девственные леса или в Соединенные Штаты, чтобы начать новую жизнь под другим именем. Никто не мог сказать, зачем ему было делать это, но судя по фактам, предположение это казалось весьма вероятным, Поэтому из уст мускулистых рыбаков часто вырывался ропот справедливого гнева, когда Мэри, бледная, с печально опущенной головой, шла по набережной за покупками. Более чем вероятно, что если бы Хёксфорд вернулся в Бриспорт, его встретили бы грубыми словами, а может быть, кое-чем и похуже, если бы он не смог привести каких-нибудь вполне уважительных причин своего поведения. Это общепринятое объяснение молчания Джона, однако, никогда не приходило в голову одинокой девушки с простым доверчивым сердцем. Шли годы, но к ее горю и недоумению никогда ни на одну минуту не примешивалось сомнение в честности пропавшего человека. Из молодой девушки она превратилась в женщину средних лет, затем достигла осени своей жизни, терпеливая, кроткая и верная, делая добро, насколько было в ее власти, и покорно ожидая, когда судьба в этом или другом мире возвратит ей то, чего она так таинственно лишилась.

Между тем ни мнение, поддерживаемое меньшинством, что Джон Хёксфорд умер, ни мнение большинства, обвинявшее его в вероломстве, не соответствовали действительному положению дел. Все еще живой, он был жертвою одного из тех странных капризов судьбы, которые так редко случаются и настолько выходят из области обыкновенного опыта, что мы могли бы отвергнуть их как невероятные, если бы не имели самых достоверных документов из случайной возможности. Высадившись в Квебеке с сердцем, полным надежды и мужества, Джон занял плохонькую комнату в одной из отдаленных улиц, где цены были не так непомерно дороги, как в других местах, и перевез туда два сундука со своими пожитками. Поместившись, он решился было переменить ее, так как хозяйка и жильцы пришлись ему очень не по вкусу; но почтовая карета в Монреаль отправлялась через день или два, и он утешал себя тем, что неудобство продолжится только это короткое время. Написав письмо Мэри, чтобы дать знать о своем благополучном прибытии, он решился заняться осмотром города, сколько успеет, и гулял целый день, вернувшись в свою комнату только ночью.

Случилось, что дом, в котором остановился несчастный молодой человек, пользовался дурной славой из-за дурной репутации его жильцов. Хёксфорда направил туда человек, который только тем и занимался, что шлялся по набережным и заманивал в этот вертеп вновь приехавших. Благодаря благообразному виду и учтивости этого человека наивный английский провинциал попал в расставленные сети, и хотя инстинкт подсказал Хёксфорду, что он в опасности, но, к несчастью, он не привел в исполнение принятого было намерения сразу спастись бегством. Он удовлетворился тем, что целые дни проводил вне дома и избегал, насколько возможно, общения с другими жильцами. Из нескольких оброненных им слов, содержательница гостиницы вывела заключение, что он иностранец, о котором некому было справляться, если бы с ним случилось несчастье.

Дом имел дурную репутацию за спаивание матросов, которое совершалось не только с целью ограбления их, но также и для пополнения судовых команд отходящих кораблей, причем людей доставляли на корабль в бессознательном состоянии, и они приходили в себя, когда корабль был уже далеко от Св. Лаврентия. Презренные люди, занимавшиеся этим ремеслом, были очень опытны в употреблении одуряющих средств. Они решили применить эти знания к одинокому жильцу, чтобы обшарить его пожитки и посмотреть, стоило ли тратить время на их похищение. Днем Хёксфорд всегда запирал свою комнату на ключ и уносил его в кармане. Если бы им удалось привести его в бессознательное состояние, то ночью они могли бы осмотреть его сундуки на досуге и затем отречься, что он вообще когда-либо привозил с собою вещи, которые у него пропали.